возвращены деревенским общинам.[280] Но и это еще не было концом общинных заключений. Каждый новый режим видел в общинных землях удобный источник для вознаграждения своих сторонников, и три закона (первый в 1837 году, а последний при Наполеоне III) были проведены, с целью побудить деревенские общины произвести раздел общинных земель. Три раза эти законы приходилось отменять, вследствие оппозиции, которую они встречали в деревнях, но всякий раз правительству удавалось отхватить что-нибудь от общинных владений: так, Наполеон III, под предлогом покровительства усовершенствованным методом агрикультуры, отдал крупные общинные владения некоторым из своих фаворитов.
Что же касается до автономии деревенских общин, то что могло оставаться от неё после стольких ударов? Правительство смотрело на старшину и синдиков, как на своих даровых чиновников, выполняющих известные функции государственного механизма. Даже теперь, при третьей республике деревня лишена всякой самостоятельности, и малейшее действие в пределах деревенской общины не может быть совершено без вмешательства и санкции чуть ли не всего сложного государственного механизма, включая префектов и министров. Трудно поверить, а между тем в действительности оно так: если, например, крестьянин намеревается уплатить денежным взносом свою долю труда по починке общинной дороги (вместо того, чтобы самому набить требуемое количество камня), то не менее двенадцати государственных чиновников различного ранга должны дать согласие на это, причем это требует пятьдесят два бумажных документа, которыми эти чиновники должны обменяться, прежде чем крестьянину, наконец, будет разрешено внести денежную уплату в общинный совет. Все остальное носит тот же характер. То же самое, если буря повалит дерево на дороге.[281]
То, что случилось во Франции, происходило повсюду в Западной и Средней Европе. Даже главные годы этого колоссального грабежа крестьянских земель везде совпадают. Для Англии единственное различие заключается в том, что грабеж совершался путем отдельных актов, а не путем общего закона, — словом, дело происходило с меньшею поспешностью чем во Франции, но зато с большей основательностью. Захват общинных земель лендлордами также начался в пятнадцатом столетии, после подавления крестьянского восстания в 1380 году, как видно из «Historia» Россуса и статута Генриха VII-го, в которых об этих захватах говорится под заголовком: «Гнусности и злодеяния, вредящие общему благу».[282] Позднее, при Генрихе VIII-м, было начато, как известно, специальное расследование (Great Inquest) с целью прекратить захват общинных земель, но расследование это закончилось санкционированием расхищения, в тех размерах, в каких оно уже произошло.[283]
Расхищение общинных земель продолжалось, и крестьян продолжали сгонять с земли. Но только с середины XVIII-го столетия, в Англии, как и везде в других странах, установилась систематическая политика уничтожения общинного владения, так, что следует удивляться не тому, что общинное владение исчезло, а тому что, оно могло сохраниться, даже в Англии, и «преобладало еще на памяти дедов нашего поколения».[284] Истинной целью «актов об ограждении» (Enclosure Acts), как показано было Seebohm, было устранение общинного владения, [285] и оно было настолько хорошо устранено, когда парламент провел между 1760-м и 1844-м годом почти 4000 актов об ограждении, что от него остались теперь только слабые следы. Лорды забрали себе земли деревенских общин, и каждый отдельный случай захвата был санкционирован парламентом.[286]
В Германии, в Австрии и в Бельгии деревенская община была тоже разрушена государством. Примеры того, чтобы общинники сами разделяли между собой общинные земли, были редки,[287] между тем как государства везде понуждали их к подобному разделу или просто благоприятствовали захвату их земель частными лицами. Последний удар общинному владению в Средней Европе также был нанесен в середине восемнадцатого века. В Австрии правительству пришлось пустить в ход грубую силу в 1768 году, чтобы заставить общины совершить раздел земель, — причем, два года спустя, для этой цели была назначена специальная комиссия. В Пруссии, Фридрих II, в некоторых из своих указов (в 1752, 1763, 1765 и 1769 гг.), рекомендовал судебным камерам (Justizcollgien) производить раздел насильственным путем. В Силезии, с той же целью, была опубликована, в 1771 году, специальная резолюция. То же происходило и в Бельгии, но так как общины оказывали неповиновение, то, в 1847 году, был издан закон, дававший правительству право покупать общинные луга, с целью распродажи их по частям, и производить принудительную продажу общинной земли, если на нее находился покупатель.[288]
Короче говоря, разговоры об естественной смерти деревенских общин в силу экономических законов представляют такую же безобразную шутку, как если бы мы говорили об естественной смерти солдат, убитых на поле битвы. Фактическая сторона дела такова: деревенские общины прожили более тысячи лет, и в тех случаях, когда крестьяне не были разорены войнами и поборами, они постепенно улучшали методы культуры; но так как ценность земли возрастала, вследствие роста промышленности, и дворянство при государственной организации приобрело такую власть, какой оно никогда не имело при феодальной системе, — оно завладело лучшей частью общинных земель и приложило все усилия, чтобы разрушить общинные установления.
Установления деревенской общины так хорошо соответствуют, однако, нуждам и понятиям тех, кто сам обрабатывает землю, что, несмотря на все, Европа вплоть до настоящего времени покрыта еще живущими пережитками деревенских общин, а деревенская жизнь изобилует по сию пору привычками и обычаями, происхождение которых относится к общинному периоду. Даже в Англии, несмотря на все драконовские меры, предпринятые для уничтожения старого порядка вещей, он существовал вплоть до начала XIX столетия. Гомме — один из немногих английских ученых, обративших внимание на этот предмет, указывает в своей работе, что в Шотландии сохранились многие следы общинного владения землей, причем runrig tenaucy, т. е. фермерское владение делянками во многих полях (права общинника, перешедшие к фермеру) сохранялось в Форфаршайре до 1813 года; а в некоторых деревнях Инвернеса вплоть до 1801 г. было в обычае распахивать землю для целой общины, не делая межей и распределяя ее уже после вспашки. В Килмори раздел и передел полей были в полной силе «вплоть до последних двадцати пяти лет», говорит Гомме, и крофтерская комиссия восьмидесятых годов нашла этот обычай еще сохранившимся на некоторых островах.[289] В Ирландии эта же система преобладала вплоть до эпохи великого голода; что же касается до Англии, то труды Маршалля, остававшиеся незамеченными, пока на них не обратили внимания Нассэ и Мэн, не оставляют ни малейшего сомнения в том, что система деревенской общины пользовалась широким распространением почти во всех областях Англии, еще в начале XIX-го столетия.[290] Не более двадцати лет тому назад сэр Генри Мэн был «чрезвычайно поражен количеством случаев анормальных владельческих прав, которые необходимым образом предполагают первоначальное существование коллективного владения и совместной обработки земли», — причем эти случаи обратили на себя его внимание после сравнительно непродолжительного изучения.[291] А так как общинное владение сохранилось в Англии до такого недавнего времени, то несомненно, что в английских деревнях можно было бы найти большое количество обычаев и навыков взаимной помощи, если бы только английские писатели обратили внимание на деревенскую жизнь.[292]
Что же касается до континентальной части Европы, то множество общинных установлений, до сих пор сохранивших жизненную силу, встречается в разных частях Франции, Швейцарии, Германии, Италии, Скандинавских стран и Испании, — не говоря уже о Восточной Европе: деревенская жизнь в этих странах проникнута общинными обычаями и привычками, и европейская литература почти ежегодно обогащается серьезными трудами, посвященными этому вопросу и сродным с ним. Поэтому, мне придется при выборе примеров ограничиться лишь несколькими, самыми типичными.
Один из таких примеров дает нам Швейцария. Здесь только имеется пять республик — Ури, Швиц, Аппенцель, Гларус и Унтервальден — которые владеют значительной частью своих земель нераздельно, и управляются каждая народным сходом всей республики (кантона); но и во всех других кантонах деревенские общины также пользуются широким самоуправлением, и обширные части федеральной территории до сих пор остаются в общинном землевладении.[293] Две трети всех альпийских лугов и две трети всех лесов Швейцарии до сих пор остаются общинной собственностью; и значительное количество полей, садов, виноградников, торфяников, каменоломен и т. д. до сих пор
