— Я думаю, что ей надо дать свободу.
— Отпустить?!
— Зачем же. Пусть ездит по всем рыбачьим поселкам и учит, как лучше ловить рыбу. Мы сами этим никогда не занимались.
— Не убежит?
— Поймаем, если что...
— А если она начнет учить рабынь не рыбной ловле, а бунту?
— Гоплитки твои на что? Пусть следят.
— Не верю я ей.
За эти два года Чокея побывала во всех рыбацких селениях, да и не только в рыбацких. Ей дали коня, лодку, и она могла посещать любое место, где есть рабыни. Чокея стала думать, что ей поверили. За нею не следили, часто отпускали одну без охраны в дальние поездки. Настало время вершить задуманное. Она начала с того, что в каждом селении нашла верную женщину, через которую можно было узнавать все, что там происходит...
... В один из осенних вечеров царица Годейра встретила Антогору во время моления. Она отвела ее в левый притвор храма, сказала:
— Я слышала, у тебя есть рабыня, которая прибрала к своим рукам все устье, а тебя завалила рыбой?
— Рыбачки и должны ловить рыбу.
— Но она не ловит рыбу, а ездит по всему устью и учит...
— Твоя правда. Шляется она повсюду, бездельничает. Возомнила, что выше хозяйки. Думаю послать ее на каменоломни.
— А мои рыбачки кормят меня рыбой скудно. Может, она моих научит? Продай ее мне. Я не поскуплюсь.
— Бери хоть завтра же.
После моленья Антогора зашла к сестре.
— Я была права тогда. С устья доносят, что Чокея мутит рыбачек.
— Так убей ее. Она свое дело сделала.
— А может, продать царице? Она просила.
— Продай. Пусть у басилевсы прибавится хлопот.
На новом месте жизнь Чокеи не изменилась. Она так же ходила с рыбачками на лов, ездила по всем селениям рабынь — их жизнь во владениях царицы была не легче. Однажды гоплитка ударила Чокею по лицу плеткой. Багряный шрам увидела приехавшая в селение Годейра, Она велела наказать гоплитку, а охране сказала:
— Передайте всем: Чокея, несмотря на то, что в плену, — дочь царя. Всегда помните это.
А через месяц Чокею посадили в крытую повозку и повезли. Ночью, тайно, чтоб к утру привезти обратно.
Распростерла над Фермоскирой свои влажные крылья зимняя ночь. Пустынны улицы города, третьи сутки моросит дождь. Укрылась под сводами ворот стража крепостных стен, по берегам Фермодонта медленно движутся редкие конные разъезды. Темны окна домов, и только изредка тишину улиц нарушают мерные шаги сторожевых гоплиток.
Но вот показалась -на площади крытая повозка, прогрохотала по камням мостовой, свернула в одну из улиц. Объехала кругом дворец царицы Годейры, остановилась у калитки сада.
Служанка ввела Чокею в калитку дворцового сада, с предосторожностями они пробрались в комнату при конюшне. Здесь Чокея осталась одна. Встречи с царицей она ждала с волнением. Трудно было предугадать, зачем ее привели сюда. «Может быть, царица узнала о заговоре и решила убрать смутьянку с побережья? Но для этого не нужно было делать ее гоплиткой и звать во дворец. Можно просто убить. Видимо, она для чего?то нужна Царице. Но для чего?»
Наконец, Чокею повели. Темным коридором, почти на ощупь, они прошли к башне, долго поднимались по винтовой лестнице. Чокея представляла себе царицу величественной и суровой. Служанка открыла дверь и ввела Чокею в круглую комнату с бойницами. Царица Годейра сидела в черном дубовом кресле и выглядела совсем молодой и обыкновенной. Густые черные волосы рассыпаны на голые плечи, голубой хитон скреплен на плече застежкой так, что закрывает только правую часть груди, оставляя обнаженной обе руки. Глаза у царицы большие и красивые, брови вразлет, губы сжаты. У ног Годейры, перед жаровней, склонилась служанка. Она подкладывает на бронзовую решетку угли. Огонь разгорается с легким шумом, освещая лицо царицы снизу. Легкий дымок вьется над жаровней и уходит в узкие щели бойниц.
Годейра долго молча разглядывала Чокею, потом махнула рукой, чтобы служанка вышла.
— Ты знаешь, зачем я позвала тебя сюда?
— Не знаю, Великая.
— Отныне ты будешь служить мне. Завтра тебя переведут в дом Лоты, и ты будешь ее возчицей.
— Все в твоей воле, Великая. Но я не знаю, чем я заслужила...
— Боги подсказали мне это решение. Дочь вождя племени фарнаков не должна быть рабыней.
— Я всю жизнь буду благодарить богов, внушивших тебе эту веру. Но смогу ли я...
— Сможешь. Говорят, что рыбачки плохо слушают моих наместниц. Это правда?
— Море приучило рыбачек быть смелыми.
— Но тебя они слушают беспрекословно. Почему?
— Я всегда желала им добра. Теперь, мне кажется, они перестанут верить...
— Передай им: теперь я вместе с тобой буду заботиться о них. Я уважаю этих смелых женщин. Пусть они знают: в трудный час я буду надеяться на их помощь. Ты расскажешь Лоте, чем можно облегчить их участь, и она сделает все возможное.
— Благодарю тебя, Великая.
Чокея думала, что завтра ее переведут на новое место. Но проходили дни за днями, а за ней никто не приходил. Потом появилась Тикета и повела ее на ипподром.
Здесь ждала их легкая царская колесница, запряженная четверкой коней. Возничая, пожилая, угрюмая амазонка, встретила Чокею неприветливо. Она подошла к ней, пощупала мускулы правой руки, сказала:
— Сдержишь.
Чокея, хоть никогда и не управляла колесницей, поняла, что сдерживать лошадей нужна сила, и сила эта у нее есть.
Возничая произнесла еще одно слово: «Смотри», вскочила на колесницу и тронула вожжи. Грациозно и красиво кони рысью пошли по кругу. Затем возничая перевела их в галоп, а около Чокеи резко осадила — дышло колесницы дернулось вверх, затрещали постромки. Возничая кивком головы позвала Чокею к себе, поставила на колесницу, в правую руку дала ей вожжи, распределила их между пальцами. На левую руку, чуть повыше локтя, надела щит, сунула копье и показала, как нужно держать его — наконечником вниз. Левую ногу велела отставить назад, правую, согнув в колене, поставить на облучок колесницы.
— Делай.
Чокея дернула вожжи, кони послушно тронулись с места и рысью прошли один круг.
— Галоп! — приказала возничая, и Чокея сильнее дернула вожжи. Кони тряхнули гривами, рванулись в галоп. Засвистел в ушах ветер, колесницу заносило на поворотах, но возничая крикнула, и кони убыстрили бег. Казалось, еще миг, и кони обретут крылья, понесутся по воздуху, как птицы. В этот момент возничая крикнула:
— Стой!
Чокея натянула — вожжи, но кони шли в разбеге и не могли остановиться.
— Сильнее! — крикнула возничая, и Чокея что есть силы рванула вожжи на себя. Лошади, задрав головы, вздыбились, остановились, колесница начала подниматься, чтобы рухнуть на спины коней. Чокея не растерялась — воткнула копье в землю впереди облучка. Толстое кизиловое древко выгнулось, но Чокея удержала его, и колесница, ударившись колесами о гравий, встала на место. Возничая впервые: улыбнулась, хлопнула ладонью по плечу Чокеи:
