шляпку и закрепляете шило с помощью изящного шарика.
Хотите снять заколку — выдерните шило из шляпки — и заколка у вас в руках.
Шило, шарик, шляпка — именно эти предметы привлекли предприимчивого Аркашу. Вечерами он прогуливался по темному бульвару Профсоюзов или выезжал на Кировские острова. Аркаша выслеживал одиноких женщин, подскакивал к ним неожиданно и выдергивал из шляпки шило и шарик…
За вечер ему удавалось надергать до двадцати заколок.
Встает Аркаша поздно. Выходит во двор. Подзывает к себе какого-нибудь человека лет восьми — десяти и говорит:
— Пацан, пойдем со мной, кой-чего покажу…
Аркаша никого не зовет по имени. Девчонка перед ним — все равно «пацан».
Выкатит на тебя Аркаша круглые свои, карие глаза и запоет, хрипло придыхая:
А васински ребята
Кричат: «Чеснок, постой!»
Чеснок остановился,
А васински кругом,
«Вы бейте чем хотите,
Да только не ножом…»
После этого куда угодно пойдешь.
У Аркаши дома, на огромном листе картона, сотни заколок. Каких только расцветок и узоров здесь нет!
— Ну, гривенник, — говорит Аркаша, — гривенник — и любая твоя.
…И вот Аркаша попался.
Он стоит, кудрявый, с нахальными глазами, и крутит на пальце медную цепочку. Знаете, в уборных такие цепочки висят.
Аркаша стоит перед собранием, а собрание гудит.
Скамейки внизу сплошь заняты. Люди сидят на ступеньках до самого второго этажа, другие толпятся на воздухе и время от времени спрашивают стоящих внутри: «Ну, как?». Те отвечают, как и что, и получается легкий шум.
А кто живет на этой лестнице, тем и вовсе хорошо. Вынесли стулья, кресла, а бабушка Жабыко — качалку. Расположились удобно, каждый на своем этаже. Иногда перегибаются через перила и кричат:
— Тише! Нам ничего не слышно!
Допрашивают свидетелей. Их вводят по одному. Наточку. Вовочку. Петю. Сережу. Борю. Дину. Шестилетнего Коку, который никак не может в толк взять, чего от него хотят. Лелю, Симу, Котю, Васю, Розу Степанову, близнецов Караваевых, которые долго молчат, но когда их отец, сидящий в первом ряду, грозит братьям ремнем, дружно ревут и размазывают по щекам слезы признания. Веньку, Юру, меня… Я ведь тоже из этого дома. Вы, надеюсь, не забыли, что Туся Пряников — друг моего детства.
Т у с и н п а п а. Ты покупал у Аркадия заколки?
Я. Покупал.
Т у с и н п а п а. Сколько раз?
Я. Не помню… Раза три, что ли…
Т у с и н п а п а. Сколько ты платил?
Я. По десять копеек…
А р к а ш а. Врешь, пацан! Пятак платил!
Т у с и н п а п а. Аркадий, тебе слова не давали!
А р к а ш а. Подумаешь…
М о й о т е ц
Я. От завтраков…
Лестница зловеще хохочет. «Придумай лучше! И этот туда же! Сговорились, видно…»
М о й о т е ц. Вот придем домой, я тебе покажу завтраки…
Т у с и н п а п а. Тише, граждане! Еще один вопрос. Скажи, зачем тебе эти… заколки?
Я молчу.
Что я могу ответить? Сам не знаю — зачем. Все покупают, а я что — рыжий?
Т у с и н п а п а. Ну?
Я. Не знаю…
Т у с и н п а п а. Не знаешь. Хорошо, иди… Роза Степанова!
Р о з а. Я здесь!
Дело вырастает до гигантских размеров. Оказывается, почти все дети нашего дома замешаны в эту историю, и дети соседнего — тоже, и дети дома, что напротив…
Тусин папа произносит речь, смысл которой в том, что пробил час и нашему дому пора расстаться с Аркашей. «Как это ни прискорбно», — говорит Тусин папа.
Аркаша — как я теперь понимаю — был хорошо знаком с судебными порядками. Он просит «последнего слова» и говорит следующее:
— Меры, да? Хулиган, да? Вор, бандит, всякое такое? А ваш пацан? Тоже покупал, вот! Откуда деньги брал? Его спросите…
Ай, Аркаша! Ну и змей!
Вокруг начали: «Видал… Председателя сын, а смотри-ка, тоже того…»
Так вот почему Туся не захотел идти на лестницу! Он мне сказал: «Голова что-то болит. Дома посижу…»
Тусин папа растерялся вначале — я это отчетливо видел. Он снял очки, покрутил, снова надел. Потом поднял руку, призывая граждан к молчанию, и сказал:
— Вызываю свидетеля Шурика Пряникова!
На лестнице стало тихо. Кто-то позвонил к Тусе в квартиру — дзинь, дзинь… Открылась дверь — и в сопровождении мамы по лестнице стал спускаться Туся. Он шел, опустив голову. Ему приходилось переступать через чьи-то ноги, буквально продираться сквозь толпу.
Наконец он остановился перед председательским столом.
Т у с и н п а п а. Шурик, ты покупал у Аркадия заколки?
Т у с я. Да…
Т у с и н п а п а. Сколько раз?
Т у с я. Пять…
Т у с и н п а п а. Почем?
Т у с я. По десять копеек…
А р к а ш а. Врешь, пацан! По пятаку!
Т у с и н п а п а. Аркадий, тебе слова не давали!
А р к а ш а. Подумаешь…
Т у с и н п а п а. Где ты брал деньги?
Т у с я. В копилке…
Т у с и н п а п а. Но… копилка ведь закрыта?..
Т у с я. Да, закрыта.
Т у с и н п а п а. Не понимаю…
Т у с я. Я шпилькой…
Т у с и н п а п а. Что?!
Т у с я. Маминой шпилькой…
Т у с и н а м а м а. Какой ужас!
Г о л о с а и з п у б л и к и. Ну и ну!.. Пай-мальчик, а?.. Не скажи-и!.. Сейчас шпилькой, потом отмычкой… Это уж точно!..
Т у с и н п а п а. Я буквально огорошен… Эта новость…
Г о л о с и з п у б л и к и. Выдери — и дело с концом!
Т у с и н п а п а. Тише, граждане! Скажи, Шурик, зачем ты покупал эти заколки? А?
