этого прискорбного факта. Мы действительно растеряли свое первоначальное преимущество. Едва появившись в небе Кореи, МиГи быстро и уверенно завоевали господство в воздухе и довольно долго его удерживали, усыпав местные поля и горные склоны обломками вражеских истребителей и бомбардировщиков. Но постепенно ситуация менялась к худшему. А все из-за того, что в высоких штабных инстанциях возобладало мнение, что господство в воздухе отныне нам гарантировано.
Так что виновных надо было искать прежде всего в Москве. Именно здесь какой-то высокопоставленный дурак предложил использовать корейский театр военных действий как полигон для повышения боевой подготовки нового поколения офицеров-летчиков. Таким образом планировалось к 1954 году полностью компенсировать уже «понюхавшими пороху» двадцатипятилетними старшими лейтенантами и капитанами естественную убыль из частей истребительной авиации ВВС СССР по причине списания с летной работы и ухода на пенсию ветеранов Великой Отечественной. Идею поддержали в Главкомате ВВС и даже в ЦК. И она могла бы принять вид толковой программы, если бы большие начальники сочли нужным согласовать свое решение с хорошо знающими ситуацию командирами воюющих частей. Но этого не произошло, и дело обернулось обычной кампанейщиной с громкими лозунгами, добровольно принятыми на себя соцобязательствами и прочей пропагандистской шумихой.
А ведь только при условии, что костяк боевой эскадрильи составляют опытные ветераны, можно без катастрофических последствий постепенно — «поштучно» — в парах со «стариками» или хотя бы небольшими группами вводить в бой необстрелянных новичков. Их же стали бросать в пекло воздушных свалок целыми полками. Делалось это исключительно для того, чтобы поскорее отрапортовать начальству о высоких численных показателях фронтовой подготовки молодых летчиков.
Естественно, вчерашние курсанты начали гибнуть пачками, платя своими жизнями за традиционную российскую чиновничью тупость и любовь к эффектным реляциям. В этой «мясорубке» перемалывались десятки 20-летних лейтенантиков. Часто они погибали, даже не успев понять, что и как произошло. Уровень потерь мог идти и на сотни, но, к счастью, сам ограниченный масштаб конфликта не позволял нашим стратегам привычно завалить противника трупами.
Самым роковым для нас образом примерно в этот же самый период американцы взяли на вооружение систему, от которой мы отказывались. У них спешно создавались специальные школы воздушного боя. Прежде чем попасть в зону боевых действий, выпускник Военно-воздушной или Военно-морской академии проходил многоэтапную подготовку. Зато ветераны, прежде всего имеющие за плечами опыт Второй мировой войны, получали полный карт-бланш. Успевших выйти в отставку заслуженных асов Министерство обороны США серьезными деньгами и разными преференциями привлекало обратно на службу, в первую очередь для того, чтобы в небе над «Аллеей МиГов» было кому опекать новичков.
Происходящее напоминало трагический театр абсурда. Советское командование заменяло опытные, хорошо слетанные боевые части новыми эскадрильями, которые были укомплектованы едва «вставшими на крыло» пацанами. Вашингтон же спешно менял цыплят на ястребов.
Была и еще одна причина резко возросших наших потерь в Корее. Как и в конце тридцатых годов, летные училища вновь стали выпускать молодых летчиков, которых не научили выполнять сложные фигуры высшего пилотажа, летать на пределе возможностей — своих собственных и самолета. Командиры полков и дивизий тоже, боясь испортить себе карьеру летным происшествием или катастрофой, стали больше думать о том, как бы чего не вышло, чем заботиться о подготовке своих офицеров к войне с сильным противником. Даже специализированный экспресс-курс боевой подготовки для летчиков, которые должны были отправиться в Корею, сократили до минимума. В результате ребятам приходилось прямо в боевых условиях учиться выживать на войне: пилотажу, групповой слетанности, воздушному бою, стрельбе.
Ко всему прочему, изначально сырые новые американские истребители, вооруженные лишь пулеметами против мощных пушек МиГа, к середине войны превратились в серьезных противников. «Сейбры» последних модификаций не только не уступали МиГам, но во многом даже превосходили их. На «Сейбрах» появилось очень прочное механизированное крыло с предкрылками плюс огромные воздушные тормоза, чего на МиГах не было.
Даже оказавшись у тебя на мушке, американец мог, внезапно ощетинившись воздушными тормозами, поставить машину практически вертикально. В лучшем случае ты его просто терял, а в худшем проскакивал вперед и сам оказывался на прицеле. Более кошмарный сценарий боя придумать сложно!
Американские авиастроительные компании более оперативно реагировали на критику военных. С появлением в Корее новых самолетов их пилоты получили огромное преимущество, особенно в маневренных боях на виражах. Облаченный в противоперегрузочный костюм пилот «Сейбра» мог при необходимости закрутить маневр практически любой крутизны, тогда как на МиГе при всем желании приходилось чертить размашистые фигуры, чтобы не потерять по дороге сознание, а заодно и тонкие хрупкие крылья.
Да и в скороподъемности «Сейбры» модификаций «F» и «D» теперь тоже не уступали МиГам, как это было в первый год боев в Корее. В пикировании они легко отрывались от преследования…
Обвинять во всех этих ошибках командиров честно воюющих в Кореи частей было глупо и подло. Но именно они более всего подходили на роль стрелочников. Произошедшая в последнее время череда поражений после долгого периода громких побед запустила типовой механизм поиска виновных. Шишкам из ЦК партии и лично «Хозяину» нужно было срочно объяснить, что во всем виновата кучка «врагов народа», окопавшихся в штабе воюющего в Корее 64-го авиакорпуса. Артур Тюхис этот заказ почувствовал и, будучи ведущим специалистом в Министерстве госбезопасности СССР по военной авиации, начал готовить очередной «Процесс века» над авиационными генералами-изменниками. Его персональным заказчиком являлся сам Лаврентий Павлович. Хотя формально Берия с 1946 года руководил проектом по созданию советского атомного и ракетного оружия и даже не имел кабинета на Лубянке, фактически по своим возможностям и интересам всесильный нарком оставался силовиком СССР номер 1.
— Мы же школьные друзья, почти братья, — напомнил Нефедову Артур. — Поэтому должны помогать друг другу. Сейчас мне очень нужна твоя помощь, Борис. Я устал ждать своего шанса. Пришло время снять проценты с банковского счета. По всем статьям я давно заслужил серьезную должность. Как раз теперь открылась генеральская вакансия на Украине. Но не факт, что в итоге назначат именно меня. Чтобы одним махом отшить всех претендентов, необходимо именно сейчас провести яркое дело, прорекламировать себя так, чтобы мое имя было на слуху у первых лиц из Политбюро. И у меня все для этого готово. Но лучше, чтобы инициатива в этом деле исходила не только от меня. Кто я? Так, мелкая сошка, простой, никому не известный наверху полковник…
От возбуждения единственный глаз Тюхиса расширился и сверкал страстью, изуродованная щека под черной повязкой начала слегка подергиваться в нервном тике.
— Давай выпьем? — дружески предложил Артур. — Что ты предпочитаешь: грузинское вино или водочку? Для нашей встречи я приказал приготовить шикарный обед.
Нефедов с удовольствием бы махнул сейчас стакан водки. Но в таком разговоре нужно иметь ясную голову. Он встал из-за стола, давая понять, что не собирается преломлять хлеб и пить вино с неприятным ему человеком.
— Обойдемся без подогрева. Говори прямо, что тебе надо.
— Правильно, — усмехнулся Тюхис, — я тоже за деловой разговор.
В его усмешке чувствовалась досада. Артур понял, что трудно будет убедить упрямца сделать то, ради чего его сюда заманили. «Ну ничего! — успокоил себя опытный лубянский следователь. — И не таких обламывали…»
Он начал излагать суть дела. Тюхис говорил негромко, в обычной манере людей власти, знающих, что их обязаны слушать. Артур предложил Нефедову составить для Василия Сталина отчет о вредительской деятельности высших чинов из командования 64-го истребительного авиакорпуса, в первую очередь генерал-майора Георгия Лобова, а также некоторых полковых и дивизионных командиров, в том числе лучшего аса Великой Отечественной Ивана Кожедуба.
— Мне необходим такой союзник, как сын самого Сталина. Я знаю: ты снова отличился, он опять к тебе расположен и наверняка прислушается к твоему мнению. Скажи, что в Корее измена… Ты поможешь мне, Борис, а я тебе.
Зная о лютой ненависти своего шефа к госбезопасности и лично к Берии, Нефедов не очень понимал, как сидящий напротив него виртуоз с Лубянки собирался вступить в альянс с Василием. Впрочем, с первого
