Тильда вырвала у него руку.
– Но Гвенни, разумеется, назвала тебя Матильдой, – задумчиво заключил он.
– Меня назвал Матильдой отец. В честь моей бабушки, так что могли бы выказать некоторое уважение к его воле.
– Угу, как же, как же. А второе имя?
– Вероника. – Не услышав ожидаемых комментариев, Тильда добавила: – В честь Ронни Спектор. «Будь моей малышкой».
– Примите мои соболезнования, – поклонился Дэви.
– Я чудом избежала участи носить гордое имя Артемизии Дион. Так что можете держать свои соболезнования при себе, – отмахнулась Тильда.
– О’кей, – согласился Дэви. – Итак, Скарлет их нарисовала, а Клеа купила одну. Откуда взялась другая?
Тильда пожала плечами.
– Полагаю, была у Мейсона Фиппса.
– Значит, одну мы вернули, – констатировал он, видя, как она напряглась. – Бетти, ты охотишься за вещами, которые тебе не принадлежат. А это дурно.
Тильда не мигая смотрела на него. Ситуацию несколько разрядила Гвен.
– Все устроено. Они будут в восемь. Мейсон сгорает от нетерпения. – В отличие от Мейсона Гвен явно не испытывала нетерпения. – Ты вынула карточки? – поинтересовалась она у дочери.
– Иду за ними, – так же напряженно ответила Тильда. Обе казались на редкость несчастными.
– Не привыкли к преступной жизни, верно, девочки? – усмехнулся Дэви.
– Господи, конечно, нет, – вздохнула Гвен и снова направилась в галерею.
– Вы тоже можете идти, – разрешила Тильда, и Дэви подумал, не заняться ли ему прямо сейчас разведенной Ив. Но тут свет снова упал на сумасшедшие голубые глаза Тильды, и она показалась ему упрямой, невыносимой, раздражающей – и бесконечно более интересной, чем Ив, если, разумеется, он сможет удержать ее от членовредительства. К тому же Дэви уже знал, как она умеет целоваться.
– Итак, – сказал он, соскальзывая по двери, чтобы сесть на пол, – поговори со мной, Матильда Вероника. Расскажи мне все без утайки.
Клеа сидела за туалетным столиком, исходя злобой. Злобой, порожденной страхом и паникой. Мейсон потерял голову от этой жуткой особы Гуднайт!
Будь Гвен двадцать, это еще было бы понятно.
Клеа посмотрелась в зеркало. Сорок пять лет неусыпных забот о собственном теле не могли сделать ее двадцатилетней. Страшно подумать, с какой легкостью она промотала, вернее, пустила по ветру свою юность. Немало богатых людей пытались ее заполучить, но Клеа взбрело в голову стать актрисой. Ей хотелось показать всему миру, что она тоже что-то собой представляет.
Но проблема в том, что для этого нужны деньги, деньги и еще раз деньги.
– У тебя почти не остается времени, – в бешенстве прошипела она своему отражению. – Ты никогда не умела выбрать правильно, и теперь часики тикают. Делай же что-нибудь, глупая сука!
Она не заметила, как нахмурилась от презрения к себе. А вот этого делать не стоит! Это прибавляет ей добрый десяток лет.
Клеа разгладила лоб, стирая гнев, а когда гнев испарился, осталась только паника.
«Нет!»
Клеа выпрямилась и улыбнулась себе. В конце концов, ее соперница – не двадцатилетняя девчушка, а Гвен. Старуха Гвен. Так, может, дело не в женщине, а в галерее? А в таком случае почему бы не купить эту чертову галерею? Ох уж эти мужчины! Ни грамма мозгов!
Тут зазвонил телефон, и она подняла трубку, готовая изуродовать любого звонившего просто из принципа!
– Клеа! – проблеял Рональд. – Дорогая!
«Дорогая! Черта лысого!»
– Скажи, что Дэви Демпси сейчас на пути в Тибет, – процедила она сквозь зубы.
– Почему в Тибет? – не понял Рональд.
– Ты должен был избавиться от него. Ты снова меня подводишь, Рональд.
– Но я не знаю, где он, – в панике заверещал Рональд. – Не беспокойся, все в порядке! Я потолковал кое с кем…
– Не желаю, чтобы ты толковал кое с кем, – перебила Клеа. – Я хочу, чтобы ты раз и навсегда покончил с ним. И не июни, пока не уберешь его с дороги.
– Но я… – начал Рональд.
Клеа бросила трубку, испытывая поистине свирепую радость оттого, что может сделать это столь вызывающе. Телефоны, в которых приходится нажимать кнопку, чтобы отключиться, долго не продержатся. Людям нужны рычаги, чтобы с размаха швырять на них трубку. Чтобы давать понять дуракам, когда они зарываются. Дуракам вроде Рональда.
