учащихся с каждым годом таяло: из числа ребят, поступивших в первую группу, во вторую группу ходило лишь 67 %, в третью группу — 37 %, а в четвертую — лишь 14 %, причем наиболее сильно отсеивались дети сельскохозяйственных рабочих и бедняков.
В городах отсев был меньше; среди учащихся девочек было лишь на незначительный процент меньше, чем мальчиков. Число учащихся в школах, дающих среднее образование, сначала совсем не росло, в 1921/1922 г. снизилось до 520 тыс., к 1926/1927 г. поднялось — до 785 тыс. Таким образом, за первые 10 лет рост учащихся и но 1 и по II ступени был не очень значителен. В деле продвижения по направлению к осуществлению требования программы нашей партии — обязательного обучения всех детей обоего пола вплоть до 17 лет — удалось сделать сравнительно немного.
Насчет содержания и методов образования сдвиги были гораздо крупнее. Школа изгоняла из своих стен старые приемы мертвой зубрежки, преобразуемая жизнь врывалась в школу, но этот процесс шел. довольно стихийно; необходимо было поднять борьбу за качество учебы, за то, чтобы действительно превратить школу «из орудия классового господства буржуазии в орудие полного уничтожения деления общества на классы, в орудие коммунистического перерождения общества.
В период диктатуры пролетариата, т. е. в период подготовки условий, делающих возможным полное осуществление коммунизма, — гласила программа нашей партии, — школа должна быть не только проводником принципов коммунизма вообще, но и проводником идейного, организационного, воспитательного влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс в целях воспитания поколения, способного окончательно установить коммунизм»[141].
Если первые годы уходили на то, чтобы выбросить из школы старые, проникнутые буржуазной идеологией учебники, вытравить из школы религию, шовинизм, методы муштры и зубрежки, сломить сопротивление реакционной части учительства, то теперь надо было влить новое содержание в преподавание, увязать школу как можно теснее с жизнью, сблизить с населением, организовать подлинное коммунистическое воспитание ребят.
По настоянию Владимира Ильича в Наркомпросе была усилена работа ГУСа, а в нем — работа научно-педагогической секции. Владимир Ильич говорил много раз о том, что в корне должно быть изменено все содержание преподавания, что оно должно быть тесно связано со всем соцстроительством, с злободневными задачами этого строительства. Как это сделать? «Мы знаем, что по-старому учить нельзя, а как по-новому, никто нам не говорит», — жаловались учителя. Группа работников научно-педагогической секции ГУСа взялась за разработку программы. Мы ставили себе целью заложить у ребят, приходящих в школу, основы материалистического мировоззрения, развить у них понимание окружающей жизни и той коренной перестройки, которой она требует, развить у них умение коллективно работать, жить и учиться. Мы попробовали, составить проект новых программ. В них мы взяли за стержень трудовую деятельность людей — производство в его развитии, — и около него увязывали вопросы природоведения, показав, как все более и более овладевает человек силами природы, использует их — это с одной стороны; с другой стороны, старались увязать экономику с политикой, со всем общественным укладом. Нам казалось, что таким путем лучше всего можно осмыслить труд, воспитать у ребят сознательное отношение к труду и сознательное отношение к окружающей жизни. Мы старались также построить программы таким образом, чтобы зажигать в ребятах интерес к преобразованию окружающей жизни, втягивать в общественную, работу с возможно более раннего возраста, на чем так настаивал Владимир Ильич.
Его речь на III съезде комсомола, где он дал наметку, в каком направлении преобразовывать школу, тесно увязывая теорию, с практикой, знания с производительным трудом, — служила нам руководством при составлении проекта программ. Проект программ не был по существу дела программой в тесном смысле этого слова, он говорил лишь о тех моментах, которые необходимо ввести в программы. Он не отменял «предметов», говорил только о том, что нужна глубокая внутренняя связь между отдельными областями знаний, нужен синтез — обобщение всех приобретаемых учащимися знаний. Мы хотели дать ученикам возможность изучать явления во всех их связях и опосредствованиях, в их развитии.
В школу I ступени не вводилось особых «предметов». Их не было и раньше в начальной школе: был один предмет — «закон божий». В массовой начальной школе учили, кроме того, русскому языку и арифметике, а знания по географии, естествознанию давались попутно на уроках объяснительного чтения. Многие не знавшие массовой начальной школы ставят знак равенства между нею и младшими классами гимназии, где были «предметы». Но это — ошибка. В гимназиях был иной социальный состав, большинство были дети интеллигенции,' у многих ребят были репетиторы, ничто не мешало им заниматься дома. Стремление внести известную систематику в объяснительное чтение, в беседы учителя с учениками никаких «предметов» не срывало.
Во II ступени «предметы» оставались. Проект новых программ был разослан по научно- исследовательским институтам, по ряду педагогических вузов и школ с просьбой дать отзывы о программах. Отзывы получались благоприятные. Коллегия Наркомпроса одобрила программы, нашла их марксистскими.
Программы ГУСа рвали со старыми традициями, к ним с озлоблением относились педагоги, вроде тех, которые группировались около «Педагогической мысли», желавшей сохранить старую привилегированную барскую школу, сохранить в школе религию и пр. Об этом открыто писалось еще в 1921 г. И именно поэтому программы ГУСа, вернее схемы программ ГУСа, стали знаменем, около которого группировалось передовое учительство. Они будили мысль, инициативу. Первый Всероссийский учительский съезд наглядно показал это.
Если смотреть на программы ГУСа современными глазами, они кажутся очень примитивными, наивными, но именно эта наивность, их недоделанность будила мысль, сплачивала, организовывала.
Программы ГУСа были определенным этапом на пути развития политехнической школы. Преподавание труда в школе носило в большинстве случаев еще ремесленный характер, дело еще плохо ладилось, но все же поняли, что наша школа трудовая.
В годы нэпа выросли в недрах трудовой школы два новых типа школы, которые открывали двери настоящей увязке обучения с производительным трудом, — это школы ФЗУ и ШКМ. Взаправдашний труд в этих школах освещался светом знания. Нельзя сказать, чтобы эти школы были школами политехническими, но элементы политехнизма в них, несомненно, были.
Тесная увязка школы с жизнью была громадным завоеванием периода нэпа. Завоеванием была широкая организация общественно полезной работы школьников.
Совершенно исключительное значение имело возникшее 10 лет тому назад и могуче развившееся пионер-движение. Оно, несомненно, наложило печать и на всю работу школы.
Количественно за время нэпа рост культурных учреждений шел довольно медленными темпами, но качественно работа изменилась, стала глубже, да и культучреждения перестали быть карточными домиками, которые сносит каждый порыв ветра. Годы нэпа не были тротуаром Невского проспекта; приходилось иногда наталкиваться на чудовищную недооценку культурного фронта, на полное непонимание того, в чем классовая сущность нашей культурной работы; приходилось бороться против тех, кто хотел выхолостить эту классовую сущность; приходилось бороться и с теми, кто хотел просто перескочить через все трудности, кто, вместо того чтобы поднимать школьную учебу на высшую ступень, толковал о том, что «жизнь учит», «жизнь воспитывает», кто систематическую учебу подменял агитацией, совершенно не учитывая сил и развития детей, кто говорил, что ребенок «все может».
К началу первой пятилетки культурное лицо СССР уже было иным, чем оно было при начале нэпа, в 1921 г. Но количественный охват населения культработой был еще незначителен, дело ликвидации неграмотности почти стабилизировалось, у нас не было даже в размере четырехлетки всеобщего обязательного обучения.
Годы первой пятилетки, когда шла реконструкция всего хозяйства на социалистических началах, характеризуются бурным ростом культурного обслуживания и преодоления связанных с ним трудностей.
Сначала резче всего бурный рост культработы сказался на фронте ликбеза. Сознание того, что в стране неграмотной построить социализм нельзя, проникло в массы, и массы сами взялись за ликвидацию неграмотности. Неграмотность особо сильна была в глухих деревнях, особенно среди женщин. Особо затоптаны были при старом режиме нацреспублики и нацобласти. Грамотных в дореволюционное время было меньше одного процента среди киргизов (0,6), якутов (0,7), среди туркменов бывшей Закаспийской
