внимание (тут Хилтс маху не дал) уделяли молодым парам.
Держа билет в руке, на виду, Финн направилась между двумя полицейскими с их рациями, затаив дыхание и глядя перед собой. Когда копы окажутся по обе стороны от нее, бежать будет поздно, и совершенно очевидно, что на допросе в полиции ей не удастся долго выдавать себя за Селин Морисетт. Да и смысла нет: если уж сцапают, так лучше колоться.
Она вдруг подумала о том, как бы отреагировала на всю эту историю ее мать в Колумбусе: надо же было, чтобы простая сезонная работа обернулась этакими приключениями. Потом девушка поймала себя на мысли о Хилтсе: он относился к тому типу мужчин, которых ее мать всегда называла не иначе как «негодяями», только вот слово это произносила с какой-то мечтательной улыбкой. Отец, с точки зрения ее матери, был как раз таким.
— Scusi, signorina, parla Italiano?[9]
— Pardon?
Финн замерла. Она француженка из Канады по имени Дион. Нет. Селин. Вот ведь хрень какая!
— Parla Italiano, signorina?
— Je ne comprends pas.[10]
Все, похоже, это конец. Ей не вспомнить ни единого французского слова, и во рту у нее пересохло, как во время визита к дантисту.
Полицейский ростом повыше шагнул вперед, наполовину загородив ей путь. Краешком глаза она приметила табличку девятой платформы с указанием, белым по черному, места назначения.
— Signorina, per quanto tempo sei stato in viaggio?
Коп спрашивал ее о том, как давно она путешествует, — девушка прекрасно поняла его, несмотря на сильный миланский акцент. Однако она ни на каком итальянском не говорит, потому что она вовсе не Фиона Кэтрин Райан, молодая историк-археолог-беглянка, а совсем даже Селин Морисетт, беззаботная юная француженка из Канады, знай себе путешествует в одиночку по Италии, тратит не больше двадцати баксов в день и ездит на ночных поездах, чтобы сэкономить на гостиницах.
— Signorina, per favore…[11]
И тут вдруг произошло чудо — она вспомнила и воспроизвела все, вплоть до восхитительной гнусавости, звучавшей в голосе Селин Дион, когда та разговаривала с Ларри Кингом. Финн обрушила на полицейских поток слов, по большей части имевших отношение к Раймонду и его студенческому обменному визиту, и как это было здорово, и все это слово в слово почему-то напоминало параграфы из ее школьного учебника по французскому. Этот водопад слов, извергавшихся с головокружительной скоростью, накрыл миланского копа с ушами, и уловка, похоже, сработала. Во всяком случае, когда текст о Раймоне и проделках его новой подруги Илейн закончился и малость выдохнувшаяся Финн замолкла и улыбнулась, здоровяк повернулся к своему напарнику и сказал:
— Esse un po’ di fuori.
Это означало, что девчонка, видимо, с приветом.
Она улыбнулась еще шире и помахала билетом.
— Из Канады? — спросил первый коп.
Она одарила копа самым лучшим сверкающим взглядом студента-революционера.
— Non, je suis Quebecoise![12] — Потом улыбнулась, помахала билетом и добавила: — S’il vous plait, messeieurs! Mon train est on depart a ce moment![13]
Это была правда. Лионский поезд уже издал пронзительный гудок. Прозвучал последний сигнал.
Они отпустили ее. Она подошла к поезду, показала служителю на платформе свой билет и вошла в вагон. Ночной поезд был одним из медленных и старых «Корал», которые постепенно сменялись высокоскоростными остроносыми «Гранд Витесс». Найдя свое, пустовавшее на данный момент купе, Финн вздохнула с облегчением. Полминуты спустя свисток пронзительно прозвучал снова, и, верный заветам Муссолини, поезд тронулся точно в соответствии с расписанием.
Поезда в Европе почти все электрические, поэтому в отличие от дизельных североамериканских не дергаются в начале движения, а плавно трогаются с места, постепенно набирая скорость. Через некоторое время за окном вагона уже мелькали темные промышленные пригороды Милана, а поскольку маленькое купе оставалось пустым, Финн начала расслабляться. Похоже, у них получилось — если, конечно, Хилтсу удалось сесть на этот поезд.
— Это место свободно?
Хилтс вошел в купе и плавно закрыл дверь за собой. После чего сел напротив нее.
— Сумел-таки. — Она улыбнулась.
Он не выглядел столь же довольным.
— Как и Бадир, — ответил он.
— Кто?
— Бадир. Один из стюардов на раскопках Адамсона. Он следил, как и те два копа на входе, за посадкой и последовал за мной в поезд.
— Ты уверен?
— У меня очень хорошая память на лица. Он никакой не стюард и, скорее всего, никогда им не был. Типичный силовик.
— Думаешь, он следит за нами?
— Это уж точно, хотя не думаю, что он сел в поезд с намерением устроить тут какое-нибудь безобразие. Скорее, они послали его на вокзал на всякий случай, если мы появимся, и мы появились. Он пасет нас.
— С сотовым телефоном?
— Несомненно.
— Это провал.
— Несомненно.
— И что же нам делать?
— Сойти с поезда раньше, чем он вызовет подкрепление.
— Где?
— А куда мы вообще, черт возьми, направляемся?
— В Лион.
— Поезд международный или местный?
— Это не скоростной поезд, а старый, так что, наверное, местный. — Она пожала плечами. — Я точно не знаю. А это имеет значение?
— Вообще-то да. Вот почему я не хотел ехать прямо в Швейцарию. Это страна, не входящая в Евросоюз, поэтому они по-прежнему проверяют паспорта. Иногда устраивают проверки по прибытии, иногда в скорых поездах, но если мы на местном, тогда шансов попасться меньше.
— Рано или поздно нам все равно потребуются паспорта.
— Давай оба вспомним Скарлетт О'Хара и подумаем об этом завтра, — предложил Хилтс. — А сейчас нам нужно найти способ отшить нашего ливийского друга Бадира.
ГЛАВА 23
Финн с Хилтсом сидели в вагоне-ресторане. Финн пила черный кофе, Хилтс потягивал бутылочку виноградной фанты. Марко, бармен, крепко спал на своем табурете за стойкой, скрестив руки, откинув голову назад и похрапывая. Бадир, сидевший в дальнем конце вагона, без конца курил, потягивал маленькими глоточками холодный чай с лимоном и делал вид, будто читает старый номер «Жур де Франс». Было почти два часа утра, и они оказались единственными людьми в ресторане, не считая пожилой женщины, которая крепко спала над своим вязаньем, в то время как на круглом столике перед ней мягко вибрировал пластиковый стаканчик с аперитивом.
— Где мы сейчас? — спросил Хилтс, сделав маленький глоток фанты и поморщившись от невероятной приторности напитка.
