кому не подходил, не зная человека заранее. А тогда толкнуло что-то или позвало, и он не смог сопротивляться этому. Действительно, как-то странно, необычно, неведомо…
— Э… эй! Ты чего задумался?
Кирилл не заметил подошедшей Кати. Он усмехнулся довольно.
— Так, босоножку вспомнил…
— А какую босоножку, помнишь, левую или правую?
— Левую — не задумываясь ответил Кирилл.
— Точно! — засмеялась Катя.
— Катя! — позвала с кухни бабушка.
Катя, легко развернувшись, как волчок, быстро убежала на кухню. Она всё делала быстро и легко. Быстро говорила, казалось, не задумываясь вовсе. Быстро менялось выражение её лица. Легко и быстро менялось настроение, сразу переходя от смеха и, вдруг, до слёз.
Эта стремительность, порождала впечатление какой-то несерьёзности, поверхностности. Но это было б заблуждение. Он-то знал! Он знал, каких глубин достигают её чувства, в какую непостижимую даль заглядывает её мечта. Он легко читал это всё в её глазах, в этом живом и проникновенном взгляде.
Глаза! Глаза лгать не могут! Вот почему пряча свои намеренья, люди отводят глаза, надевают чёрные очки, что бы спокойно поднять голову и посмотреть в чужое лицо. Глаза не могут лгать, и человек, пытаясь солгать, стыдливо отводит глаза. Мы всегда смотрим в глаза друг другу, пытаясь понять или почувствовать…
Поэтому, наверное, ему захотелось посмотреть ей в глаза, стоящей в тот день у зеркальной глади пруда.
— Кирюша! — Кирилл чуть вздрогнул от бабушкиного голоса, мгновенно вернувшись из недавнего прошлого, — мы здесь посидим, или может быть, на кухне?
— На кухне уютнее…, - сказал он просто.
Бабушка размышляла секунду:
— Правильно! И привычнее…, - повернулась она обратно, вытирая руки.
Всё было просто и непринуждённо в этом доме, и ему было легко. Легко и просто.
На стене медным звоном с шумом пробили часы. Катя впорхнула неожиданно, и, подойдя близко протянула вперёд обе руки, свесив вниз длинные пальцы.
— Заскучал? Всё готово! Идём… — улыбаясь раскрасневшимся лицом, отрывисто сказала она. Покачиваясь, как пружинка, на носочках ног, Катя была довольной и радостной.
Кирилл качнул головой и быстро встал, лишь придерживая её пальцы. Она повернулась, и, взяв его руку, быстро потянула за собой. Так они и вошли в кухню: — рука в руке, Катя первой, Кирилл за ней.
— Бабушка, веду гостя…
— Ого! — Вырвалось у Кирилла, — на столе стоял огромный пирог с румяной корочкой, от которого ещё исходил жар.
— Этого нам на всю ночь хватит…, - простодушно пошутил Кирилл. Катя хохотнула неожиданно.
— А куда нам торопиться, — улыбнулась бабушка, глядя поверх очков на Кирилла, — сидим да пьём, пьём да говорим, а я на вас полюбуюсь! Садись, Кирюша, садись, где понравится.
Стол стоял у окна, где с одной стороны сидела Катя, Кирилл сел рядом, — посередине, баба Варя с другой стороны окна.
— Ну, хозяйка, угощай гостя! — медленно говорила баба Варя, протирая очки.
— Нет, бабушка, хозяйка здесь — ты!
— А ты когда хозяйкой будешь, завтра? — разрезала пирог бабушка.
— Завтра она будет гостьей, — заметил Кирилл и, обращаясь только к Кате, добавил тише, — мама обещала придти пораньше.
— Ну, давайте попробуем, что у нас с Катей получилось!
Пирог получился вкусный. Ещё горячий, с начинкой внутри и хрустящей корочкой.
Кирилл не раз похвалил пирог. И не зря. Катя больше молчала. С лёгкой улыбкой блуждала взглядом вокруг, то останавливаясь на бабушке, то переводила взгляд на Кирилла. Не ела, только щипала пирог, не спеша глотая ароматный чай со смородиновым листом.
— Ну что, все места обходили? — продолжила разговор бабушка, разговаривая в основном с Кириллом.
— Да нет, разве обойдёшь всё…, - с задумчивой улыбкой произнёс Кирилл.
— Ничего, у вас времени много впереди.
— А тебе, Катя, понравились места наши?
— Здесь везде хорошо, но больше всего усадьба понравилась старая.
— Так там же нет ничего…
— Там просто чудно!
Кирилл не отводил от Кати взгляда. Бабушка поставила чашку на стол.
— Никто там поселиться не смог. Здешние бабки говорят, дух это место охраняет…. Так-то. И кто туда не зайдёт, всем неуместно там. Место красивое, да странное…. Никого не впускает!
— Ну, чайку ещё?
— С удовольствием! — Сказал Кирилл.
— Катя? Ты что, уснула? Чайку будешь ещё?
Катя вздрогнула ресницами:
— А?.. Да, да…. А меня туда тянет! Я туда как зашла, — необыкновенно сделалось как-то!
Катя улыбалась мечтательно, упрев локоть в стол и положив на ладонь подбородок.
Бабушка перевела глаза на Кирилла.
— Мы сначала на Никитин овраг ходили, — продолжил Кирилл, потом ноги сами в усадьбу привели.
— А вы знаете, какая тут история случилась? — осторожно спросила бабушка.
Я рассказал Кате всё…, - ответил Кирилл.
— Та…к! — протянула баба Варя. Вот как. Вот как!
— И что? — подняла брови бабушка.
Я знаю про все, тётя Варя, — сказал Кирилл сдержанно, — и мама многое рассказывала, и священник местный, что когда служба идёт, и поминают имена их, случаи разные происходят, свет там видят и другое всякое…
Мы с Катей, когда пришли на усадьбу, я смотреть стал за ней, ну как она, в общем, воспримет. Она повеселела сразу, походила вокруг, потом подошла и сказала, что такое место она долго искала…
— Я так говорю, Катюш?
— Бабушка… Кирилл этот участок земли, всю усадьбу, сегодня оформил в собственность. Вот он и ходил в Покровское. И сказал мне сегодня: — «эта земля теперь, — твоя и моя!» И ещё он собирается построить там домик. С мансардой.
— Я так всё сказала? — лукаво улыбнулась Катя.
— Ты забыла про щенка… — улыбнулся Кирилл, встретив её взгляд. Так они смотрели и смотрели друг на друга.
Бабушка подняла брови и только переводила взгляд с Кирилла на Катю и обратно.
— Бабушка, можно я поживу у тебя? А? — спросила Катя, не отрывая взгляда от Кирилла.
Баба Варя поднялась медленно, сняла очки и вытерла тёплую слезу.
— Катенька… Слава Богу, дожила, старая, до радостных дней!
* * *
Ночью пошёл дождь. Сначала отдельно крупные капли, редко забарабанили по листьям, потом чаще, чаще, постепенно превращаясь в беспорядочный шум. Затем, выдержав небольшую паузу, дождь хлестнул со всей силой.
Вода запела на все голоса. Ровный гул перемешивался с журчанием и множеством струй, падающих с крыши. Поднявшийся ветерок бросал в окна косые струи, которые со звонким дребезгом отскакивали от стёкол.