одноклассников видели Джексон на Бродвее в пьесе «Марат Шаде». – Что мне делать?
Он задумчиво посмотрел на нее.
– У меня, возможно, есть решение. Пути Господни неисповедимы. Тебе можно доверять?
Может, она врунья и халявщица, но, положа руку на сердце, ей можно доверять. Только вопрос в другом. Кто, черт побери, он, и можно ли ему доверять? Беспощадный опыт подсказывал, что любого мужчину, сказавшего «доверься мне», можно автоматически занести в список желающих забраться в твою постель.
С другой стороны, этот парень не кажется сексуальным маньяком. У него тонкие запястья, она, наверняка, сможет размазать его по стенке, если он станет слишком шустрым. Воинственное настроение улучшило ее состояние.
– Что ты предлагаешь?
Оказалось, он во время летних каникул руководит подпольным актерским классом. Это было против академических правил, но он нуждался в деньгах. Сейчас Билл опаздывал на дневное занятие. Если она хочет, может начать сегодня.
– Назовем это приложением к основному курсу в Академии.
Мама предостерегала: никогда не садиться в машину с незнакомцем, никто не узнает, где она. А вдруг внезапно исчезнет и не вернется. Он может быть похитителем, поставщиком белых рабынь. Ее накачают наркотиками и переправят в Турцию или Сирию, заставят делать неприличные вещи и продадут в гарем. Какой-нибудь султан или эмир страстно влюбится в ее белое тело, но, узнав, что она еврейка, предаст публичной казни на центральной площади.
А может, он просто обыкновенный жулик. Отвезет в заброшенный дом, перережет горло, заберет ее кредитную карточку и паспорт. Американские паспорта очень ценятся на черном рынке.
Садиться в машину не пришлось, поэтому сам собой отпал повод для беспокойства. У Билла Нела был мотороллер. Квартира, используемая в качестве студии находилась на верхнем этаже здания в Баттерси, очевидно, старый дом видел лучшие времена.
– Высокие потолки, но не та сторона реки, райончик явно подкачал!
Класс в ожидании беспокойно шумел. Извинения Билла и представление Моны приняли с вялым равнодушием.
– Американка? – спросил кто-то.
– Верно.
Да уж, удивительное открытие.
– Надеюсь, ты не будешь скакать здесь, крича «хай!». Почему вы все, американцы, говорите «хай!»? Звучит как-то по-японски.
Прежде, чем Мона успела придумать язвительный ответ, ей был адресован следующий вопрос.
– А ты, вообще-то, поешь?
– Ну, пою немного. В смысле, я брала уроки и, по правде говоря, играла в любительских спектаклях. Ничего особенного – театрик в Оклахоме, представление так себе, скорее комедия, чем настоящее пение, ну, вы понимаете, что я имею ввиду…, – она снова принялась за свое, о Боже. Слишком много слов, вранье так и лезет изо рта сплошным потоком. Мона едва удержалась, чтобы не крикнуть в отчаянии: «Я просто девчонка, которая не может сказать «нет!».
– Ужасно интересно, – коварно произнес ее инквизитор. – Думаю, ты должно быть, родственница Барбары Стрейзанд. Очень похожа на нее, не правда ли, ребята?
Вся группа мило закивала в ответ, предвкушая полное уничтожение.
– Такой же нос и все остальное. Уверена, это поможет. Везучая. Разве она не ужасно везучая, Билл?
Их руководитель в это время был на крошечной кухне и не слышал теплых слов приветствия. Он вернулся с сервировочным чайным столиком и уловил только последнее замечание. Призвав класс к порядку, Билл сказал:
– Очень везучая, Минерва. А нам ужасно повезло заполучить ее в нашу группу. Она поможет нам сделать правильный американский акцент, когда будем ставить Одетса и Миллера.[6]
К тому времени, когда закончились занятия, и она возвращалась в Челси Мьюз, Мона решила, что ни одна маленькая английская антисемитская сучка впредь не рассердит ее. Кроме того, это правда. У нее, действительно, большой нос. Большой еврейский нос. Если та белобрысая думала, что может вывести Мону из себя, у нее другое мнение на этот счет. Удивительно, но оскорбление подействовало на нервную систему, как адреналин. Когда Билл Нел попросил почитать для класса, она выпалила монолог Молли Блюм, заставив их онеметь.
– Неподражаемо! – Билл открыл рот от изумления. Она им показала, правильно? Надо было спросить у мисс Облезлой Блондинки, знает ли она, что Леопольд Блюм – еврей, и у него ужасно большой нос?
Она нашла Эми и Джорджину в гостиной, доедающими остатки вчерашнего ужина.
– Присоединяйся! – весело позвала Джорджина, покачивая пустым бокалом. – Ник где-то со своими туристками. Так давайте устроим девичник. Эми, дорогая, будь киской, налей Моне вина.
Розовый румянец на щеках Эми говорил, что она уже выпила. Сосредоточенно стараясь удержать бутылку, Эми наполнила стакан для Моны и добавила в свой. Она подняла руку и предложила тост.
– Один за всех, и все за одного! Джорджина, Мона, Эми – три мушкетера!
Мона чокнулась с подругами.
– Три мушкетера из Челси Мьюз!
