практической работы выводы. Вопрос подхода к культармейцам так же важен, как и вопрос подхода к учащимся.
Как лучше вооружить культармейцев, чтобы они при том уровне знаний, который у них есть, сумели бы и сами дальше подучиться и сумели бы учить других? Это вопрос колоссальной важности, ибо рассчитывать на то, что мы можем иметь квалифицированные кадры, которые смогут поднять работу на такую методическую высоту, на какую бы нам хотелось, — это, конечно, утопия. Мы должны ликвидировать неграмотность в самые кратчайшие сроки и ликвидировать с теми кадрами, которые у нас есть. Вот почему мы должны очень серьезно поставить и разрешить вопрос о том, как научиться помогать нашим культармейцам, чтобы они в свою очередь могли бы учить неграмотных. Эта задача организационная, конечно, но она в то же время и методическая, потому что она заставляет нас из каждого метода выбрасывать все то, что чересчур сложно, что недоступно будет культармейцу.
Может быть, учителя, которые имеют большой методический опыт, могут при преподавании более утонченно подходить к вопросам, но массовый характер преподавания диктует нам сейчас необходимость найти наиболее простые методы. И вот, когда смотришь на наши методические учебники, на наши методические разработки, начинаешь чувствовать, что самого главного-то в них и не указано. Много уделяется места внешнему описанию урока. Внешне все можно проделать так, как рассказано, но результата не получится.
Сейчас у нас громадные кадры молодого учительства. Недавно на меня сильное впечатление произвели уральские учителя — молодежь, окончившая девятилетку. Это передовые учителя в смысле настроения, они добровольно пошли работать в деревню; в числе их была очень молодая публика, была, например, девочка лет шестнадцати-семнадцати. Она рассказывала, что в большом селе только она одна грамотная. И вот эта девочка-полуподросток должна все в селе делать: и газеты читать, и осведомлять население о решениях правительства, и все бумаги разбирать, которые из центра, из области, из округа идут. У нас сейчас грамотный человек в деревне массой дел загружен. И если мы начнем таких людей при обучении неграмотных всякими утонченными методами занимать, мы очень мало им поможем.
Я спрашивала эту молодежь: «Как к вам старые учителя относятся?» Они говорят: «Раз спросишь — посмеются, другой раз наивный вопрос предложишь — посмеются, а в третий раз и не спросишь». И вот как бы и с нашей методикой этого не было: раз посмотрят — темный лес, другой раз посмотрят — темный лес, а в третий раз будут заниматься как придется.
Политическая обстановка диктует нам, чтобы мы с максимальной простотой объяснили
— Как же это могло быть, — спрашиваю, — ведь у нас давно есть пионеры, которые ходят с красными галстуками по улицам, ведь, вы же видите их? У многих работниц дети пионеры, — как вы могли не знать о пионердвижении?
— Да, — говорит, — конечно, у нас дети пионеры, ходят с красными галстуками, а вот в чем
Иногда даже не представляешь, какие вещи могут быть непонятны. Мы часто говорим с культармейцами, а всегда ли мы знаем, о чем нужно с ними говорить? Я привела случай с ивановскими работницами, чтобы показать, как надо знать, чего хотят, в чем нуждаются люди, с которыми работаешь.
Тот же самый Толстой в тех же своих педагогических сочинениях говорит, что вот, мол, иногда спрашиваешь ученика, а он не отвечает. Почему? Потому, что ему кажется, что учитель объясняет вещи, которые не так важны. В то же время ученик удивляется, как может учитель говорить «на телеге», когда нужно сказать «на возу». Здесь налицо непонимание друг друга между деревенским учеником и городским учителем. И вот также и наши буквари — в них есть такие неточности, которые сеют недоумения у учащихся. Нужно наши буквари особенным образом просматривать, нужно прислушиваться и присматриваться к тому, что будут говорить о них рабочие и работницы, крестьяне и крестьянки. На уроках стараться не самим побольше рассказывать, а послушать, какие у взрослых учащихся трудности возникают.
Особенно важно уметь зацепиться как раз за то, что интересует обучающихся, что близко им. Когда т. Д. Ю. Элькиной пришлось работать в Красной Армии и наблюдать настроения красноармейцев, как они чувствуют, что значит советский строй, то и появилась фраза в букваре «Мы не рабы». Эта фраза была близка тогда красноармейцам и надолго вошла в нашу работу. И сейчас надо уметь овладеть крестьянской массой, женской массой, знать, что ее больше всего волнует, что ее больше всего захватывает, начать другие волнующие, злободневные фразы подбирать.
А в наших букварях часто бывает случайный набор слов. Мы иногда считаем, что если мы употребили слова «трактор» или «паши пар», то это и есть пропаганда коллективизации. Это, конечно, не то; надо целый ряд уроков построить таким образом, чтобы они захватывали, чтобы они затрагивали близкие учащимся вопросы. У нас очень много фраз с новыми словами, но на одних словах «коллектив» или «трактор» (которые трудно к тому же прочесть начинающему читать) далеко не уедешь, надо параллельно вести глубокую разъяснительную работу. Слова, которые подбираются, должны эмоционально захватывать учащихся, потому что такие слова будут лучше запоминаться. То, что близко и интересует, врезывается иногда на всю жизнь в память. А вот «Даша» в память не врежется и будет путаться не то с «Машей», не то с «Сашей». Это, конечно, элементарная истина, но ее часто забывают.
Часто ищут каких-то «простых» слов, а не следят за тем, чтобы они были близки учащимся. Ведь нужно не забывать, что в одном месте понятно, например, слово «изба», а в другом — «хата». В одной местности, например в Московской области, есть свои словечки, а в Ленинграде есть свои — и вот этих слов, конечно, в букваре нужно избегать.
Теперь я подробнее хотела бы остановиться на другом вопросе — на вопросе политического воспитания. В этом отношении, мне кажется, у нас есть определенные недочеты. Мы говорим, и никто не спорит теперь, что ликвидация неграмотности должна быть тесно увязана с известным политическим просвещением. Но как это политическое просвещение неграмотных и малограмотных вести — это не всегда четко и ясно люди себе представляют. Всё чаще и чаще говорят о том, что нужно ввести политчас для малограмотных. И вот я боюсь, не будет ли этот политчас оторванным от обучения, не будет ли он построен формально, потому что прежде всего нужно знать, что неграмотных и малограмотных в данный момент волнует.
Позвольте вернуться к той книге, по которой я училась когда-то и о которой уже два раза говорила, — к педагогическим статьям Льва Толстого. Он говорит: бывают в школе такие дни, когда с ребятами нельзя заниматься, когда в жизни деревни происходит что-то такое, что всех ребят волнует, захватывает, и тогда учителя, что ни говори, ребята не слушают. Толстой рассказывает, как во время передела земли вся деревня говорит о переделе, — в это время и ребята говорят о переделе. И если учитель в это время будет приставать к ребятам с географическими названиями, то ребята их не усвоят, потому что их внимание сосредоточено на том, что интересует всю деревню. Занимаясь с неграмотными и малограмотными, надо все время нащупывать, что в данное время группу волнует: иногда это какой-нибудь непорядок, который есть в колхозе, иногда какая-нибудь политическая или хозяйственная кампания. Вообще всякий учитель должен знать, что волнует его учеников в данный момент. И вот надо уметь за это ухватиться, с этого начать. И, начиная от частных, небольших вопросов, подойти к вопросам политическим. В сущности, мы должны усвоить себе методы пропаганды того периода, когда складывалась наша партия: начинали с отсутствия кипятка на фабрике и от кипятка переходили к Марксу. И этот метод, по-моему, надо взять как правило. Только такими методами мы действительно овладеем малограмотными и безграмотными и научим их понимать политические вопросы.
Когда сейчас просматриваешь книжку для чтения малограмотных, то видишь, как составители хотят много передать малограмотному и как это передается без всякой связи с жизнью.
Мы должны вовлечь малограмотного в общественную работу, на которой он будет расти. Это одна из
