чтобы он что-то мне говорил. Просто молча лежал, и я не видел, чтобы он читал письма.
– Ч то это были за письма? Где вы их нашли?
– В почтовом ящике у входной двери. Когда я нес хозяину завтрак, то решил заодно заглянуть в ящик – по пути. Поставил поднос на столик в холле и пошел к ящику. Забрал письма на имя сэра Роланда, а остальные оставил на столике.
– Сколько писем пришло вашему хозяину?
– Четыре штуки, сэр.
– Вы видели конверты от трех писем, которые были найдены в корзине?
– Да, сэр, инспектор Пардью показывал мне их.
– Вы сразу поняли что это конверты от только что полученных писем?
– Один узнал сразу, темно-синий, надписанный крупными буквами – от руки. Остальные два были вполне обычные, такие часто используются.
– Расскажите, пожалуйста, присяжным, как выглядел четвертый конверт, который лежал на столике у шезлонга, а не в корзине.
– Он тоже был совершенно обычным, в таких посылают деловые письма, адрес был напечатан на машинке.
– Итак, всего было четыре конверта. Вы обратили внимание на буквы «Эс» и «А», написанные на обороте одного из них?
– Нет, сэр, не обратил, я вообще их не рассматривал, прочел только, кому эти письма предназначены.
Лоусон кивнул.
– Далее вы помогли сэру Роланду одеться?
– Да, сэр.
– Всем нам известно, что покойный тщательно следил за своей внешностью, и одежда его всегда была в идеальном порядке. Как вы считаете: он был щепетилен при выборе костюма?
– Весьма. Всегда проверял, хорошо ли все отглажено. Носки и галстук должны были идеально сочетаться с костюмом. В карманах не должно было лежать ничего такого, из-за чего они, не дай бог топорщились бы или хоть на миллиметр отвисали.
– А в то утро, о котором идет речь, он не высказывался по поводу костюма?
– Нет, сэр. Сказал только, что наденет светло-серый. Думаю, его все устраивало. Если бы он обнаружил, что что-то не так, то наверняка тут же меня бы отчитал.
– Понятно. Итак, вы помогли сэру Роланду одеться. А что происходило потом?
– Потом мы отправились в «ловушку для солнца». Он опирался на трость и на мою руку. А в другой руке я нес книги и вторую трость. Когда мы дошли до дуба, я усадил его в шезлонг и накрыл пледом.
– Итак, примерно в половине одиннадцатого сэр Роланд пожелал встать, вы помогли ему одеться, после чего сразу отвели ею в «ловушку». Во сколько вы туда пришли?
– Полагаю, примерно в четверть двенадцатого.
– А что было дальше?
– Я вернулся в дом, разогрел суп для хозяина, ну и потом отнес ему.
– Сколько времени прошло между тем моментом, когда вы отошли, и тем, когда вы принесли разогретый суп?
– Минут пятнадцать.
– То есть на поляну вы вернулись примерно в половине двенадцатого? Вы заметили какие-либо изменения в облике своего хозяина?
– Да, сэр. Он откинулся на спинку шезлонга и смотрел прямо перед собой, как будто о чем-то глубоко задумался. Он выглядел совсем больным и измученным. А выражение лица было такое… мне трудно даже описать. Очень напряженное, почти… отчаянное, что ли.
– То есть вам показалось, что он выглядел так, будто внезапно узнал что-то ужасное.
– Да, именно так, сэр.
– Продолжайте.
– Правая его рука лежала на коленях, он держал какой-то листок, по виду – письмо. Заметив меня, он спешно запихал листок в карман, словно хотел его спрятать.
– В какой именно карман?
– В карман пиджака, в левый нагрудный.
– Конверт лежал на столике, когда вы принесли суп?
– Да, я обратил на него внимание, когда ставил тарелку.
– Опишите, что было после того, как он спрятал письмо.
– Я спросил, не стало ли ему хуже, но он хмуро на меня посмотрел и ничего не ответил. Тогда я сказал, что после горячего супа ему полегчает. «Поставь его на столик, я поем попозже», – велел он. Я стал говорить, что суп быстро стынет, а он почти рявкнул: «Поставь. А дальше я как-нибудь сам разберусь».
