голоду в следующие три дня. Как тебе это понравится?
Она подняла на него глаза, но брови оставались нахмуренными.
– Мне бы не хотелось в течение следующих трех дней верить во что-нибудь, – произнесла она с горькой усмешкой.
У нее были прекрасные вьющиеся волосы, почти черные, но с заметными проблесками начавшей проступать седины. Она не была красавицей по общепринятому стандарту, но в мире не было более милого существа, на которое он променял бы ее. Ее серо-зеленые глаза и полные губы всегда были готовы к улыбке. Уголки ее рта редко опускались, и совсем редко они были поджатыми так, как сейчас.
– В чем дело? – спокойно спросил Роджер.
Могло произойти все что угодно, и он не имел ни малейшего представления, в чем дело. Его не было всего полчаса, причиной ее явного раздражения мог быть только он. Джанет не сказала ему, что взяла с собой дорожный утюг, и если бы она находилась в другом настроении, он поиздевался бы над ней за этот комплекс постоянной прачки.
Она продолжала гладить.
– Джанет… – Он придвинулся к ней.
Она остановилась и посмотрела на, него. Только сейчас он заметил, что она готова расплакаться. Он редко бывал таким бестолковым. Но что же случилось? Если бы заболел кто-то из мальчиков, она была бы в панике, а не такой, как сейчас.
Он подошел и обнял Джанет:
Ну, скажи, что такое? Ты посмотрела на меня, будто я какое-то чудовище. Я… О Боже мой, ты подглядывала за мной из окна? Так, что ли? – Он сделал шаг назад и рассмеялся. – Дорогая, я не подходил ближе, чем на три ярда. Я шел за ней только для того, чтобы выяснить, была ли ты права. Оказалось, что да. Она…
– Ты должен позвонить в Скотленд-Ярд, немедленно, – прервала его Джанет. Последние слова она произнесла почти с ненавистью. – Лично Четуорсу. Я могла бы, – она глубоко вздохнула, – я могла бы свернуть ему его толстую шею!
Роджер отошел и прислонился к стене:
– Четуорсу?
– Ты слышал меня, – Джанет почти кричала. Слезы уже проступали и голос прерывался. – У нас была одна неделя. Одна свободная неделя за год, а фактически за два года, потому что в прошлом году мы не были вместе, и что случилось? Через два дня этот жирный подонок звонит тебе и требует, чтобы ты связался с ним немедленно. Я почти…
– Ты с ним говорила?
– Да.
– Что он сказал?
– Ты что, глухой?! – закричала Джанет.
Роджер, склонив набок голову, молчал. Она подобрала ручное полотенце, которое использовала в качестве мокрой тряпки, и вытерла глаза. Она раскраснелась, и в глазах сверкали слезы, но в остальном выглядела более или менее нормально, однако Роджер знал, что должно пройти минут десять или около того, прежде чем ее можно будет обнять. И то при благоприятном стечении обстоятельств. Все зависело от того, что было нужно Четуорсу.
Было полседьмого – удачное время для быстрого звонка на дальнюю дистанцию.
– Я лучше выясню, – сказал он и подошел к телефону. – Прости, дорогая. Может быть, он просто хочет что-нибудь проверить.
– О, не говори глупости! – воскликнула Джанет. – Он не стал бы звонить, если бы у него не было какого-нибудь задания для своего любимого инспектора. Если он так заботится о тебе, то почему не повысит по службе? Ты болтаешься в инспекторах уже достаточно долго. Правда заключается в том, что он использует тебя в своих интересах, поскольку у других больше самолюбия.
Роджер решил не отвечать и занялся телефоном. Телефонистка на отличном английском сообщила, что потребуется всего несколько минут.
Роджер закурил сигарету и наблюдал, как продолжавшая ворчать Джанет гладит белье. Закончив гладить рубашку, она отложила ее в сторону. Потом взяла пару нейлоновых чулок, долго рассматривала их, а затем запустила правую руку внутрь одного:
– Если он побежит, я закричу.
– Продолжай в том же духе, и я закричу тоже, – буркнул Роджер.
Она удивленно оглянулась и заметила, что он смотрит на нее с яростью. Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга; внезапно до Роджера дошел весь комизм ситуации – и он расхохотался. Очевидно, и в настроении Джанет худший период миновал: Роджер увидел, что поджатые губы стали мягче.
Зазвенел телефонный звонок.
– Служба работает хорошо, – сказал Роджер, хватая трубку.
– Ты схватил ее так, будто от этого зависит твоя жизнь, – проворчала Джанет.
Ожидая ответа телефонистки из Парижа, телефонистки из Лондона, секретаря Четуорса из Ярда и самого помощника комиссара, Роджер состроил Джанет уморительную рожу. Четуорса слышно было так, словно он находился в соседней комнате. В начале разговора Роджер успокаивающе посмотрел на Джанет, а потом отвернулся, и она заметила, что выражение его лица изменилось: линия губ стала жестче, а на лбу обозначились морщины. Были какие-то новости, которые ему совсем не нравились. «Всегда одно и то же. Можно подумать, что он женат на Скотленд-Ярде. Это извращенный, порабощающий, чудовищный тип жены. Его настоящая жена…»
Выражение его лица опять изменилось, глаза заблестели:
– Да, хорошо, я мог бы, сэр. Но вы знаете…
Он прервался и выглядел так, словно готов был слушать Четуорса всю ночь. Его новая смена настроения заинтересовала Джанет. Она оставила чемоданы, которые использовала в качестве импровизированной гладильной доски и подошла ближе. Он сунул руку в карман, достал ручку и протянул ее Джанет.
– Запиши, – прошептал он ей.
– Но на чем? – Она беспомощно вертела головой.
– Хотя бы на этой рубашке!.. Да, сэр, я слушаю… Я повторю снова… Отель «Муччи», улица Манин, Милан… Я знаю, Джонсон в Милане по поводу контрабанды. Он говорит на двух языках и может помочь… Спасибо, да, я все понял. Первым делом я утром получу доклад и познакомлюсь с ним по дороге… Это все, сэр?.. Да, да, сделаю. До свидания.
Он широко улыбнулся и положил трубку.
– Перестань стоять с видом человекообразной обезьяны! О чем идет речь? – закричала Джанет. – При чем здесь Милан? Что ты…
– Дай мне вставить хоть слово, – прервал Роджер, зажав ей рот рукой. Он поцеловал Джанет в лоб и прижал к себе, хотя она изо всех сил вырывалась.
– Хотя, с другой стороны, зачем мне это тебе говорить? – издевался он. – Если ты улыбнешься, как добрая жена, и посочувствуешь мне, поскольку меня отозвали из отпуска, я, пожалуй, мог бы попытаться убедить его позволить мне взять тебя с собой. Но…
Джанет, наконец, удалось освободиться из железных объятий:
– Мы собираемся в Милан?
– Да, любовь моя, мы туда собираемся! Самолетом завтра утром, после того как я получу особое сообщение, которое послано для меня в адрес Парижской службы безопасности и которое мне вручат в девять часов. Это будет короткая ночь. «Пари де нуи», или как оно там называется, не закончится раньше двух. И прощай. «Фоли». Ну, ничего. Я…
– Но что случилось? – выдохнула Джанет.
Роджер ответил не сразу, вопрос несколько отрезвил его. Он пригладил пятерней свои светлые непокорные волосы с проседью на макушке, нахмурился и закурил сигарету. Наконец, он сказал Джанет то, о чем думал все последнее время: человек – самое грубое из всех животных. Он был настолько рад, что может взять Джанет с собой в Милан, и испытывал такое облегчение от того, что ее страхи не оправдались,
