Едва прозвенел звонок, он схватил ранец и первый выбежал из класса. По двору мчался, точно за ним гнались. В машине, кроме шофёра, никого не было.
— Волков, скорей!..
Тот, включая зажигание, покачал головой:
— По-моему, когда дома ждёт нагоняй, спешить нету смысла. Здорово ты, парень, учёбу начинаешь!
Юрка потрогал подбитый глаз и ничего не ответил.
Дома, как назло, опять вся семья была в сборе. Папа у окна листал книгу, мама вытирала тарелки, Оля зачем-то раздевала куклу.
Едва Юрка переступил порог, мама ахнула:
— Боже! Погляди, отец, что у него под глазом!..
— По-моему, обыкновенный «фонарь».
— Ребёнка кто-то избил, а ты так спокойно...— возмутилась мама.— И рубашка порвана. Кто тебя так, сынок?
Юрка отстранился от матери, швырнул ранец на стул.
— Докладывай, сын,— строго сказал папа.
Юрка, потупясь, молчал.
— Ты что, язык проглотил?
— Не буду ездить на машине,— засопел Юрка.— Пешком буду ходить, вот... Все ходят пешком потому что...
— В такую даль!..— ужаснулась мама.— Что ещё за капризы!
— Что ещё за капризы!— воскликнула и Оля.
— Я маменькин сынок потому что...
— Из-за этого ты и подрался? Ох, горе моё...
— Ох, горе моё...
— Из-за этого,— уверенно ответил маме папа.— Кому хочется, чтоб за ручку водили, верно, Юрка?— Папа поднялся, снял со спинки стула свой широкий офицерский ремень. Мама глядела на него испуганно, Юрка — удивлённо.— Итак, сын, отныне в школу будешь ходить пешком. От леса. Из школы до леса — тоже пешком.
— Отец!— умоляюще воскликнула мама.— Да как же это?..
— Всё,— отрезал папа и ушёл.
Мама глядела на Юрку и, вздыхая, сокрушённо качала головой. Оля тоже покачала головой и, вздохнув, опять сказала:
— Ох, горе моё...
От обеда Юрка отказался, побежал на огневую искать Шаха. Нашёл в пристройке к кухне,— здесь он ещё ни разу не бывал.
Середину помещения занимала электрическая картофелечистка, у стен стояли деревянные столы, скамьи, на них — кастрюли с очищенной картошкой. Шахназаров только что наполнил их водой и теперь — голый до пояса, в забрызганных сапогах и в прорезиненном фартуке,— драил шваброй цементный пол, изредка смахивая ладонью пот со лба.
Юрка, виновато опустив голову, присел на пороге, стал ковыряться в спичечном коробке, подаренном Антосиком, потом, исподлобья взглянув на опечаленного друга, поднёс коробок к уху, делая вид, что слушает, хотя слушать было нечего: жук скорее всего издох — не царапался, не жужжал.
— Шах, ты наряды вне очереди отрабатываешь, да? За самоволку?
Шахназаров поставил швабру в угол, умылся до пояса над раковиной, натянул гимнастёрку.
— Герой, ничего не скажешь... Первый раз поехал в новую школу и — нате вам — с товарищем подрался...
— Филя насмехался потому что...
— Постоять за себя, конечно, достойно мужчины. Только... не всегда — кулаками. Руки даны человеку, чтобы ими добрые дела делать, а не для того, чтобы надо не надо — в зубы.
Шахназаров вышел во двор, направился к казарме. Юрка понуро поплёлся за ним шагах в трёх позади. Вытряхнул из коробка издохшего жука, потом швырнул под ноги и коробок.
— Подними!— строго сказал, не оглядываясь, Шахназаров.— С тебя взятки гладки, а с дневальных старшина спросит. Надел солдатскую форму, так будь солдатом.
Юрка поднял коробок, понёс к мусорному ящику. Когда вошёл в казарму, Шахназарова там не оказалось.
— А где Шах?— спросил у дневального.
Тот указал пальцем на дверь канцелярии. Крадучись, Юрка приблизился к двери и сразу услышал разговор:
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться по личному вопросу? Разрешите мне... в школу ходить... с Юркой...
— Гм... Ничего не понимаю... Вы кто — военнослужащий или... Юркина нянька?
— Мне бы повторить кое-что, товарищ подполковник,— волнуясь, объяснял Шах.— После службы сразу к станку, а хотелось бы ещё и в институт. Боюсь, не вытяну... Повторить бы малость... Разрешите, товарищ подполковник...
— Думаю, товарищ подполковник,— это уже вмешался в разговор майор Зотов,— можно разрешить. Шахназаров — солдат исправный, ну а что оплошал разок — надеюсь, это не повторится.
Папа долго молчит, слышно — барабанит пальцами по столу. Ну что ему, жалко, что ли?
— Хорошо, разрешаю. Но смотрите, Шахназаров, служба от этого не должна страдать ни в коем случае. Даже если бы вам опять вздумалось вдруг сделать что-нибудь... для Юрки. Идите.
Шахназаров, выходя из канцелярии, не заметил друга. Юрка догнал его уже на крыльце.
— Шах, я всё слышал. Вдвоём будем ходить, да? Вот здорово!
— И учиться будем вместе. Только ты в третьем, я — в десятом.
— Вот здорово!
И ВНОВЬ ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ...
В «почтарской» сумке Шахназарова была всего лишь небольшая пачка писем. Он предложил Юрке отдать ему туго набитый книгами тяжёлый ранец, но Юрке свою поклажу хотелось нести самому.
— Шах, а за Уралом тоже тайга?
— Есть и тайга, и степи тоже. Всё есть.
— Когда служба кончится, туда уедешь?
— Видно будет.
— А там, где снег и снег, где на собаках ездят, ты бы жил?
— Если бы понадобилось, жил бы.
— И я бы жил!
— Нам с тобой, может, ещё придётся. Давай, Юра, напрямик, лесом. Прямо по этой просеке. Глянь, как в лесу красиво!
В лесу действительно было красиво. Кроны лиственных деревьев уже кое-где пятнались желтым, оранжевым, красным,— и на их фоне зелёные сосны и ели выглядели ещё зеленее. Воздух был свеж и прозрачен, и когда Шахназаров, вдохнув полной грудью, прокричал вдруг: «Ага-га-а!» — эхо отозвалось далеко, прозвучав затухающим звуком. «Ага-га-а!» — заорал и Юрка. Потом они пустились наперегонки, хохоча и толкая друг друга. Выбежали на опушку и, запыхавшиеся, повалились в густую траву. Юрка, падая, ухватился руками, озорства ради, за молодые побеги крохотной сосёнки и оборвал с корою до самой земли.
Шахназаров вроде бы не заметил этого. Опершись на локоть, он глядел на деревья и улыбался.
— Законно, правда, Юрка? Каждое дерево, каждый кустик свою красоту имеет, прямо глаз не
