— Не меньше семидесяти, — ответил я. — Из них тридцать дружинников. Настоящие бойцы, господин, а остальные — ополченцы. Насколько я видел, король оставил в крепости около двадцати воинов. Там есть и другие люди, но они не должны доставить нам особых хлопот.
— Надо было бы послать туда монаха, чтобы он выкрал книгу, — сказал Улаф, удивленно оглядывая отца Эгфрита.
Все мы понимали, что короля Кенвульфа убедило выступить на север именно письмо монаха, а не наше с Маугером появление.
— Ему известно, как она выглядит. — Кормчий пожал плечами. — Будь я проклят, если хоть раз в жизни видел книгу, хотя кое-что слышал о них.
— Нет, — покачал головой Маугер. — Риск слишком велик. — Он снова надел боевые браслеты, которые скрыли свирепую татуировку у него на руках и позвякивали при каждом движении. — Если мерсийцы хотя бы заподозрят, что нам нужна книга, то они запрячут эту проклятую штуковину так глубоко, что нам придется стоять здесь и ковыряться в заднице вплоть до самого Судного дня. — Маугер ткнул большим пальцем в отца Эгфрита. — Согласен, монах — хитрый старый горностай. Но если бы он заявился туда один, то ему пришлось бы иметь дело с другими служителями церкви, к примеру с тем аббатом, который при мне что-то нашептывал на ухо Кенвульфу. Среди них много таких, кому собственный же ум выйдет боком. Это хитрые бестии, поверьте мне на слово. Вам никогда не приходилось вытрясать из священников серебро на войну? С таким же успехом можно выжимать из камня кровь, — закончил он и сплюнул.
— Маугер прав, — согласился Сигурд. — Мерсийцы не должны знать, что нам нужна книга. К тому же теперь они обезглавлены, как одуванчик в сильный ветер. Короля нет с ними. — Ярл поджал губы. — Когда мы нападем, они будут думать только о том, как бы спасти собственную шкуру. Мы ворвемся в крепость, навалимся всей силой и захватим книгу. — Он посмотрел на Свейна Рыжего, на шее которого висел маленький серебряный топорик. — Полагаю, Тор одобрил бы такой план, — сказал Сигурд, улыбнулся, и Свейн ответил ему тем же.
— Все согласны? — спросил ярл.
На мгновение он задержал взгляд на Глуме. Тот тоже кивнул и поправил обрубок руки, лежащий в кожаной перевязи. Все воины ответили согласием, кто словом, кто кивком. Волчья стая начала готовиться к бою.
— Ворон, у тебя вылетело из памяти просветить меня о том, насколько прочны стены? — спросил Сигурд, когда я указал в сторону поселка, видневшегося вдалеке.
Начинало смеркаться. Морось перешла в дождь. Крупные капли срывались с козырьков наших шлемов. Мы стояли, изучая твердыню короля Кенвульфа.
— Стены толстые, господин, — вынужден был признать я. — Сделаны они на совесть. Но ров неглубокий.
— В такой дождь просто так стену не подожжешь, Сигурд, — заметил Улаф. — Похоже, нам придется ждать приглашения.
— Не беспокойся, старик, — вставил Бьярни. — Тамошние женщины остались без мужей. Они сами перетащат нас через стены и уложат к себе в кровать. — Он хитро усмехнулся. — Но чтобы поднять наверх меня, потребуется три или четыре бабы. Моя мошонка такая же тяжелая, как кошель с серебром.
— Англичанки скорее оседлают своих хряков, чем взберутся на тебя, — сказал Бьорн и в ответ получил от брата подзатыльник.
— Что бы мы ни решили, сделать это надо будет быстро, — сказал Глум, махнув обрубком руки, одетым в кожаный чехол. — У нас нет времени брать мерсийцев измором. Когда Кенвульф поймет, что его обманули, он придет в слепую ярость. Гордость вернет его сюда быстрее Слейпнира.
Асгот объяснил мне, что Слейпнир, восьминогий серый конь Одина, — самое быстрое на свете животное. Глум говорил правду. Времени у нас было мало.
Мерсийцы еще не могли нас видеть, ибо мы по-прежнему держались в отдалении, повесив пестрые щиты за спину. Больше того, мы стояли в низине, на лугу среди стеблей щавеля, крапивы и первоцвета, обгрызенных накоротко пасущимися коровами. Из зарослей осоки с безумной трелью взмыла в небо овсянка, жутко напугавшая отца Эгфрита.
Сигурд проводил птицу взглядом, кивнул и приказал:
— Асгот! Пусть мерсийцы увидят, кто мы такие.
Старик годи достал знамя Сигурда — красное полотнище с оскаленной волчьей головой — и привязал его на конце длинного древка копья, сделанного из ясеня.
Затем ярл обернулся к отцу Эгфриту и процедил сквозь зубы:
— Начинай молиться своему богу, англичанин. Пусть книга окажется там! Если я напрасно потеряю хотя бы одного человека, то сниму твою голову с плеч.
Монах побелел как полотно. Мы стали подниматься на противоположный край низины, гремя кольчугами и оружием, скрипя кожаными ремнями и перевязями, грозным топотом предвещая приближение смерти.
Скандинавы поднялись на гребень невысокого холма, находящегося в двух полетах стрелы от крепости. Нас заметили крестьяне, работавшие в поле. Они в панике побежали к крепости, перебрались через ров и укрылись за стенами, бросив печь для обжига кирпича, изрыгающую желтый дым. Когда мы остановились перед прочным деревянным частоколом, за стеной уже колыхался редкий лес копий. Сигурд тоже не тратил время даром. Он разослал пять отрядов по пять воинов вокруг крепости, чтобы перекрыть все возможные пути отхода. Норвежцев было слишком мало. Кольцо осады получилось очень редким, но лишь храбрец или глупец рискнул бы перескочить через стену в надежде вырваться на свободу.
Вскоре над главными воротами появился седобородый воин и громко, отчетливо спросил:
— Кто вы такие?
В его голосе не было страха, однако наконечники копий, торчавшие над частоколом, колыхались как- то неуверенно. Те воины, которые их держали, вряд ли разделяли пыл седобородого ветерана.
— Что вам здесь нужно? — крикнул он.
Сигурд неторопливо вышел вперед. Его начищенная кольчуга сверкала, золотистые волосы перед боем были заплетены в косы. Сам Тир не смог бы выглядеть страшнее.
— Я Сигурд, сын Гаральда Твердого, — громовым голосом произнес ярл. — Вы откроете ворота, или все, кто находится внутри, умрут.
— Что вам нужно от нас, датчане? — спросил седобородый воин, обводя нас взглядом.
Улаф вполголоса обругал его последними словами. Мерсиец задержал взгляд на отце Эгфрите, и я только сейчас обратил внимание, что монах вместо рясы надел богатый алый плащ. Серебряный крест, мокрый от дождя, висел у него на шее, привлекая взор и отражая остатки бледного дневного света. В этом новом облачении монах выглядел еще более хрупким и слабым, чем прежде.
— Открывай ворота! — властно воскликнул Сигурд. — Тогда я скажу, зачем мы пожаловали в твердыню Кенвульфа.
— Наш король сейчас изволит трапезничать. Его не обрадует твое появление здесь, Сигурд, сын Гаральда, — резко промолвил пожилой мерсиец. — Уходи, пока никто не предупредил нашего господина. Ты должен быть наслышан об этом великом воине, не знающем страха. Он настоящий христианин. — В последних словах этого человека прозвучала угроза. — Король Кенвульф раздавит вас ногтем, словно блоху. Убирайтесь немедленно, пока вы еще способны идти сами! Даже в этом случае я оглядывался бы назад.
— Твой король отправился размахивать мечом на север, — крикнул Сигурд, указывая на вытоптанную дорогу, усыпанную кучами конского навоза, по которой сегодня днем удалилось войско Кенвульфа. — Если ты солжешь мне еще раз, то я отрежу тебе язык, перед тем как задушить собственными внутренностями!
Седобородый воин повернулся к своим людям и выкрикнул какую-то команду.
Маугер схватил меня за плечо и прошипел:
— Ворон, скажи скандинавам, чтобы они подняли щиты.
В этот момент на стенах показались защитники крепости с луками в руках, но норвежцы уже отцепили круглые щиты и подняли их, прикрывая лица. Стрелы мерсийцев вонзились в прочные липовые доски или отлетели в сторону, не причинив никакого вреда.
