пути. Однако Чен воспринял эту новость чрезвычайно спокойно. Зим не стал рассказывать ему про находку под перевалом. Когда Макс спросил его о причинах, Зим ответил, что надо поберечь питание телефонов.
– Тебя прямо в РАО «ЕЭС» определять надо, – ехидненько заметил Макс. – Всё-то ты у нас экономишь. Харчи, горючее, батарейки.
– Кроме чая, – согласился Зим. – Я набрал его минимум на месяц. Но он лёгкий.
– На месяц? – удивился Макс.
– Считай, это моя личная шиза, Максим. Понимаешь, как-то в 1989 году я оказался в экспедиции на Чукотке. Время тогда, сами помните, было какое – всё на свете продавалось по талонам. А большая часть вещей не продавалась вообще. И тогда я понял совершенно отчётливо одно – при самых больших способностях к выживанию существуют две вещи, которые человек не может изготовить, находясь в природных условиях: чай и сахар.
Зим снова вышел из палатки до наступления рассвета. Небо тускнело, вершины на другой стороне долины зазолотились первыми лучами солнца. Зим подошёл к краю обрыва, начинавшегося в десяти метрах от бивака. Теперь он мог разглядеть таинственное сооружение под абсолютно другим углом. Если он не ошибался, то именно здесь в его поле видимости должны были попасть ворота, ведущие внутрь ступообразного сооружения. Ведь никто не строит зданий без дверей, не правда ли?
За два часа наблюдений до Зима несколько раз долетал рокот обвалов. Казалось, горы обрушиваются со всех сторон: спереди, сзади, на другой стороне долины – и в какой-то миг у Зима даже возникло ощущение, что камень пролетел прямо над лагерем. Утешало одно: когда Александр выбирал площадку для лагеря, то специально обратил внимание на то, чтобы на ней отсутствовали острые, свежесколотые булыжники и каменная крошка – следы недавних камнепадов.
Не покидая своего наблюдательного пункта, Зим достал из палатки свёрток с оружием. Вынул и собрал винтовку. Затем из разных мест рюкзака достал несколько пластиковых коробчатых магазинов, снарядил их патронами. Пристегнул на оружие новый кожаный ремень, отрегулировал его длину и обмотал застёжки тянущейся изолентой.
В любом случае пришло время будить спутников.
Как всегда словно почувствовав чужие мысли, из палатки вылез Хорхой.
– Смотри, сиз-голубь, – обратился к нему Зимгаевский, – я вот уже полтора часа разглядываю эти хоромы внизу. Но у меня есть странное ощущение, что парни, строившие их чёрт-те когда, считали любые двери архитектурным излишеством. Вот, посмотри – проёмы в стенах, судя по всему, никогда не закрывались воротами. А двери в центральном здании – наверное, цитадели – вообще отсутствуют.
– Ну, меня это не очень удивляет, – произнёс Хорхой. – Те, кто создавал эту конструкцию, руководились совершенно другими критериями при её возведении.
– Тем не менее люди здесь проходили и в незапамятные времена. Проходили тем самым хребтом, по которому вчера двигались мы. Ты видел рисунок меча на стене кварцевой жилы?
– Конечно. И ещё наконечники стрел, рассыпавшиеся в глине. Почему ты думаешь, что в прежние времена люди были не такими отважными, как мы, нынешние? Или не такими сообразительными? Бросок по гребню хребта, наверняка, давал возможность какому-то полководцу вывести свои отряды в тыл врага. Или они задавались целью захватить некую господствующую высоту. Тот же Александр Македонский использовал скалолазов, когда ему потребовалось захватить Оксианскую скалу. И, наверняка, он не был пионером этого дела. Люди воевали в горах за тысячи лет до Александра. Если уж на то пошло, в сорок втором году дивизия «Эдельвейс» вышла на Эльбрус по гребню Кавказского хребта, а не по его долинам. Кстати, ты обратил внимание, что на камне был высечен меч западноевропейского образца?
– Я не такой знаток оружия, как может показаться, Хорхой. Я подумал о другом – для того, чтобы нанести его изображение на поверхность кварца, художник должен был иметь очень прочный резец.
– Надо поднимать Максима. К вечеру обвалов станет больше. Лёд, скрепляющий камни, подтаивает, и те начинают скользить вниз.
– Не знаю, я только что слышал c десяток падений.
– А это – серия обвалов перед рассветом. Тогда наоборот: вода, попавшая за день в трещины, замерзает, и камни рушатся вниз.
– В общем, и днём херово, и ночью погано. Пора нам убираться из этих мест. Давай вскипяти воду, да буди Макса, я ещё немного понаблюдаю.
Теперь они вышли на тропу в одиннадцать. Зим двигался вперёд крайне осмотрительно. Трижды им пришлось возвращаться назад – путь преграждали непроходимые стены и крутые кулуары, и в конце концов Зимгаевский принял решение подниматься на самый верх и вновь перемещаться по гребню.
Отрог Кара-Суу совершенно не походил на гребень водораздельного хребта. Судя по всему, его слагали совершенно иные породы, сильно подверженные выветриванию, отчего сам отрог выглядел как хребет гигантского ящера. Вершина его представляла собой настоящую гребёнку из вертикальных, отдельно стоящих каменных зубцов – от пяти до пятидесяти метров высотой. Обход этих, стоящих вертикально, останцев отбирал массу времени и сил, путники выдыхались и теряли бдительность. В довершение ко всему, облако тумана, нависшее над озером Кара-Коль, не желало рассеиваться, и Зим только тогда прекратил движение, когда прямо под собой услышал громкие человеческие голоса.
Они находились на месте. Теперь оставалось только ждать.
Путешественники, превратившиеся из путников в разведчиков, оказались в очень сомнительной ситуации. Прежде всего, они находились в условиях скверной видимости – не далее пятидесяти метров. Прямо под их ногами начиналась отвесная скала, и высоту этого обрыва не взялся бы предсказать не только Хорхой, но и сам Кашпировский. При всём при том Зим не исключал наличия какого- нибудь другого, лёгкого пути к их убежищу. Или наличия системы секретов выше по склону. Тогда, вполне вероятно, если туман рассеется, они окажутся прямо на глазах многочисленных и хорошо вооружённых врагов.
Ещё одной проблемой было то, что звуки в тумане разносятся очень неравномерно. В какой-то момент они услыхали металлический стук и раздражённые голоса из воздуха прямо впереди себя. Но Зим готов был поспорить на что угодно, что перед ними находится только горный склон, и до него ещё не менее двух километров. В основном же звуки активной хозяйственной деятельности доносились непосредственно из-под ног.
Зим расположил свою маленькую группу на уступе скалы, среди россыпи больших валунов, причём постарался сделать так, чтобы сверху их позицию прикрывал каменный козырёк. В пользу того, что повстанцы не поднимались высоко по нависшим над их убежищем горам, говорило и то, что нигде во время спуска они не встречали ни человеческих следов, ни троп, ни разметок подъёмов и спусков, которые, как правило, присутствуют везде, где люди часто поднимаются в труднодоступные горы.
Зим позвонил Чену и вполголоса сообщил ему о том, в каком положении они находятся. Чен спросил, на каком языке говорят люди внизу. Зим задумался и обратился к Спадолину. Тот с некоторой неуверенностью ответил, что вроде бы несколько раз улавливал слова вайнахского наречия.
Проблема состояла ещё и в том, что для приличного качества связи необходимо было выходить из-под скального козырька. Впрочем, как сверху, так и снизу продолжали клубиться свинцовые щупальца тумана. В конце концов утомлённые долгим переходом и постоянной нервотрёпкой люди разложили спальные мешки в нишах под камнями, и Зим предложил ребятам подремать.
В какой-то момент сон сморил и его.
Проснулся Алекс от неожиданного света. Это был рассеянный свет, пробивавшийся из-под кромки облаков, которые уже достаточно приподнялись над долиной. Край облачности висел в ста метрах над их головами, и именно наверх было обращено внимание Зимгаевского. Однако прямо по соседству ему не удалось заметить ничего, кроме обрывистых скал и снежного поля, испещрённого многочисленными следами обвалов. Тогда он осторожно подкрался к краю уступа и заглянул вниз.
Там располагался хорошо оборудованный военный лагерь: с десяток палаток, общая казарма, переоборудованная из кошары, а также каменная цитадель, обнесённая стенами. В отличие от Крепости Камня, это сооружение, безусловно, было военным укреплением. «Чертовски хорошим военным укреплением», – подумал Зим. Круглая ступообразная цитадель имела как минимум два входа, была обнесена квадратной стеной, причём каждая её сторона была не меньше трёхсот метров в длину, а по углам
