последнем случае не помогли бы уже никакие представления, сколько бы сильны ни были. Первое повеление о задержании кораблей наших произходило, как то уже выше упомянуто, от смененного Наместника. Он объезжал и осматривал тогда свою провинцию, и в отсутствии своем узнал, что определенный на место его другой находится уже на пути в Кантон. В сие то время прислал он указ задержать корабли наши до будущего впредь повеления. Может быть, что Наместник, получил во время объезда своей губернии известие о приближении нашего Посольства к Пекину, убоялся данного им поспешного позволения к производству нами торга, могущего не понравишься его Государю, и потому, для поправления некоторым образом своей ошибки, решился, дать повеление о задержании на первой случай кораблей наших.[217] По какому случаю смененной Наместник навлек на себя немилость своего ИМПЕРАТОРА, о том в Кантоне узнать мы не могли. В следствие первого повеления, привезенного с собою новым Наместником, предлежало судить прежнего в Кантоне, для чего и ожидали там нескольких знаменитых чиновников; но за день пред отходом нашим получил новой Наместник другое повеление, чтобы отправить предшественника своего через три дня в Пекин.
Подробность описания сего приключения отяготила, может быть читателя; но я не мог того избежать. Мне надлежало расказать о всем обстоятельно, как ради собственного оправдания, что с нашей стороны не подано ни малейшего повода к таковому с нами поступку, так более и для того, чтобы показать, сколь удобно могли бы Агличане, если бы позавидовали началу нашего в Кантоне торга, воспользоваться сим случаем, и расстроить навсегда Китайцев с Россиянами. Малейший враждебный шаг со стороны их долженствовал бы сопровождаться сим следствием. Но они сделали совсем противное, как то удостовериться можно из вышеприведенных случившихся произшествий. Какое счастие для нас, что дело помощию их производилось со рвением и настоятельностию. Если бы задержание кораблей наших продлилось еще одни сутки, тогда подпали бы мы совершенному насилию варваров, коих излишнее опасение прочих наций понудило называть образованных Европейцев варварами, и поступать с ними как с таковыми.
Г. Горнер из многих наблюдений определил широту города Макао в саду Г-на Друммонда — 22°,11, 46' N
Средняя долгота оного из многих лунных расстояний, найдена — 246°,22,44' W
4 го Декабря большой хронометр Арнольдов N 128, по определенному при отходе из Камчатки 14 Октября ходу, показывал долготу Макао в том же месте — 246°,27,00'
По Пеннингтонову хронометру — 246°, 22, 15'
Истинная долгота города Макао есть — 246°, 22, 40'
В Кантоне Г. Горнер, наблюдая с 19 Декабря по 6 Февраля в доме Голландской фактории почти ежедневно соответственные высоты солнца, нашел, что суточное отставание большего хронометра Арнольдова N 128 было 6 февраля 1806 года = +19',7.
Суточное отставание сего хронометра 4 Октября в Петропавловском было — +21', 62
14 Октября — +21'
27 Июня 1805 в Петропавловском — +18',50
18 Апреля 1805 в Нангасаки — + 19', 50
7 Сентября 1804 в Петропавловском — + 22',00
Он же показывал 6 февраля в момент среднего полудня в Гринвиче — 5°,48,15'
Пеннингтонов хронометр показывал в момент среднего полудня в Гринвиче 6 февраля — 21°,11,08'
Суточное ускорение его сего числа —25', 73
4 Октября 1805 в Петропавловском — 24',50
14 — 21',
27 Июня в Петропавловском — 24',50
18 Апреля в Нангасаки — 22 ,
7 Сентабря 1804 в Петропавловске — 21',
Маленькой Арнольдов хронометр N 1856, остановившийся в Июне прошлого года в Камчатке, отдан был в Кантоне в починку искусному часовому мастеру.
6 февраля 1806 года показывал он в момент среднего времени в Гринвиче — 4°,25,55'
Суточное ускорение его сего числа было — 12',13
18 Апреля в Нангасаки — 29',00
7 Сентября в Петропавловском — 27,64
Г. Горнер нашел широту Кантона — 23°,6,15'
Долгота средняя из многих лунных наблюдений — 246°,35,30' W.
ГЛАВА XI. ИЗВЕСТИЯ О КИТАЕ
О Китае писано стол много, что весьма трудно уже сказать об нем что либо новое; а потому и не думаю я, чтоб краткия, содержащиеся в сей главе, известия, собранные мною во время пребывания в Кантоне, могли некоторым образом умножить сведения о сем Государстве. Кантон не есть при том и такое место из коего можно было бы обозреть состояние всей ИМПЕРИИ. Впрочем свойства нации и дух правления обнаруживаются несколько и здесь, хотя непрерывная связь и соотношение по торговле Европейцев с Китайцами и умягчили несколько грубые нравы сих последних. Однакож повествования, сообщаемые мною о возмущении в южной части Китая, о заговоре против ИМПЕРАТОРА, и о недавно бывшем на Христиан гонении, почерпнутые из достоверных источников, не недостойны любопытства и внимания. Краткое обозрение Европейской торговли в Кантоне и мнение мое о возможном участии Россиян в великих выгодах оной, надеюсь, сочтено будет также неизлишним.
Китайцы не заслуживают кажется той славы, которую распространили об них некоторые писатели. Мудрость и глубокую политику их правительства, возвышенную нравственность сего народа, его промышленность и даже знания в науках, прославляли чрезмерно Езуиты в своих известиях. В Китае много похвалы достойного; но мудрость правительства и нравственность народа, сколько бы беспристрастно и осторожно о том ни рассуждать, навлекают на себя более хулы, нежели одобрения. Правительство, как то известно, в полном смысле деспотическое; а потому и не всегда мудрое. Дух самовластия распростирается постепенно от престола до самых нижних начальников. Народ стонет под игом малых своих тираннов. Сбережение самого себя принуждает весьма многих, и очень часто заглушать нравственное чувствование, порча коего извинительна только по сей одной причине.[218]
Довольно известно уже, что число недовольных распространилось ныне по всему Китаю. В бытность мою в Кантоне 1798 го года возмущались три провинции в царствование даже мудрого Кин-Лонга; но теперь бунтуют многие области; почти вся южная часть Китая вооружилась против правительства. Искра ко всеобщему возмущению тлится. Среди государства и близ самого престола оказываются беспокойства. Но какие меры приемлет против того правительство? одни, явно зло увеличивающие, которые, не взирая на высокомерные и надменные повеления, обнаруживают ясно слабость его, и пред простым Китайцем. По испытании некоторых неудачных действий оружия против возмутителей, прибегает правительство к другому средству, состоящему в подкуплении. Передающийся сам собою из бунтовщиков на сторону правительства получает в награждение за то 10 таелов (15 Гишпанских пиастров) и должен вступить в службу ИМПЕРАТОРСКУЮ. Если кто из таковых имеет некоторой чин, тому дается знак почести, состоящий, как известно в пуговице, носимой на шапке.[220] Сии меры подают повод беднейшим передаваться часто, и по получении награждения уходить опять к бунтовщикам при первом случае. Таковое награждение побуждает многих присоединяться к возмутителям; поелику они уверены в прощении и в награждении. Одних только попадающихся в руки правительства в вооруженном состоянии казнят смертию и выставляют головы их на позор в клетках.[221] Но сие при слабых мерах случается редко.
Междоусобная война, распространившаяся ныне столько, что правительство с немалым трудом окончать ее возможет, прекращена была бы вдруг удачным образом, как то узнал я в