Он греб, а голоса все яснее летели по озеру и, наконец, слились в один сплошной визг и рев, и он услышал удар… Он знал, так бьют плашмя мечом по телу. Стон, сдавленный, глухой, и вопли «Преступница! Ты отпустила его! Через неделю здесь будут эти трутни и тайне нашей конец! Ты нарушила главный завет! Продажная тварь!»
Вопли и удары все продолжались. Сириск узнал голос той, которая кричала громче всех — это была Агриппа. Но вдруг все стихло. И только плеск его весла отчетливо раздавался в тумане над озером.
— А! Он здесь! Хорош возлюбленный Гелики! Уносит ноги! — завопила Агриппа. Вой пронесся по озеру.
Сириск перестал грести.
— Сиди там, а мы займемся твоей голубкой.
Звучный удар, как по сердцу, и он явственно увидел Гелику, всю в крови. Меч плашмя бьет ее по груди, оставляя сине-алый след…
Он упал на дно лодки и, теряя сознание, расслышал только хриплый стон и слова той, голос которой он узнал бы среди тысяч: «Уходи, молю тебя… уходи…»
Дальше все было как во сне: весла трещали и лодка шла назад. Ойропаты, веселые от своей выдумки, с двух сторон схватили лодку и выволокли ее на песок. Они тащили его, и он чувствовал их огромную силу. Их руки хватали его, сжимали, рвали. Он понял, что справиться с этой силой уже не сможет.
Агриппа старалась больше всех. Она была совершенно голой, как и многие, но на ней был пояс. Сириск схватился за него сзади и нащупал рукоять… О боже! Это был меч!
Дальше все произошло мгновенно. Он выхватил меч. Агриппа вовремя увернулась. Сталь вонзилась в грудь другой амазонки. Алая кровь, горячая, пахучая, брызнула, и вой и рев раненой слились в один крик. Он нанес еще удар… сверху вниз, и еще одна амазонка рухнула как сноп. И все разбежались, и он услышал клич. Тот самый, что ойропаты издают перед атакой. Он обернулся и увидел: Агриппа приподняла копье. Еще мгновение и копье полетит в цель…
А внизу, у ног Агриппы, лежала Гелика, и Сириск успел увидеть: по ее щеке медленно катилась крупная слеза, смешанная с алой царской кровью…
Копье вонзилось ему под ключицу и вышло сзади. Он упал на колени. Свет померк в его глазах, и все исчезло.
Еще не веря в чудо спасения, он брел по берегу моря. Тело болело во многих местах, но серьезная рана под ключицей почти зажила, и он мог идти. Прибрежная галька была мокрая от брызг. Ветер гнал огромные волны. Они накатывались на берег и заливали тропу.
Было холодно, и он промок. Солнце катилось к горизонту. Стало темнеть. Он шел наудачу, вдоль берега, надеясь увидеть человека или выйти к жилью.
В полумраке послышался какой-то шум — сверху, со скал покатились камни. Он прижался к карнизу. Огромный валун с треском разбился о скалу, почти рядом. Его обдало мелкими осколками. И тут он увидел: серая туша грохнулась совсем близко. Это был матерый волк. Зверь попытался подняться, но удар был слишком силен. Ползком, перебирая передними лапами (задние были сломаны), он дотянулся до полосы прибоя. Волна обдала его, и, дернувшись, зверь замер.
Послышался лай собак. Они были рядом. Псы рыскали по кромке обрыва, ища добычу. Они лаяли и скулили. И тут он увидел человека — судя по всему, это был охотник. Он спускался вниз по обломкам скалы. У него были густые волосы и окладистая, аккуратная борода. Его одежда, сшитая из кожи, была удобна и красива. Он был силен и ладен. Во всем его облике чувствовалась спокойная сила.
Проходя мимо, человек ни разу не посмотрел на притаившегося у скалы Сириска. И, как бы невзначай, вдруг сказал:
— Не видел ли ты, горожанин, волка? Мои собаки гнали его от самой овчарни, — он сказал это и спокойно посмотрел ему в глаза.
— Да, — ответил Сириск, стесняясь своего женского хитона, — я видел его. Он упал со скалы и теперь лежит вон там, — и указал в полосу прибоя, где, гонимый волнами, волк погружался в море.
Охотник плотнее натянул кожаную шапочку и бегом кинулся в ту сторону. Он схватил волка за лапу и попытался вытащить на берег. Но намокшая туша отяжелела и не поддавалась. Тут огромная волна захлестнула его, он упал и на мгновение скрылся в пенных брызгах.
— Что же ты стоишь! — крикнул он, когда волна схлынула. — Помоги!
Они оттащили тушу подальше от воды и присели отдохнуть на камень. Затем, ни слова не сказав, охотник содрал с волка шкуру.
— Тебе холодно, — сказал он, когда работа была закончена. — Возьми вот это. — Он подал ему скрученный валиком плащ. Развернутый, он оказался большим и в нем было тепло: плащ был сшит из тонких овечьих шкур.
— А как же ты? — сказал он охотнику, — твоя одежда тоже мокрая.
— Ничего, — ответил тот. — Меня согреет ходьба. — И, немного помолчав, добавил: — Окажи мне честь, горожанин, посети мой дом. Мы живем здесь, неподалеку. Поутру ты сможешь отправиться по своим делам. Верно, твой корабль потерпел крушение?
— Да, — ответил Сириск. — Благодарю тебя за приглашение.
Они встали и пошли по чуть заметной тропке среди скал.
— Эта погода надолго, — продолжал охотник, — видишь тучи на горах? Это верный признак шторма дня на два, не меньше. Осенью это бывает не часто. А что с твоим кораблем? Он вез богатый товар? Ты, судя по всему, купец? Но у тебя странная речь. Язык твой греческий, но все слова твои звучат как-то отрывисто. Может, ты иноземец?
— Да, там где я жил и учился, говорят чуть иначе, — ответил он уклончиво.
— О! Значит ты мудрец. То-то я смотрю, что ты такой худой. Должно быть, болен. Ты больше похож на изнеженную девочку, чем на воина. — Он замолчал, поняв, что может обидеть гостя. — Впрочем, — спохватился он, — ученые все таковы. Я ведь тоже в молодости посещал палестру и гимнасий, и кое-что помню и теперь. Но мы с женой ушли из города сюда, поближе к горам, подальше от войн и бедности. Вот увидишь, мяса у нас вдоволь. А в городе нам не всегда хватало даже хлеба.
— А как назывался ваш город?
— Как, ты не знаешь? — охотник опешил. — Откуда же твой корабль, если ты не знаешь славный город Таврики? Херсонес знают все! Правда, до него далеко…
— О боже! — от восторга Сириск не смог больше проронить ни слова.
Охотник ничего не сказал, а только покачал головой.
— Далеко же занесла тебя буря! А где твои товарищи? — спросил он, немного погодя.
— Не знаю. — Сириск сказал правду и больше говорить не хотел и не мог. — А далеко ли до города? — решил он переменить тему разговора.
— Далековато. Если морем — день пути. А если верхом — и того больше. Охотник помолчал и добавил. — Да ты не спеши! Мы с женой никуда тебя не отпустим в такую погоду. Отдохнешь у нас — а там с богом и в путь. Несчастье твое велико, но не следует потерять еще и здоровье. А вот и дом, — сказал он.
В темноте мелькнул огонек, и они услышали блеяние овец. Собаки радостно бросились к сараю. Охотник отрезал им несколько кусков мяса — того, что отрубил от туши волка.
— Пойдем в дом, — сказал он и пропустил его вперед.
Познакомив Сириска с женой и их детьми — двумя чудесными девочками и двумя хитроглазыми мальчуганами, охотник пригласил гостя отдохнуть, пока готовится обед, и попросил его, если гость пожелает, рассказать о себе.
— Зовут меня Сириск, — начал гость, — родом я из Херсонеса, с клера Эйфореон, что на западе от Керкинитиды. Вот уже два года я не был дома: судьба была ко мне неблагосклонна. Я попал в плен. — Сириск вспомнил слова Гелики «сохрани тайну ойропат» и замолчал.
— А у кого ты был в плену? — спросил хозяин. — Последнее время стало очень тревожно. Если раньше мы знали только скифов, то теперь неведомые нам племена все чаще нападают на клеры, и мы живем в тревоге.
