– О'кей, о'кей, я прекращаю! Ты прав. Я работаю. Это больше, чем могут сказать многие актрисы. Я везучий парень.
Именно это Мона должна постоянно напоминать себе. Счастливица, имеет деньги для оплаты доктора и больничных счетов. Она знала, что косметическая хирургия не покрывается медицинской страховкой, так как не считается жизненно необходимой. И так достаточно красива. Мона понимает это. Чего она не может вынести, так это стоимости исправления ошибки. Началось с безумной платы за скорую, доставившую ее в госпиталь, потом тысячи и тысячи долларов за срочную операцию, пребывание в госпитале, плюс счета за анализы, лекарства и тому подобное.
Словно этого мало, Брент совершенно перестал высылать чеки на содержание детей, используя, как оправдание инцидент в Вашингтоне. Он угрожал вызвать Мону и Эми Хамфриз в суд за похищение Мелиссы и Грега из мотеля и нанесение ему эмоциональной травмы из-за исчезновения детей. К тому же, они ущемили родительские права отца.
Дерьмо, ее адвокат согласился на его условия, но это не предотвратило требований Брента по сокращению алиментов, бумаги на месяцы застряли в суде. Пока Мона лежала в постели с требованием по возможности меньше разговаривать и «беречь» лицо, она совершила ошибку, отвечая не телефонные звонки. Отец ее детей проинформировал бывшую жену, что предпочитает отдавать деньги своим адвокатам, а не ей.
Решив защищать чувства сына и дочери, Мона сказала им, что у папы денежные проблемы.
– Поэтому он бросил нас в Вашингтоне? – спросила Мелисса.
– Нам придется ходить в общественную школу? – запаниковал Грег.
Она заверила их, что не следует беспокоиться. Ее финансовые накопления и вклады, возможно, и исчерпались, но кое-что еще осталось. Люди из рекламных агентств вопили о необходимости ее услуг. Все скоро нормализуется. Единственное, что придется продать, это квартира. Такая роскошь стала ей не по карману.
Ее актерская карьера может закончиться завтра, буквально, завтра, если дело с прослушиванием не выгорит. Брокер из конторы по продаже недвижимости обещал, что квартира уйдет за семьсот пятьдесят тысяч, почти вдвое больше, чем платила она. Мона получит налоговую скидку, если купит меньшую квартиру для сдачи в наем, а для себя и детей снимет другое жилье.
Таким образом, что бы ни случилось, у нее будут деньги, плюс доход. Вместо борьбы с Брентом, легче выбросить его из их жизни. Мона устала приукрашивать ситуацию, чтобы пощадить чувства детей. Реальность состоит в том, что их отец – дерьмо. Не все мужчины – дерьмо, но пришло время им узнать правду об этом конкретном человеке. Детям придется решить дилемму – либо иметь такого дерьмового отца, либо навсегда от него избавиться.
Билл Нел для них гораздо больше отец, чем когда-либо был Брент. Не говоря о заботе, преданности и любви к ней. Мона не знает, как пережила бы без него весь этот операционный кошмар. Последние месяцы сблизили их, как никогда прежде. Билл всегда хранил в секрете свою личную жизнь. Хотя она слышала о его соседе по квартире, Билл всегда появлялся один на всех светских мероприятиях и деловых вечеринках.
С появлением угрозы СПИДа Мона забеспокоилась о его образе жизни, раздумывая, посещает ли он бары для голубых, публичные бани, или еще Бог знает что. Их любимая привычка целовать друг друга в губы начала волновать Мону. Вдруг он инфицирован? Может ли Билл передать вирус ей? Или детям? Но никогда ни словом, ни поступком не выказала своего страха.
Неделю назад Билл сказал:
– Думаю я должен сказать тебе кое-что, о чем ты, возможно, догадываешься. Я живу не один. Мы были вместе много лет. Преданные любовники, по крайней мере, я был преданным. Не думаю, что мы инфицированы, но, ради безопасности, больше никаких поцелуев в губы.
– О, Билл. Я полностью доверяю тебе.
– Я знаю. Дело не в этом. Мы не знаем, что, черт побери, происходит. Разговоры о жидких субстанциях организма. Что это значит? Слюна? Сопли? – он грубовато рассмеялся. – Я люблю тебя, Мона. И знаю, ты любишь меня. Не хочу, чтобы ты боялась пускать меня в дом.
– Я люблю тебя. Ты единственный человек, с которым я могу поговорить по душам.
Мона рассказала ему, как вышла замуж за Брента из-за депрессии после расставания с Ником тем летом в Лондоне. Она обсуждала с ним Ника и свою неспособность забыть этого мужчину даже спустя столько лет. Билл помнил его по встречам в Лондоне и как-то признался:
– Я сам почти влюбился в него в тот день, когда он заявился в студию вместе с тобой!
В понедельник утром позвонил агент по недвижимости. Вчера днем, пока их не было дома, он показывал квартиру. Первыми с серьезным предложением позвонили немолодые супруги. Мона постучала по дереву. Удача не пришла одна, Бог троицу любит. Чарли Гордон, нью-йоркский визажист номер один, приехал сделать ей прическу и макияж. Она, конечно, идет не на съемку, а на озвучивание, просто Мона испытывала недоверие к своему недоделанному носу.
Она сама отлично умела краситься, но у Чарли был талант делать так, чтобы глаза казались в два раза больше естественного размера, а кожа выглядела бархатистой, словно грудь девственницы, как он выражался.
Мона хотела сразить всех наповал, когда они с Биллом войдут в студию. Чтобы не осталось сомнений в ее триумфальном возвращении в строй.
– Что вы можете сделать с моим носом, Чарли?
То, что тот сотворил, было второй грандиозной удачей. Сияющее лицо Билла доказало искренность его слов о потрясающем великолепии.
– Ради Бога, не плачь! Ты размажешь тушь! Третьей удачей стало само прослушивание.
– Ты уверен, что мне не надо надеть чадру? – прошептала Мона Биллу, когда их вели в студию.
– Заткнись. У тебя должны быть игривые мысли. Помни, что я всегда говорю тебе: пусть они обкакаются от твоего голоса.
