пришли смотреть люди. У всех на устах Евфрон. Одни — за, другие — против. Кто-то уже не выдерживает — у северного входа началась драка. Но стражи булевтерия быстро разнимают дерущихся.
Сириск увидел — пробиться в театр ему не удастся. Он молча наблюдал, как стражи растаскивали дерущихся. И в это время сзади, с дороги, ведущей в театр, он услышал четкие звуки. Все обернулись — это шагали воины. Их было не менее пятидесяти, в великолепном боевом вооружении они, точно таран, раздвинули толпу и подошли к северным воротам театра. Впереди шел таксиарх Пифострат — Сириск сразу узнал его. В первой пятерке мелькнуло знакомое лицо. Да это же Крит!
— Дорогу Верховному правителю Херсонеса!
Непривычная к рабскому обращению толпа у ворот возмущенно взревела, но воины, видимо, были отлично подготовлены ко всему. Мгновенно и четко они разделились на две части, рассекли толпу, и тяжелые бичи засвистели в воздухе. Толпа была разогнана. В это время по плитам так же слаженно отбивала шаг вторая полусотня. Приближаясь, ее чеканный шаг заглушал крики людей и свист бичей.
Мимо Сириска бежали люди с выпученными от боли и страха глазами, а он стоял и ему казалось все это нереальным, этого не могло быть, потому что всегда, сколько он помнил, народное собрание было священно для всех. А тут не только собравшиеся, но и стражи булевтерия, бросив копья, бежали кто куда мог.
Какой-то воин подскочил к Сириску, занес руку с бичом и… рука застыла в воздухе.
— Брат… Сириск! — Крит опустил руку, но его тут же подтолкнули сзади. Он громко крикнул: «Не трогать Сириска! Он с нами!» Улыбнулся. По-свойски подмигнул и бросился дальше.
Вторая полусотня остановилась у входа. Лохаг, шедший впереди, дал команду, и те, кто разгонял толпу, быстро сбежались и выстроились рядом в один лох[17].
Пифострат удовлетворенно кивнул головой. И только тут Сириск узнал воина, стоящего в первом ряду. Это был Евфрон. Он вышел из рядов, и его место сразу же занял лохаг.
— Благодарю вас, друзья! — Евфрон сказал это воинам, и все они вынули мечи, приложили их к левой стороне груди и прогремели в ответ:
— Евфрон! Родина!
Евфрон вынул свой меч и, как бы в знак благодарности, приложил его к сердцу. Он быстро повернулся и пошел к воротам. Четверть отряда, во главе с эномотархом, тут же выстроилась сзади и по бокам. Чеканя шаг, они пошли за Евфроном. Остальные рассыпались у всех трех входов в театр.
И тут Евфрон увидел Сириска, одиноко стоявшего у ворот. Он остановился и с улыбкой сказал:
— Сириск! Я рад тебя видеть! Окажи нам честь, войди первым!
Два воина подошли к Сириску и, слегка взяв его под руки, повели в театр.
Все проходы в театр были забиты людьми. Многие зеваки даже стояли на стенах театра.
— Дорогу! — зарычали воины. Все сразу посторонились. Один из воинов столкнул кого-то из первого ряда сидений и усадил Сириска.
А Евфрон уже шел по проходу. Воины, еще громче чеканя шаг, рассредоточились вокруг арены. Евфрон вышел на середину, и мертвая тишина воцарилась вокруг.
— Друзья мои! Граждане! — голос Евфрона, сочный и мужественный, доносился до последних рядов амфитеатра. — Я знаю, что сейчас думают некоторые из моих недругов: вот, мол, появился и у нас новый тиран, наш мучитель, его надо убить, пока не поздно!
Долгая пауза, и ни звука в толпе.
— Руки коротки! — словно стрела с тетивы сорвались эти слова с уст Евфрона. — Хочу сказать всем поборникам демократии. Я сам демократ! И учился с вами, граждане, у одних учителей. В одном гимнасии проводили мы юность. И только лишь из любви к вам моя жестокость. Это — необходимо. Враг у ворот города. Я знаю, как спасти наш Херсонес. Знаю! И прошу и требую мне помочь. Разобьем скифов — вот тогда демократы пусть себе и далее чешут языки в булевтерии.
Гул голосов. Многие вскакивают с сидений. «Так-то ты демократ!» — слышно в толпе. — «Так-то ты нас уважаешь!»
— А кто будет мне мешать! — громоподобно произнес Евфрон, — пусть пеняет на себя. Я не дам болтунам и лопоухим простакам погубить наш город. С сегодняшнего дня булевтерий распускается. Распускаются стражи булевтерия! Распускается суд. Распускаются коллегии демиургов[18], архонтов[19] и все остальные коллегии.
— А кто же будет управлять полисом?
— Кто будет судить?
Многие встали с рядов и подбежали к арене. Шум все нарастал. Из толпы уже слышалось: «Тиран!», «Убийца!», «Долой!»
Евфрон прошел с арены на просцениум и поднял руку. Воины все разом развернулись лицом к толпе и обнажили мечи. Видно было, что все продумано заранее.
Все смолкли. Евфрон спокойно осмотрел толпу.
— Тогда сделаем так! Кто за Родину и за разгром скифов — пусть выйдут на арену!
Почти без паузы многие из молодежи и мужей постарше оставили свои места и вскоре добрая половина херсонеситов была на арене.
Многие колебались.
— Нельзя отделять демократию от Родины! — кричали одни.
— Правильно! — кричали другие.
Евфрон поднял руку. Все замолчали.
— Прибавьте к этим гражданам, — он указал на арену, — тех воинов, что сегодня следят за порядком в городе, тех, кто сейчас в разъездах охраняет наши рубежи, а их у меня не менее тысячи, и подумайте — с кем народ?!
Когда шум смолк, Евфрон обратился к собравшимся на арене.
— Спасибо, друзья! Я уверен, что с вами я разобью скифов! Займите свои места, и пусть каждый, кто хочет, выскажется! Но помните, мы не старый Совет, где речи говорились часами!
Когда все расселись, на арену вышел Сострат. Он внимательно осмотрел всех, затем сказал:
— Евфрон говорит верно! Чтобы одолеть скифов, надо все пять пальцев держать в кулаке!
— Отлично! — Евфрон обратился ко всем. — Прошу быть так же краткими, как Сострат.
— А что будет с пленными — теми, кто заперты в тюрьме? — этот вопрос задал старик Софрон. Он даже не вышел в центр.
— Всех пленных, как только мы выясним их позицию, мы освободим! — сказал Агасикл. Он поднялся с почетного кресла старейшины и вышел на арену. — Я, Агасикл, обещаю вам, граждане, что все невиновные будут освобождены. Демократические же наши свободы будут восстановлены сразу же, как разобьем скифов. Даю вам слово чести. Я, Агасикл, отец Евфрона, клянусь жизнью, демократия будет восстановлена!
Агасикл еще не дошел до своего кресла, а от южных ворот донесся шум. Какой-то человек в сопровождении двух воинов буквально вбежал на арену. Рядом с ним был мальчик.
— Люди! — крик этот заставил всех вздрогнуть. — Граждане! Я, Мегакл, взываю о мести! Вчера мой клер Вакала сожжен скифами! Мы чудом спаслись на лодке. Жена моя убита стрелой варваров! Завтра они будут у ваших стен! Они жгут все! Они убивают всех!
— Вот оно! — Евфрон встал, как барс. — Это последняя капля.
Все вскочили с мест и ринулись на арену. Люди кричали, махали руками.
— Сейчас, сегодня, здесь! — Евфрон указал на столик булевтов, где уже сидел писарь. — Все, кому дорога Родина, пусть записываются в ополчение. Сегодня же я изберу Совет из двадцати лучших граждан. Мы сломим скифов!
Толпа все прибывала. Писарь не успевал записывать. Евфрон нашел взглядом Сириска и указал ему рукой в сторону столпившихся людей. Сириск все понял. Он пробился через толпу и сел рядом с писарем. Появился стиль и пергамент, и он начал писать. Десятки, сотни, тысячи имен ложились в список ополчения.
Когда запись была закончена, Евфрон громко произнес:
— Все по домам, граждане! И позаботьтесь о вооружении. Бедным будет оказана помощь из священных сумм булевтерия.
