хлынули на эстакаду. Впереди человек огромного роста, Хасан из Улубата, нес османское знамя. Его сопровождало тридцать товарищей. Прикрыв голову щитом, он сумел ворваться на баррикаду, отбросить назад дрогнувших защитников и устоять наверху. В течение короткого времени ему удавалось удерживаться на этой позиции с флагом в руке, вдохновляя янычар на атаку. Зримому и устрашающему символу храбрости османов — гиганту-янычару, наконец утвердившему знамя ислама на стенах христианского города — суждено было войти в круг мифов, формирующих самосознание нации.
Вскоре защитники провели перегруппировку и ответили на нападение с помощью заградительного огня: в атакующих полетели камни, стрелы и копья. Они отбросили некоторых из тех тридцати человек, затем загнали в угол Хасана, в конце концов поразили его в колени и изрубили на куски. Однако повсюду все больше и больше янычар поднималось на укрепления и пробиралось сквозь дыры в баррикаде. Подобно потоку, разрушающему прибрежную дамбу, тысячи человек начали проникать в пространство между стенами. Обладая подавляющим численным превосходством, они неуклонно теснили назад оборонявшихся. В короткое время защитники Города оказались окружены и прижаты ко внутренней стене, перед которой был выкопан ров — земля из него потребовалась для строительства баррикады. Те, кого столкнули в канаву, оказались в ловушке: они не смогли выбраться и были перебиты.
Османские войска вливались в пространство между стенами по все более ширившемуся фронту. Многих перебили оборонявшиеся, обстреливая их с баррикады, но теперь поток было не остановить. По подсчетам Барбаро, за пятнадцать минут внутрь проникло тридцать тысяч человек. Они испускали «такие вопли, что казалось, то был сам ад». И тут люди заметили флаги на башнях близ Цирковых ворот, которые установили немногочисленные воины, ворвавшиеся в Город в том районе. Раздался крик: «Город взят!» Оборонявшихся охватила паника. Они повернулись и бросились бежать, ища пути в Город из запертого пространства между стенами. Тем временем люди Мехмеда начали карабкаться также и на внутреннюю стену и обстреливать их сверху.
Существовал лишь один возможный выход — через маленькую калитку, откуда вынесли раненого Джустиниани. Все остальные ворота оставались закрытыми. Толпа устремилась в проем. Бегущие сбивали друг друга с ног, пытаясь выбраться наружу, «так что близ ворот образовался огромный холм из живых людей, который не давал пройти никому». Некоторые упали и были затоптаны насмерть. Других перерезала османская тяжелая пехота, спускавшаяся теперь с баррикады правильным строем. Груда тел росла, делая невозможным бегство. Все оставшиеся в живых защитники баррикады погибли во время резни. Возле остальных ворот — Харисия, Пятых военных — лежала такая же куча трупов. То были люди, бежавшие сюда в поисках выхода, которым не удалось вырваться из пространства между стенами: калитки были заперты. И где-то в этой схватке с ее удушливой атмосферой, паникой и борьбой мы в последний раз видим Константина, окруженного самыми верными своими спутниками — с ним находились Феофил Палеолог, Иоанн Далмата, дон Франсиско де Толедо. О последних мгновениях жизни Константина сообщают свидетели, чьи рассказы недостоверны — ведь их почти наверняка не было на месте событий: император борется, стойко сопротивляется, падает, его тело топчут ногами — так он уходит из истории, чтобы продолжить жить в легенде.
Группа янычар вскарабкалась по мертвым телам и вломилась в Пятые военные ворота. Продвигаясь вверх уже внутри городских стен, некоторые из них свернули налево, к воротам Харисия, и открыли их изнутри. Другие пошли направо и отперли ворота Святого Романа. Захватывая башни одну за другой, турки поднимали на них османские флаги. «Затем вся оставшаяся армия в ярости ворвалась в Город… и султан стоял близ мощных стен, там, где развевались большое знамя и бунчуки из конских хвостов, и наблюдал за событиями». Рассвело. Вставало солнце. Османские солдаты шагали меж павшими, обезглавливая мертвецов и умирающих. Большие хищные птицы кружили над ними. Оборона Города рухнула менее чем за пять часов.
Глава 15
Пригоршня праха
29 мая 1453 года. 6 часов после полуночи
Скажи мне, пожалуйста, как и когда наступит конец этого мира? И как узнают люди, что он близок, что он на пороге? Какие признаки возвестят о конце? И куда денется этот Город, Новый Иерусалим? Что будет с его святыми храмами, стоящими здесь, с почитаемыми иконами, с мощами святых и с книгами? Поведай мне у пожалуйста, об этом.
Османские войска валили в Город, и видно было, как турецкие флаги развевались над башнями. Среди гражданского населения распространилась паника. По улицам пронесся крик: «Город взят!» Люди бросились бежать. Братья Боккьярди на стенах близ Цирковых ворот увидели, что солдаты покидают свои позиции. Они сели на лошадей и устремились на врага, заставив его отступить на некоторое время. Однако они очень быстро поняли: ситуация безнадежна! Турецкие воины бросали на них сверху метательные снаряды. Паоло получил ранение в голову. Боккьярди осознали, сколь серьезная опасность нависла над ними: их вот-вот могли окружить. Паоло взяли в плен и убили, но его братья сумели пробиться со своими людьми к Золотому Рогу. В гавани раненый Джустиниани услышал, что оборона прорвана, и «приказал трубачам подать его людям сигнал к отходу». Остальным отступать было поздно. Венецианского бальи Минотто и многих видных венецианцев и моряков, сошедших с галер для участия в бою, окружили и взяли в плен у Влахернского дворца. Тем временем на стенах, прикрывавших Город с суши у Мраморного моря, где оборона по-прежнему оставалась прочной, солдаты увидели, что их атакуют с тыла. Многие погибли. Другие, в том числе командиры — Филиппо Контарини и Димитрий Кантакузин, — были окружены и взяты в плен.
Смятение с ужасающей быстротой охватило Город. Прорыв линии фронта оказался столь внезапным и впечатляющим, что многих застиг врасплох. В то время как одни покинули стены, прикрывавшие Константинополь с суши, и бросились к Золотому Рогу в надежде попасть на борт корабля, другие бежали к месту боя. Встревоженные шумом битвы, некоторые из горожан спешили к стенам оказать помощь воинам. И тут они столкнулись с первыми бандами мародеров из числа турецких солдат, ломившихся в Город. Турки «атаковали их с большим гневом и яростью» и отрезали от остальных. Именно смесь страха и ненависти привела к начавшейся в Городе резне. Османские солдаты, неожиданно для себя обнаружившие, что находятся в лабиринте тесных улочек, растерялись и испугались. Они рассчитывали встретить большую и стойкую армию. Казалось совершенно невозможным, что две тысячи человек, толпившихся у укреплений, и есть все защитники византийской столицы. В то же время недели страданий и насмешки, которыми осыпали осаждающих греки со стен, ожесточили турок и сделали их безжалостными. Теперь Городу предстояло расплатиться за отказ от капитуляции, предложенной ему. Поначалу турки убивали, «чтобы вызвать великий страх». Некоторое время «каждого, кто им попадался, они сразу же зарубали ятаганами — женщин и детей, старых и молодых, всякого звания». Эта жестокость, вероятно, возрастала из-за того, что кое-где население энергично сопротивлялось. Горожане «бросали в них [турок] кирпичи и швыряли камни сверху… и кидали огонь». Улицы стали скользкими от крови.
Флаги султана развевались на башнях линии тех стен, которые прикрывали столицу с суши, и таким образом среди турок быстро распространилась весть о взятии Города. Османский флот усилил атаки со стороны Золотого Рога, а поскольку обороняющиеся ускользнули, моряки стали открывать одни за другими ворота, ведшие в Константинополь с моря. Вскоре Платейские ворота, примыкавшие к венецианскому кварталу, распахнулись, и группы осаждающих стали проникать в самое сердце Города. Затем известие о
