— Какой мне ник выбрать? — услышала я из-за дверей. — Не могу же я назвать папку «Оля».
Я сжала в руках сухую мочалку и позволила, наконец, своей роже улыбнуться так, как ей уже давно хотелось: широко и расплывчато. И обязательно морщить нос.
— Назовись Дарк.
— Как темный или как исторический персонаж?
— Как то и другое, — я пустила воду.
— Чайничек, пожалуйста.
— И все?
— И все.
Я прислонилась щекой к столешнице. Лилит молча курила.
— Мне холодно.
— Сейчас чай будет. Горячий.
— Мне холодно.
— Марусь, подожди, потерпи чуть-чуть.
— Мне холодно.
— Это ерунда все. Тебе нужно просто сделать глоток чая и все встанет на место.
— Я сделала уже много глотков. Мне холодно.
— Так. Давай без истерик. Ты же сука та еще. А? Ты же сама кого хочешь…
— Мне холодно.
— Молчи, пожалуйста. Я больше не могу тебя слушать.
«Мне холодно. Мне холодно. Мне холодно».
— Мне двадцать лет, Лилька. Эти проблемы мне не по возрасту. Я маленькая.
— Проблемы совершенно подростковые. Терпи. Спасибо. А можно еще пару ваших штруделей с вишней?
Над моим лицом повисает прядь красных волос. Потом появляется Лилькин внимательный глаз.
— Ты заруби себе на носу. Мы можем прожить без кого угодно. Ты стерва, мы гнусные стервы. Как хочешь, называй. Ты жила раньше сама по себе, перешагивала через людей, через живых людей, и максимум, что ты испытывала — это злость. Злость — наш большой друг и помощник. Разозлись, тебе станет легче. Сопли свои девичьи в кулак собери. Личная жизнь — не самая высокая ценность в мире. У тебя же нет внутри ничего, чтобы так болело. Ты можешь забыть любого.
— Могу. Просто мне очень холодно.
Лилит вздыхает и затягивается. Я поднимаю голову. Я чувствую, что у меня рвутся один за другим какие-то большие шнуры внутри. Наверное, так лопаются нервы. Наверное, так люди сходят с ума от жалости к себе.
— Зарплата, говорю! Приезжай, а то через полчаса тут набежит народ, будет толкотня. Ты помнишь, что сегодня наш большой прожект онлайн?
— Буду через двадцать минут. — Я повесила трубку. Все-таки Бурая относилась ко мне по особенному. Я начала лихорадочно собирать сумку, ведь на сегодня планировалось очень большая авантюра, которая, по мнению Бурой, должна была принести нам много денег и веселья одновременно.
Я достала из ящика стола плоскую железную коробочку с надписью «Independent Bank», пересчитала деньги. На мечту мне не хватало еще долларов двести. Конечно, можно снимать отличные кадры Зенитом, но для того чтобы работать фоторепортером, необходима профессиональная цифровая фототехника. Тем не менее, мой старенький Зенит мне понадобится сегодня: будет много интересных типажей и яркий свет. Я затолкала в футляр аппарат, двенадцать пленок, сменный объектив-«широкоугольник», аккуратно сложила это добро в большую сумку. Туда же я бросила пару черных туфель с тончайшей шпилькой, белую рубашку, галстук, чулки. Пиджак я решила просто надеть на себя, чтобы не тащить. Парочка запасных трусиков, гель для укладки волос, бутылка шампанского и прокладки. Контейнер для линз, футляр с очками, сигареты, молочко для снятия макияжа, косметика, кошелек, упаковка крабовых палок, минералка. Вроде все. Не тяжело, но объемно. Придется ловить тачку. Денег вот ровно на доехать осталось.
Я закрыла дверь в комнату на ключ, выключила колонку, заперла квартиру и спустилась вниз.
Праздник-праздник. Этот проект Бурая раскручивала в интернете уже давно. Я, правда, совсем не представляла себе, как ей это удалось, но результат был налицо. Толпа, по нашим скромным меркам, мемберов в буквальном смысле «поджидала у дверей».
— Есть у тебя полтинник по десять? — Бурая считала деньги, не вынимая сигареты изо рта. Мне было немного непривычно видеть ее с ярко выбеленными африканскими косичками до задницы. — Таким образом, я тебе семьдесят. Четыре тысячи семьдесят рублей. Поделитесь там сами.
— Конечно. Бурая, во сколько начало?
— Думаю, в девять-десять вылезем.
Комната была похожа на небольшую, но бойкую киностудию: пол был неравномерно покрыт шнурами разных цветов и толщины, камеры на штативах — настоящие, надо же, не пилоты — были расположены таким образом, что не было уголка, который бы оставался вне зоны наблюдения. Бурая сняла все занавески, большие светильники из дальней комнаты сияли новыми лампами. Одно оставалось мне неясным — куда дели солярий.
— Давай Аланика сюда, сейчас диваны будем двигать и столы с компами.
— Чего ты в дискрипшне написала? Что будет он-лайн вечеринка? И они повелись?
— Киса моя, я написала, что будет он-лайн групповуха. А там посмотрим. Ну и всякую такую ботву: типа, каждый, кто бывал на вечеринках, знает, что наступает момент, когда половина парочек уединяется в дальних комнатах. И вот мы — молодые веселые и озорные герлз энд бойз сейчас откроем для вас замочную скважину в эти комнаты. Типа, начнется все с бодрой попойки, каждый этот старый хрыч сможет уже на вас насмотреться, кому-то посимпатизировать, а потом начнется самое оно. Более того, им представляется еще и возможность управлять процессом.
— А траффик? Не подвиснет ли это все мероприятие из-за такого напора.
— Да че траффик-то? Это же как обычно по затратам в хороший день, когда вы все сидите по комнатам и дрочите. И потом, я же списалась с тамошней администрацией и получила их Окей и опеку. Америка — больные люди.
— А… ну да… Так и бабла столько же будет… не больше
— Ты чет, мать, плохо соображать стала. У нас сейчас есть, — она нагнулась к компьютеру, — 15 мемберов, желающих на это поглазеть за пять пятьдесят в минуту.
— Извращенцы. Да, такого у нас и в хороший день не было. Как можно платить за это деньги? Я никогда не пойму.
— А и не надо тебе. АЛАНИК, мать его!..
В ответ в дверь позвонили.
— Открою, пока не голая.
Бурая хмыкнула и начала тираду о том, что кто-то сейчас будет очень сильно жалеть, что вместо того, чтобы помочь слабой женщине диваны тягать, лается со своей подружкой из-за черных чулок в сеточку. Из-за ее ни разу не тронутых чулок, между прочим.
— О. Где-то я тебя видела. Бурая все-таки жадна до человеческого стаффла. Тебе, во-первых, зарплата не положена еще, во-вторых, тут нужны проверенные бойцы.
— Кто там? Олюшка пришла, — приторно заныла Бурая. Они расцеловались как старые приятельницы.
«Допрыгались», — ревниво заключила я. Оля выглядела более чем маскулинно: штаны в каких-то карманах, мощный ремень, почти солдатская куртка, знакомые ботинки и здоровая спортивная сумка через плечо.
