беспомощность, которой он воспользовался.
Холодными, одинокими днями она сотни раз прокручивала в голове, что скажет ему, как ранит его, так же, как он ранил ее. Использовал ее. Когда он смотрел на нее своими волчьими глазами, она хотела выть от гнева, чувства потери и предательства, хотела ударить его, зная, что он беспомощен, чтобы ответить, беспомощен, чтобы действовать.
Но по ночам она видела сны. Ей снились прикосновения Люка и его медленная улыбка, его ласки, заставляющие ее пылать. Вначале сна это всегда казалось правильным, так, как это было после Валь— Каше: бесконечным, великолепным подарком без бремени прошлого и будущего. А затем сон менялся: она смотрела в его глаза и вспоминала тот момент, когда он овладевал ее мыслями, так же, как овладевал телом. «Ты не оставишь меня, Джой». Его голос, резкий и жесткий, звучал все сильней и сильней. Его глаза затягивали все больше и больше и отрывали от всего, что она знала, от всего, что она думала, было настоящим. Он крал ее у самой себя настолько всецело, что все, за что ей оставалось держаться, был сам Люк.
— Люк! — она замолотила руками, пытаясь оттолкнуть его, и ладони зашлепали по плоти, такой очевидной и неоспоримой, что это пробудило ее ото сна. Он был теплым, сильным и в человечьем обличье, когда она открыла глаза. Он во весь рост вытянулся рядом с ней на диване, на котором она спала каждую ночь и, несомненно, не был сновидением. Облегчение заполнило ее, когда она вдохнула его запах и ощутила его каждым дюймом своего тела.
— Джоэль, — тихо вымолвил он. Она почувствовала, что он поднял руку, чтобы погладить ее щеку, и закрыла глаза, протестуя против нежного вторжения его пристального взгляда. — Это был всего лишь сон, Джой.
Её била дрожь, его ласковые слова стали катализатором, который разрушил краткий и хрупкий миг счастья.
— Да. Всего лишь сон.
Она попыталась оттолкнуть его, но он держал её сильно, пододвигаясь и не выпуская, шевеля волосы своим теплым дыханием.
— Джоэль, — сказал он снова, нежно произнося ее имя. — Ты держишься таким молодцом, — он пропустил её волосы через свои пальцы и потерся лицом о прядь её волос. — Я думал, что потерял тебя.
Сердце Джой ёкнуло.
— Потерял меня! — сказала она отдаленным слабым голосом. Понимает ли он, в действительности, то, что наделал, и то, что она, наконец, все знает?
— Я думал, что умер, — пробормотал он в её волосы. — Я был бы мертв, — он отодвинул ее лицо и схватил её голову обеими руками, вынуждая смотреть в его глаза. — Моя храбрая Джой, ты спасла меня. — Казалось, ему не хватает слов, Джой заставила себя посмотреть ему в глаза и увидела в них подозрительный блеск. — Твоя храбрость поражает меня.
Она попыталась тряхнуть головой, но он держал её в своих больших ладонях, поглаживая пальцами контуры её лица, как будто видел и чувствовал его впервые. Его суровое лицо было расслабленным и ранимым, обнажая его потребность в ней. Невозможно ненавидеть, невозможно не любить. Она пыталась остановить предательскую дрожь, подрывающую ее решительность, внутренние противоречия вызвали бесполезные слезы, и он наклонился, чтобы поймать их своим языком.
Это уж было слишком. Волна накрыла и поглотила ее с головой, она приблизила свой рот к его губам и приняла его поцелуй с той же жадностью, с которой он его предложил.
— Ты жив, — прошептала она прямо в его твердые, требовательные губы.
Казалось, что это простое утверждение разом выпустило на волю все слезы. Она рыдала, а он целовал её рот, подбородок, щеки, шею, он притянул её к себе так, будто хотел ощутить внутри себя.
— Ты спасла меня, Джой, — выдохнул он. — Ты меня спасла.
Возбуждение вспыхнуло между ними, как электрический ток, который растопил ледяные стены сердца Джой. Она чувствовала Люка — чувствовала его, чувствовала вместе с ним, знала его радость и его крайнюю потребность в ней. Внезапно перестали существовать все барьеры, их тела стали всего лишь оболочками, которые можно было легко отбросить. Это было то, что она знала до того, как почувствовала его боль, сейчас это была ослепляющая радость и такая яркая целостность, что она осветила всю темноту отчаяния.
Джой прислонилась к Люку и глубоко вздохнула, снова возвращаясь на землю. Сияние исчезло, но оставило после себя след, как будто она смотрела на солнце. Связь между ними все еще была. Неизбежная, необъяснимая, бесспорная. Она подперла головой его подбородок и положила ладони ему на грудь, ощущая его сердцебиения.
Спустя мгновение Люк поймал ее руки и одну за другой поцеловал их, на его лице было столь явное удивление, что Джой почти потерялась в его глазах. Она быстро и решительно заморгала.
— Ты настоящая, Джой? — прошептал Люк, положив ладонь ей на щеку. — Ты на самом деле существуешь?
Он не стал ее удерживать, когда она повернула голову и прислонилась к его плечу. Его руки снова сомкнулись вокруг нее.
«Ищи правду в своем сердце», — говорил Коллье. Она зажмурилась так сильно, что вспыхнули красные искры.
Тишина вокруг была настолько глубокой и абсолютной, что Джой провалилась в нее, за физические границы, очерченные объятиями Люка, сквозь тихое дрожание их эмоциональной связи, которая пыталась заблокировать ее проход в глубину, в сердцевину того, кем она была.
Пустота. Пустота всасывала ее, и Джой изо всех сил пыталась освободиться от нее. Сердцевина ее существа была черной пустотой. Выше было обещание света, сильная рука Люка, протянутая вниз, чтобы схватить и вытянуть ее наверх. На ослепительный свет, который был точно так же смертельно опасен, так как превращал ее всего лишь в тень, в слабое отражение мужчины, от которого исходило это сияние. Любое из двух направлений было неверным, ужасно ошибочным и вело либо к знакомой ноющей пустоте одиночества, либо к потере самой себя.
Раньше Люк заполнял эту пустоту. Он не спрашивал ее, хотела ли она света, он просто заполнил им ее разум и душу так, что там не оставалось тьмы. И в отсутствии тьмы не было ни контраста. Ни смысла. Ни правды. Ни самой себя.
Она только знала, как сильно дрожало ее тело, когда Люк заключил ее в свои объятия, возвращая себе обратно. Она смотрела в его глаза, словно сквозь темный щит, через который он не мог проникнуть.
— Джой? — спросил он, при этом его пальцы напряглись на ее руках.
С крайней осторожностью, Джой оттолкнула свет, что пульсировал между ними. Она почувствовала, как связь сжалась в хрупкую нить, и Люк дернулся, мускулы на его голой груди, казалось, перекатываются под загорелой кожей. Зрачки его бледных глаз сузились от шока. Это было так, будто она ударила его, она почувствовала, как удар рикошетом возвращается обратно к ней, так же, как чувствовала боль и радость Люка. Она отклонила его и снова оттолкнула. Пустота вернулась, чтобы поглотить ее; крошечное смертоносное зернышко льда, заронившееся в ее сердце, когда она трансформировалась — когда обнаружила его предательство — уверенно разрасталось вместе с принятым решением.
Она вынудила себя не обращать внимания на ошеломление и неприкрытое замешательство на его лице.
— Это неправильно, Люк, — сказала она. Маленькая частичка Джой была оглушена ледяной холодностью ее голоса. Она высвободила руку из его ослабевших пальцев. — Слишком поздно.
С большого расстояния она наблюдала, как меняется выражение его лица. Не полностью дошло, еще нет.
— Разве ты не понимаешь, Люк? Я знаю, что ты сделал.
Пустота переместилась внутри нее, впервые она собрала свои гнев, страх, обиду в один твердый узел и вытолкала его наружу, по хрупкой нити, что связывала их. Это был внезапный, ослепляющий шок, который ударил его, и Джой пошатнулась, чувствуя отголосок этого на себе.
Он резко, удивленно вскрикнул от боли. Она застыла в его глазах, когда Джой заглянула в них.
