шага вперед, восстанавливая первую линию строя. Такое движение при шахматном расположении воинов может осуществляться практически мгновенно. Так одна линия впереди строя сменяет другую до тех пор, пока не настанет момент ближнего боя на мечах. Быстрая смена шеренг метателей копий может продолжаться, пока не кончится их запас, который, конечно, не исчерпывается двумя копьями, состоящими на вооружении каждого воина».
«Точно так же легионеры могли сменять друг друга в бою на мечах, который, при условии, что обе противостоящие армии придерживаются той же тактики, не сводится к всеобщей свалке, а состоит из многочисленных индивидуальных поединков». Далее историк добавляет, что он консультировался по этому вопросу у опытного военного, который заметил, что «описанная смена воинов передних шеренг не является чем-то невозможным, и в те времена, когда люди еще не почувствовали оглушающего грохота пороховых зарядов, подобный маневр в строю был легко осуществим».
Третья часть воинов легиона численностью шестьсот человек действовала в качестве резерва. Она всегда формировалась из солдат-ветеранов, которые назывались триариями. Их вооружение было аналогично гастатам и принципам за тем исключением, что вместо тяжелого метательного копья они имели тяжелое копье-пику. Оставшиеся воины легиона относились к легковооруженной пехоте, которая действовала в небольших стычках. В те времена в составе каждого легиона было примерно по триста кавалеристов. Италийские союзники, которые придавались к римскому легиону, имели схожие с ним вооружение и доспехи, но, как правило, имели более многочисленную кавалерию (на каждый римский легион (4200 человек) союзники, как правило, выставляли 5000 человек пехоты и 900 всадников).
Примерно такой была тактика наступавших у Метавра римлян. Правым флангом командовал Нерон, левым – Ливий. Войсками в центре командовал Порций. «И римляне, и карфагеняне хорошо понимали, как много зависело от исхода этой битвы и как мало имели надежды сохранить свои жизни те, кому сегодня не повезет. Пожалуй, римляне были более уверены в себе: ведь им приходилось атаковать противника, который пытался скрыться от них бегством. Но та бравада, с которой консул Ливий бросил свои войска на испанских и африканских воинов, на которых рассчитывал Гасдрубал, была совсем неоправданной, потому что его победа вовсе не была предрешена. Африканцы (ливийцы) и испанцы (кельты и кельтиберы) были отважными воинами, хорошо знакомыми с приемами боя римских легионеров. Лигуры тоже были стойким народом и не привыкли отступать. Их лучшие качества были весьма кстати, так как они построились в центре. Таким образом, и Ливий, и Порций встретились с достойным противником, и упорный бой на их участках долго не давал им никаких признаков победы. Помимо прочего, римлянам очень мешали слоны, расстроившие первые ряды воинов до такой степени, что они даже уронили знаки римских легионов. Все это время солдаты Клавдия Нерона тщетно пытались взобраться на крутой холм и схватиться со стоявшими против них галлами. Это вселило надежду в Гасдрубала, который, видя, что его левый фланг держится, усилил напор на левом фланге римлян»[52].
Однако Нерон вскоре понял, что Гасдрубал не обращает внимания на то, что творится у него на левом фланге. К тому же его солдаты никак не могли преодолеть сложный рельеф местности на отведенном им участке. Тогда этот полководец вновь сделал ход, достойный военного гения. Он провел отряд отборных воинов за задними рядами римских легионов и нанес жестокий удар во фланг африканцам и испанцам. Атака была столь же успешной, сколь внезапной. Испанцы и лигуры в беспорядке откатывались назад перед превосходящими силами врага, но продолжали сражаться до конца. Галлы, которые практически не принимали до этого участия в битве, были окружены и истреблены почти без сопротивления. Гасдрубал, после того как сделал все, что мог сделать полководец (это признали даже его враги), понимая, что надежд на победу не осталось и он уже не может спасти своих храбрых бойцов, не пожелал сдаться на милость жестокому и высокомерному врагу. Он направил коня прямо в гущу римской кавалерии и встретил смерть с мечом в руке, как и подобало сыну Гамилькара и брату Ганнибала.
Замысел Нерона помог римлянам одержать полную победу. После битвы его армия совершила столь же стремительный переход обратно на юг, где противник и не думал предпринимать активных действий. Никто в лагере карфагенян даже не узнал об этом марше. Но Нерон привез с собой жуткий трофей, доказательство того, что он сумел совершить. Вполне в духе жестокости того времени, что сформировала национальный характер римлян, он приказал подбросить голову Гасдрубала в лагерь его брата. Прошло одиннадцать лет с тех пор, когда Ганнибал видел брата в последний раз. Тогда сыновья Гамилькара планировали будущую войну против Рима, которую им едва не удалось довести до победного конца. Год за годом Ганнибал вел войну в Италии в надежде, что однажды он услышит весть о прибытии из Испании того, кого он так долго ждал. Он мечтал увидеть брата с гордо горящими глазами после того, как их армии соединятся. Теперь же, увидев мертвое лицо Гасдрубала, великий карфагенянин ощутил трепет в сердце и в голос застонал, потому что он видел перед собой будущую судьбу своего города.
Рим почти впал в безумство от радости: ведь все с таким страхом и надеждой ждали результатов этой великой битвы, в которой решался вопрос о жизни и смерти нации. Настолько мощной оказалась реакция на неожиданное известие о том, что теперь государство было вне опасности. Отблеск победы и славы коснулся каждого. Со времени, когда римляне узнали, что город находится практически в кольце вражеских армий, форум был постоянно заполнен толпой, а сенаторы не покидали здания сената. Время от времени в толпе ходили ужасные слухи о том, что «новый Ганнибал» устроил Риму новые Канны. Наконец пришли первые капли информации с поля сражения, но потерявший надежду народ им не верил. Храмы были полны дрожащими женщинами, которые умоляли небеса защитить их от жестоких галлов и диких ливийцев. Постепенно вести о победе обретали явь. Говорили, что два всадника из Нарнии прибыли в лагерь римской армии в Умбрии с известием о полном поражении врага. Эта новость казалась слишком радостной, чтобы быть правдой. Люди терзали соседей и самих себя, оспаривая известие и доказывая невозможность того, что произошло. Но вскоре пришло письмо от командующего войсками в Умбрии, который подтверждал слова всадников. Письмо было зачитано сначала в сенате, а затем и перед собравшимся на площади народом. Радостное оживление римлян постепенно нарастало. Письмо перечитывалось тысячи раз. Оно подтверждало правдивость последних слухов. Но даже этого было недостаточно, чтобы погасить огонь тревоги, бушевавший в груди каждого гражданина Рима. Письмо могло быть подделкой, а вестники – предателями или мошенниками. «Мы должны увидеть командиров армии или самих консулов» – таково было общее мнение, хотя некоторые оптимистичные натуры уже находились в состоянии предчувствия общего торжества. Наконец сообщили, что командиры, участвовавшие в сражении, уже приближаются к городу. После этого все население Рима направилось им навстречу; каждый хотел собственными глазами увидеть свидетелей и участников событий и получить информацию из первых рук. Толпа людей заполнила дорогу от Рима до моста Милвиана. Три командира – Луций Ветурий Поллий, Публий Лициний Вар и Квинтий Цецилий Метелл медленно двигались в окружавшем их человеческом море. Их путь сопровождали торжествующие крики людей, воочию убедившихся в победе Рима. «Мы уничтожили Гасдрубала и его армию, наши легионы целы, а консулы здоровы». (Римляне потеряли 8 тыс., войско Гасдрубала было уничтожено, 5400 его воинов пленены. –
С радостью пришло и оживление в поездках, торговле и во всей деловой активности города. Ледяной страх отступил от сердец людей, они стали больше продавать и покупать, более смело строить планы на будущее, чем это было до прихода в Италию свирепых карфагенян. Конечно, на римской земле все еще оставалась армия Ганнибала, но все понимали, что ее разрушительная мощь сломлена, что самый опасный
