Людей сажали, как картошку. Но картошку сажают ненадолго, на пару месяцев, а людей сажали на долгие годы. Так посадили Григория Свиридовича — за чрезмерную любовь к своим предкам, так же посадили и Григория Давидовича — за сокрытие своих предков. И еще за анекдоты. Тогда они казались Григорию Давидовичу остроумными, а теперь он не видит в ник ничего смешного. Теперь он вообще не понимает, почему люди смеются над анекдотами. Может, у него пропало чувство юмора? Может быть, оно пропадает в темницах, как фотопленка на свету?
Он сделал жест, будто подсекает. Когда-то он был крупнейший на Украине рыбак, хотя и не такой знаменитый, как Натан Рыбах, украинский писатель.
Сейчас они сидели на солнышке, на скамеечке. Времена переменились. Григорий Свиридович уже не так гордился своими предками, Григорий Давидович уже не так стеснялся своих предков и даже чуть-чуть ими гордился. Но, конечно, прямо этого не высказывал. Он вообще многого прямо не высказывал, такая у него была жизнь. А Григорий Леонидович остался интернационалистом, но таким невоинствующим, что его хоть голыми руками бери.
Они сидели на скамеечке и разговаривали. Точнее, разговаривали Григорий Свиридович и Григорий Давидович, а Григорий Леонидович никак не мог вспомнить, что он хотел сказать. А если вспоминал, что хотел сказать, то не мог вспомнить, сказал он это или только собирался. А когда вспоминал, что сказать собирался, вылетало из памяти, что именно он собирался сказать.
Григорий Давидович сделал очередной жест и спросил:
— А вы знаете, почему рыба клюет на червяка?
— Такое у нее меню, — сказал Григорий Свиридович.
— Потому что кушать хочет, сказал Григорий Леонидович и задумался: сказал он это уже или не сказал?
Григорий Давидович отверг оба ответа. Рыба клюет на червяка, потому что стесняется своего происхождения. Она же происходит от червяка, Григорий Давидович сам читал об этом в какой-то книжке.
Конечно, происходить от червяка… — закивал Григорий Свиридович. Тут от обезьяны происходишь, и то как-то не по себе. Одно выручает, сказал Григорий Давидович, что от обезьяны происходят абсолютно все. А если б одни происходили, а другие не происходили, тут бы мы имели массу неприятностей
Вот и птицы тоже: все произошли от пресмыкающихся. Им говорили: рожденный ползать летать не может, но они пропустили это мимо ушей. И это помогло им подняться над своими предками.
Все трое замолчали и задумались. Каждый вспомнил свою жизнь — насколько она подняла его над предками. Или опустила ниже предков. Наверно, гордиться предками нельзя, думал Григорий Свиридович, гордиться можно только потомками. И стыдиться можно только потомков, думал Григорий Давидович. Потому что только за потомков мы можем нести ответственность.
Они сидели на солнышке, на скамеечке. Солнышко было у них над головой, а где была скамеечка? Скамеечка была на берегу Средиземного моря, в неожиданной для их прошлого стране, а для будущего — в нормальной стране, жаль, что его мало осталось, этого будущего. Это прожорливое прошлое, оно глотает будущее, как рыба глотает червяка, но, конечно, совсем из других соображений. А из каких соображений? Вот бы ответить на этот вопрос!
Григорий Леонидович поставил перед собой этот вопрос и теперь мучительно вспоминал: поставил он его или не поставил.
Пенсии не будет
Пенсии сегодня не будет.
Очередь в сберкассу обмякла, расползлась, но еще не разошлась, цепляясь друг за друга обрывками разговоров.
Пенсионная дама, перекрашенная в даму вполне средних лет, но не настолько, чтоб остаться без пенсии, рассказывает бритоголовому, втайне лысому джентльмену, который порядком вымахал вверх, но, начиная со спины, уже начал возвращаться обратно, о человеке, который тяжело работал всю жизнь, а на старости лет остался без пенсии. Говоря это, дама краснеет от возмущения, хотя, если быть достаточно точным, покраснела она задолго до возмущения, скорее всего это была домашняя заготовка.
— А где он работал? — спросил малогабаритный старичок с канцелярской папкой, с которой он, возможно, ходил за продуктами, потому что много ли надо такому мелкому старичку.
— Да так, на одной горе, — отвечала дама, скользнув мимо него взглядом, поскольку попасть в него было затруднительно. — Но работа тяжелая, физическая. Приходилось выкатывать на гору большущий камень — с самого низа на самый верх.
— И он выкатил? — загорелась глазами бабулька, которая вся состояла из любопытства, впрочем, упакованного довольно плотно в пухлую, рыхлую, местами отвисшую упаковку.
По тем скудным сведениям, которыми располагала дама, выкатить камень на самый верх не удалось. Бедняга уже почти докатит, но на последних метрах камень срывается.
— Выходит, он работал без всякого результата? — порадовался мелкий старичок. — За что же тогда ему давать пенсию?
Бывшая очередь считала, что пенсию надо дать. Другие еще хуже работают, а пенсию получают.
— А зачем он катил этот камень? — полюбопытствовала бабулька.
А низачем, последовал ответ. Просто такая работа.
Ну, если такая работа, загомонила бывшая очередь. Раз такая работа, пенсию надо дать.
Кто-то предположил, что, когда камень несется с горы, могут происходить несчастные случаи. А за весь трудовой стаж можно столько народу перебить, что не выдержит никакой уголовный кодекс.
— И за это полагается пенсия? — ядовито спросил старичок с продуктовой папкой.
Нет, твердо сказала дама. Пенсия ему полагалась за работу. Такая у него была работа — катить камень вверх. Людей же убивало, когда камень катился вниз, какое ж это имело к нему отношение?
Старичок с продуктовой папкой заметил, что, если б камень не выкатывали на гору, он бы не скатывался с горы.
— Кто его знает, — вздохнула бабулька, и у нее это прозвучало как вопрос, рассчитанный на конкретный ответ.
Никто из знающих не откликнулся.
— Может, скатился бы, а может, не скатился бы, — сказала дама, уже без всякой логики. — Тут важно, что человек остался без пенсии.
— А как зовут этого трудягу? Случайно не Сизиф? — спросил тайно лысый.
— Откуда вы знаете? — поразилась дама, высоко вскинув брови, что тоже скорее всего было домашней заготовкой.
Джентльмен не стал распространяться на этот счет. У него были свои источники информации.
А дама все не могла успокоиться: как жить без пенсии пенсионному человеку? Приятель обещал продуктов подбросить, но ничего не мог достать: только руку протянет, как все куда-то исчезает.
— Коррупция, — определил старичок.
— А как зовут этого приятеля? Случайно не Тантал? — спросил тайно лысый, владеющий, вероятно, многими тайнами.
— Ну откуда, откуда вы все знаете? — запричитала любопытная бабуля.
Бритолысый улыбнулся со своей высоты, но не выдал источника информации.
Знаменосица
Тут у нас по соседству живет знаменосица. Старенькая такая, давно на пенсии. Муж у нее был
