Она включила ингалятор и, нахмурясь, взглянула на него. Дэви казался вполне искренним, впрочем, таким он бывал всегда, даже когда лгал без зазрения совести.
– Дэви, эта мебель никому не нужна. Я разрисовала ее, когда была совсем ребенком.
– Ты?!
– Нуда, – устало кивнула Тильда, слишком измученная, чтобы отчитать его как следует. – И что тут такого?
– Но это здорово!
– А что тебя удивляет?
– Я думал, ты рисуешь только фрески, – пояснил он, отстранившись. – Да и тех никогда не видел и понятия не имел, как хороши твои работы! Да, кстати. Я покупаю кровать.
– А это тебе зачем? – насторожилась Тильда, положив ингалятор на место.
– Годовщина свадьбы сестры. Заплачу после того, как получу свои деньги.
– Бери даром, – отмахнулась Тильда. – Тем более что мне больше нечем тебя отблагодарить. Но эта выставка…
– Тебе нужны деньги, нам нужно выманить из дома Мейсона с домочадцами, и обойдется это всего лишь в стоимость краски и рекламы, – терпеливо пояснил Дэви. – Словом, чепуха.
– А для чего краска?
– Галерея. – Он стянул джинсы и лег в постель, немного подвинув Стива. – Ты никогда не заставишь людей платить по сотне баксов за скамеечку для ног в подобной обстановке! Посмотри, какое убожество! Первое впечатление – это все. Нужно воскресить это местечко из мертвых.
Он устроился на новых подушках, крайне собой довольным.
– Нет, – с трудом вытолкнула из себя Тильда.
– Да, – возразил Дэви. – Не знаю, почему ты добиваешься окончательного разорения галереи, но советую взяться за ум. Нам нужен шикарный вернисаж, чтобы занять Мейсона, а тебе нужны деньги.
– Я вовсе не хочу разорения галереи, – запротестовала Тильда, ощутив знакомый скребущий свист в легких.
– Пойми же, ты единственная, у кого есть мозги и силы заставить заведение работать на всю катушку. А ты все время проводишь в чужих домах, предоставляя Гвенни продавать мазню Финстерс. Ты почти прикончила дело отца. Только ты кинжал в сердце не вонзила.
– Я не…
Тильда попыталась вдохнуть, но не смогла.
– Я бы не стал настаивать, но декорации уж очень симпатичные. Преступление дать всему этому пойти прахом.
Из сказанного им Тильда выделила слово «преступление» и снова потянулась к ингалятору.
– Плохой из меня торговец. Женщина. Личность.
– Зато я хороший. И мы немедленно начинаем продажу мебели из подвала.
– Значит, ты собираешься это сделать потому, что декорации симпатичные и ты хороший торговец?
– Нет, – покачал головой Дэви, неожиданно растеряв всю свою уверенность, – просто хочу продать эту мебель. Все равно она стоит без толку. Как долго она гниет в этом подвале?
– Семнадцать лет.
– Приведи хотя бы одну вескую причину, почему этого не следует делать.
«Потому что всякий, у кого есть глаза, сразу увидит, что мебель расписана тем же художником, который рисовал Скарлетов».
При этой мысли живот Тильды скрутило.
– Я жду, – настаивал Дэви.
С другой стороны, кто эту Скарлет видел? Всего несколько человек! Трое бывших владельцев картин ничего не помнят. Дэви видел и ничего не понял. Клеа тоже. Мейсон… но Meйсон так увлечен истинным искусством, что ему просто не придет такое в голову.
– Ладно, – сдалась она наконец, падая на подушки. – Согласна. Еще неизвестно, что скажет Гвенни. Я же уверена, что ты делаешь ошибку.
– Пессимистка.
Дэви наклонился, подхватил джинсы с пола, нашарил что-то в кармане, коснулся теплой рукой ее подбородка, и не успела она оглянуться, как он сунул ей за вырез футболки что-то хрустящее.
– Отстань! – крикнула она, ударив его по руке, и, оттянув вырез, увидела две двадцатки и десятку. – Я не беру наличными.
– Это твоя доля. За ту двадцатку, что я у тебя занял. Половина моего выигрыша.
– Может, стоит посылать тебя играть в пул каждый вечер? – осведомилась Тильда, выуживая банкноты.
– Только как запасной вариант. Сначала мы продадим мебель.
Проснувшись утром, Тильда обнаружила, что Дэви уже ушел, но оставил записку:
