Свет, льющийся с неба и отражающийся от мелкой ряби моря, был таким ярким, что даже в темных очках Хансону приходилось щуриться. Он знал, что в этой части мира подобная погода может в любую минуту без всякого предупреждения смениться черным муссоном и тогда за одно мгновение бухта превратится в кипящий котел, а «Королеву» будет швырять на швартовых концах, как мячик на резинке. Но сейчас ему казалось, что он находится внутри раскаленной духовки.
Вкусная еда и несколько минут приятного одиночества после утра, проведенного в обществе местного коррупционера, ненадолго примирили его с действительностью, но теперь, шагая мимо полуразвалившихся складов и лавок шипчандлеров, торгующих всякой дрянью, Хансон опять помрачнел. В нос била вонь от старых гниющих канатов, пропитанных дегтем свай и дохлой рыбы, плавающей вперемешку с мусором в грязной воде у кромки причалов, и Хансон знал, что так пахнет его собственное будущее. Бесконечные переходы туда и обратно по опасным, кишащим мелями и пиратами водам, бесконечные одинаковые грузы и порты. Человек не должен так жить. Если что-то не изменится совсем скоро…
Хансон уже видел, как краны с поворотными стрелами грузят на его судно застропленные двухсотфунтовые тюки с мукой. На палубе распоряжался Элайша Санторо, старший помощник, а под его началом работал Конг и несколько местных поденщиков. Поденщики были одеты в бахаги — подобие набедренных повязок, а Эли — в джинсы и футболку. Формы на «Королеве» отродясь не водилось, и единственным напоминанием о ней служила потускневшая золотая косичка на фуражке у капитана.
Подойдя ближе к «Королеве», он нахмурился. Вяленые бананы должны были подвезти только на следующий день, но на причале у борта судна откуда-то появился штабель деревянных ящиков. Рядом стоял четырехтонный грузовик «мицубиси». Да и в любом случае вяленые бананы перевозят в мешках, а не в ящиках. Еще более странным ему показалось то, что Зобель-Айяла ни слова не сказал о новом грузе, а уж он-то узнал бы о нем в первую очередь, потому что лично подписывал разрешения на вывоз.
Завидев капитана, с пассажирского сиденья грузовика спрыгнул мужчина и остановился у ящиков. Хансон уже различал на них знакомую эмблему фирмы «Слазенгер» — вытянувшуюся в прыжке черную пантеру. Мужчина из грузовика шагнул ему навстречу. На вид ему было лет сорок. Он уже располнел и несколько обрюзг, но отлично скроенный белоснежный костюм успешно скрывал намечающийся живот. Маленькие руки и ноги. На ногах — сверкающие лакированные туфли, на розовых, пухлых пальцах — чересчур много золотых колец.
Соломенная шляпа, белоснежная, как и костюм, сидела у него на голове с несколько нарочитой небрежностью. Так обычно носят головные уборы мужчины, скрывающие лысину. Глаза прятались за темными очками «Фенди» в кожаной оправе. Такие больше подошли бы женщине. Незнакомец был гладко выбрит и источал легкий аромат дорогого одеколона. Полные губы приветливо улыбались. Зубы напоминали идеально отполированный жемчуг. Роста мужчина был невысокого, но при всей своей миниатюрности и элегантности почему-то производил впечатление человека очень опасного.
— Капитан Хансон? — справился он.
В голосе слышался аристократический испанский акцент.
— Да.
— Меня зовут Ласло Арагас. — Улыбка стала еще шире. — Друзья называют меня Ласси.
Хансон кивнул. Попробуй назвать такого «Ласси», и запросто заработаешь вязальную спицу в глаз.
— Чем могу быть полезен вам, мистер Арагас?
— Правильнее будет сказать, чем мы будем полезны друг другу, капитан Хансон.
— И чем мы будем полезны друг другу, мистер Арагас?
— У меня есть груз, который требуется доставить в Сингапур, — объяснил незнакомец, — а вы, как я понимаю, идете как раз туда.
— Какой груз? — поинтересовался Хансон.
Арагас обвел сверкающей кольцами рукой штабель ящиков:
— Мячи, капитан. Мне надо отправить эти мячи в Сингапур.
— Теннисные мячи.
— Совершенно верно. Особые теннисные мячи — «ультра-вис» для Уимблдона.
Имелись как минимум три причины, по которым это утверждение не могло быть правдой. Во-первых, мячи для Уимблдона действительно делали в Маривелесе, но отправляли их всегда с пятнадцатого терминала в Маниле. Во-вторых, их упаковывали в картонные коробки по шестьдесят тубусов в каждой, потом коробки связывали по десять и помещали в контейнеры, а не в деревянные ящики. И в-третьих, «Слазенгер» ни при каких условиях не отправит свои драгоценные мячи на ржавом корыте вроде «Королевы Батавии».
— Ясно, — кивнул Хансон.
— Вам правда ясно, капитан?
— Полагаю, что ясно, — медленно ответил он.
— И что именно вам ясно?
— Что на причале стоят деревянные ящики с эмблемой «Слазенгер».
— С теннисными мячами внутри, — подсказал мужчина в белом.
— Если вы в этом уверены…
— Абсолютно уверен, — улыбнулся мистер Арагас.
— А доктору Зобель-Айяле известно об этих мячах? — без всякого выражения спросил Хансон.
Арагас захохотал. Его смех был похож на лай очень злой собаки.
— Эта толстая задница? Он не станет вмешиваться, если не хочет нажить на нее неприятностей.
— Ну хорошо, а я здесь при чем? — осторожно поинтересовался Хансон.
Если Арагас действует в обход Айялы, без проблем не обойдется.
— Мне нужен перевозчик. И вы оказались здесь очень кстати.
— Но ваши теннисные мячи не включены в мой коносамент.
— И не надо. Пусть этот маленький договор останется между нами.
— Зобель-Айяле это не понравится.
— Зобель-Айяла сделает так, как ему скажут.
— Может, и так, мистер Арагас, но мне ведь еще придется сюда вернуться. У вас с ним, возможно, какие-то особые отношения, но моей заднице неприятности тоже ни к чему.
— Это не ваша забота, капитан, — отрезал Арагас, перестав улыбаться. — Ваша забота — как можно скорее погрузить мои мячи.
— И что я скажу про эту партию своему агенту в Сингапуре?
— Ничего.
— В каком смысле?
— На траверзе Сентосы у вас сломается двигатель. Ремонт займет пару часов. К вам подойдет катер, и вы сгрузите мячи на него.
Остров Сентоса, бывшая рыбацкая деревня, а ныне дорогой курорт, располагался перед самым входом в гавань Сингапура.
— А таможня? А пограничники?
— О них уже позаботились.
Понятно — опять мордида. За последние четыреста лет филиппинцы успели превратить этот способ решения проблем в высокое искусство.
— А что за все это буду иметь я?
— Вот что. — Арагас выудил из внутреннего кармана пиджака неизменный конверт. Довольно толстый. — Евро, если не возражаете. — Когда-то все расчеты велись в американских долларах, но времена меняются. — Двадцать пять тысяч.
Значит, примерно тридцать три тысячи долларов или около того, в зависимости от ежедневно меняющегося курса. Но это не важно. Важно то, что теперь уже невозможно изображать неведение. Никто не стал бы платить такие деньги за перевозку сотни ящиков с теннисными мячами.
Вся ситуация выглядела довольно паршиво. Если Арагас не боится действовать в обход Айялы, значит, у него очень серьезные связи. Стало быть, в случае отказа не миновать серьезных неприятностей. С другой стороны, если взять конверт и сделать, как он говорит, можно запросто закончить жизнь в тюрьме
