– Думаю, что да. – В голосе девушки сквозило сомнение.
– Пусть будет благословенна дева в своих деяниях. – У него была манера говорить чепуху так, что она, казалось, имела какой-то смысл.
– Ну, а теперь – раз-два.
Его пальцы сомкнулись вокруг ее талии, и она почувствовала, как легко он поднял ее. Сзади была колонна, и там никто не стоял, поэтому девушка никому не мешала. Незнакомый для нее аппарат был теплым. Солнце палило, и люди, собравшиеся на площади, представляли собой какую-то бесформенную массу, которую разрезала красочная процессия, от вида которой перехватывало дыхание. Девушка навела фокус и нажала на маленький рычажок. Внутри завертелись кассеты, производя журчащий звук. Лошади шли рысью, слышались звон сабель, скрип кожаных седел и топот копыт.
Лошади и экипаж вошли в кадр.
А в это время покушавшийся на убийство вытащил из кармана маленький пистолет и держал его в руке так, чтобы не было видно. Он стоял в первом ряду, и между ним и экипажем принца, кроме солдат, стоявших на расстоянии пяти футов друг от друга, не было никого.
Достаточно было одного выстрела, чтобы убить.
Удобно устроившись на плече Барнетта, Энн Пеглер видела это почти варварское великолепие с чрезвычайной отчетливостью. Ей хотелось опустить кинокамеру и просто смотреть на этот спектакль, но Джиму Барнетту очень нужны были снимки. Она продолжала смотреть в камеру, а Джим крепко держал ее. Процессия арабов с бежавшими рядом людьми проплывала мимо.
Затем в видоискателе появилась передняя часть золоченого экипажа. Энн затаила дыхание. Сначала камера задержалась на человеке в обычной одежде и с феской на голове, который в этот момент медленно оборачивался. Потом она увидела лицо принца и его беспокойный взгляд. Губы Его Высочества двигались, словно он что-то говорил. Внезапно человек в красной феске вскочил с места, а затем пошатнулся.
Энн держала палец на рычажке.
– Боже мой! – воскликнул Барнетт. – Наверное, это было покушение. Боже мой! Вчерашние газеты напечатали о слухах и какую-то обычную чепуху о специальных мерах безопасности.
Энн задрожала еще сильней.
– Конечно, все это неприятно было видеть, – произнес Барнетт, глядя на нее. – В этом и моя вина, прошу прощения.
Он взял у нее камеру, закрыл ее и повесил через плечо. Затем он обнял Энн за плечи.
– Пойдем займем столик, прежде чем туда ринется толпа. Вы скоро придете в себя, вот увидите. – Так он успокаивал ее, пока они проталкивались в сохранившее прохладу помещение галереи, опустевшее за последние полчаса.
Официанты терпеливо стояли около свободных столов, приготовившись к неизбежному наплыву посетителей. Некоторые уже сидели за столиками, возбужденно обсуждая все, что произошло.
На залитой солнцем площади слышались отрывистые команды; в толпе шныряли люди в штатском, они расспрашивали всех, кто был поблизости, но никто не мог сказать ничего определенного.
Это был маленький человек.
Это была женщина.
Ребенок.
Мужчина – женщина – ребенок.
Пока шли расспросы, принц, окруженный группой вождей племен и итальянских офицеров, склонился над человеком в сером и вытирал краем своей белой одежды кровь с его лба.
– Ягуни, прости меня, – сказал он по-арабски. Его голос дрожал, губы кривились.
Умирающий открыл рот, но сказать ничего не смог.
Приветственные крики около экипажа замолкли, будто толпу сковал ужас. Они еще слышались вдалеке, но на лицах людей на площади и солдат, выстроившихся вдоль маршрута, появилось выражение испуга, когда человек в феске упал со своего сиденья.
Маленький человек, похожий на ребенка, пробирался из передних рядов, расталкивая людей. Он был напуган. Ничего не понимая, Энн смотрела на него. Через секунду или две его шапочка и неопрятные волосы затерялись в охваченной страхом толпе. Тогда она перевела взгляд на принца, который склонился над человеком в сером костюме. Она видела залитую кровью белую одежду принца и кровь на голове упавшего человека.
Лошадей спешно потянули вперед, охрана бросилась к экипажу и окружила принца.
Убийцу не поймали.
Те, кто стояли сзади и не могли видеть, что произошло, почувствовали что-то неладное. Странная тишина, наступившая после приветствий и возбужденных выкриков, за которыми последовали сухие щелчки выстрелов, вызвала в толпе панику. Раздался громкий мужской голос – и лошади остановились. Вожди племен захлестали по бокам своих лошадей, взметнувшихся на дыбы, и рванулись вперед. Все это произошло в считанные секунды.
Барнетт быстро опустил Энн на землю:
– Что там произошло?
– Я, я не знаю. – Ее трясло.
– Была стрельба. Энн, вы ничего не видели?
– Кто-то там пострадал – маленький человек в феске, – произнесла она прерывающимся голосом. – Принц не дал ему упасть. Мне кажется, я видела кровь.
– Неужели кто-то был смертельно ранен? – спросил Джим Барнетт час спустя. – Жаль, если принц попадет в беду. Я бы сказал, что он лучше многих и он пытается повернуть жизнь страны в правильное русло. Сейчас она приобрела большое значение и со стратегической точки зрения и из-за своих нефтяных запасов.
Энн Пеглер никак на это не реагировала, но Барнетт ничего от нее и не ожидал. В прохладном помещении большой галереи, среди оживленно обсуждающих покушение людей, она чувствовала себя лучше.
Они вышли из кафе и направились назад в гостиницу. Барнетт продолжал говорить – он вообще много говорил и таким образом как-то завораживал девушку.
– Нет сомнения, что нефтяные богатства этих ближневосточных стран внесли огромные изменения в их судьбу, – говорил он, придерживая Энн, чтобы пропустить группу приближавшихся парней. – И Джардия… – Он запнулся, и Энн услышала, как у него перехватило дыхание, а затем последовал крик: – Что вам нужно, какого черта!
Она обернулась.
Молодой парень с темными волосами и мерзкой физиономией тащил к себе его камеру, но ремень не пускал ее В левой руке парня был нож, которым он не замедлил полоснуть по ремню, но Барнетт отбил его руку. Нож отлетел в сторону и со звоном упал на дорогу. Прохожие замерли глядя на бегущего вдоль дороги человека. Он завернул за угол и скрылся, прежде чем Барнетт, Энн или кто-нибудь другой бросился за ним.
Энн смотрела на нож.
Дорога в этом месте была такой узкой, что пропускала трамвай лишь в одном направлении. Нож лежал на булыжной мостовой, сверкая полированным лезвием, затем появилась машина и наехала на него. Послышался треск.
– Ну, и что вы об этом думаете? – воскликнул Барнетт.
Ведь он знал, что в некоторых странах опасно носить камеру на ремне через плечо: взмах ножа – и прощай пятьдесят фунтов. Но на такой улице, как эта, – что-то невероятное!
Он сердито смотрел на двух итальянцев, которые подскочили к нему, начали задавать совершенно непонятные Энн вопросы.
Затем, к ее радости, кто-то начал говорить по-английски, и голос этот звучал по-дружески, успокаивающе:
– Полиция скоро подойдет, и они поймают бандита. Хорошо, что синьор не лишился своей камеры. Может быть, проводить их до отеля?
– Нет, до него совсем недалеко, – сказал Барнетт, быстро переходя на английский. – Спасибо, я в
