дивизии, выросшей до 3000 штыков. Формировался и Елецкий пеший полк.
Простояв до утра 22 августа в районе Ельца, корпус повернул тремя колоннами на юг, в общем направлении на Воронеж. В это же время были получены прямые указания из Штаба Главнокомандующего ВСЮР о немедленном возвращении назад. Дважды Мамантов принимал приказы Ставки, причем первый раз он готов был расстрелять летчика, доставившего ему распоряжение о повороте на Донской фронт. Первого приказа он не исполнил. Лишь после вторичного распоряжения, где указывалось, что в случае неповиновения все офицеры корпуса вместе с его командиром будут преданы военно-полевому суду, Мамантов собрал военный совет (интересно, что аналогичный совет собрал генерал Кутепов, решая вопрос о продолжении «похода на Москву»), который принял решение о повороте на юг, подчинившись приказу Деникина.
Средняя колонна выступила из Ельца на Задонск и к утру 23 августа заняла город. Левая колонна взяла направление на юго-восток, и 23 августа передовые сотни появились у села Боранский Завод (20 верст южнее Липецка) и у села Кривки (30 верст южнее Липецка) и взорвали железнодорожные линии Воронеж - Грязи и Грязи - Липецк.
После этого темп рейда сократился. За корпусом двигался обоз длиной около 30 верст. На десятки верст растянулись полки и бригады. 24 августа в полдень части правой колонны заняли станцию Касторная, а один полк при поддержке захваченного у красных броневика двинулся на Воронеж. Левая колонна в тот же день заняла Грязи. За овладение Касторной произошел уже серьезный бой, длившийся почти сутки. Против казачьего отряда из шести сотен, двух рот пехоты и восьми орудий действовал отряд Козицкого из трех полков коммунаров. Красные, очистив Касторную, отошли на запад. В это время части красной казачьей конницы Ф. К. Миронова, по сведениям ВЧК, собирались перейти на сторону Мамантова, а Буденный, нарушая директивы командующего Южным фронтом Егорова, самовольно бросил фронт и пошел со своим корпусом по пятам белых, надеясь захватить в плен самого «Маманта».
Под Воронежем красные попытались окружить корпус. Была поставлена задача не допустить прорыва казачьей конницы через фронт. Чтобы прорваться сквозь кольцо, Мамантов произвел демонстративные атаки в обе стороны от общей линии движения корпуса. Одновременно с этим конные части 3-го конного корпуса генерала А. Г. Шкуро надавили на советский фронт в районе Старого Оскола. Образовался прорыв шириной в 25 верст, через который 5 сентября казаки перешли Дон, а 6 сентября мамантовцы соединились с корпусом Шкуро. Так закончился 40-дневный рейд казачьей конницы, двухтысячеверстный рейд, обессмертивший 4-й Донской корпус и его командира.
Во время рейда Мамантов постоянно был среди казаков. Вместе с генералами Толкушкиным и Секретевым выезжал на разведку, лично допрашивал пленных, постоянно выступал перед горожанами и крестьянами, призывая их к сопротивлению большевикам. Во время прорыва фронта под Лисками близко разорвавшимся снарядом ранило его лошадь, при падении у генерала треснула кость ноги, но он, несмотря на высокую температуру, находился среди своих казаков, ехал в фаэтоне, подаренном жителями Тамбова, был вторично контужен под Коротояком. Советские же беллетристы и историки оценили «генеральский фаэтон» как привычку к «барству дикому».
Мамантов, сознательно подчеркивая свою близость к «народу», демонстративно раздавал захваченные «керенки» и советские «пятаковки»52. Издавал приказы о походе на Москву. Из Козлова была отправлена телеграмма в Штаб Армии, тут же опубликованная в «Донских Ведомостях» - «Дела наши блестящи. Пленных забираем тысячами. Рассеяны все резервы красной армии. Ведем бои без потерь. Все здоровы, бодры и неудержимо рвутся в Москву, скорей сокрушить комиссарское царство. Да здравствует Тихий Дон!» Но многие современники отмечали и его потакание грабежам, реквизициям, без которых, по его мнению, у казаков не было бы стимула к боям.
В «Донских Ведомостях» П. Казмичев писал: «...Есть люди, делающие бурю. Они не выносят покоя. В них заложены огромные силы, ищущие выхода в неустанном напряжении, в непрерывной борьбе и вечном кипении. Если не дать выхода этим силам, они пожирают человека. Одни спиваются, другие кончают жизнь самоубийством, третьи делают бурю. Таким человеком, делающим бурю, является Мамантов. Расспросите о нем тех, кто окружал его в жизни раньше. О нем скажут: 'Беспокойный Мамантов! Неуживчивый Мамантов. Дольше месяца не служил на одном месте. Менял службу. Менял полки. Много хлопот доставлял начальству. Много тревог своим близким. Зря ставил на карту свою жизнь и чужую. Играл смертью своей и чужой... И вдруг - бессмертный... Апофеоз казачества!'»
Основные задачи рейда были выполнены. В нескольких местах были разрушены железные дороги, телеграфные и телефонные коммуникации в тылу Южного фронта, перерезаны стратегически важные линии Ранненбург -Елец, Грязи - Елец — Ефремов, разгромлены, распущены по домам десятки частей Красной Армии. В оперативном отчете Штаба Донской Армии отмечалось, что «политическая сторона задачи также исполнена разумно и в полной мере: население вооружено и подготовлено к восстанию».
Была ли у Мамантова возможность занять Москву? Казачьи историки писали о том, что командование ВСЮР, опасаясь захвата Москвы Мамантовым и не желая уступить ему эту честь, приказало прекратить рейд. Правда, сама обстановка на фронте складывалась таким образом, что углубляться далее силами только одного конного корпуса, без надежды на поддержку и общее продвижение Белых армий, было крайне рискованным делом, по сути, авантюрой.
Но были и другие расчеты. Так, например, согласно информации ВЧК, антибольшевицкие подпольные организации в Москве пытались установить контакт с разведкой корпуса, рассчитывая в случае его приближения поднять восстание в столице. По словам командира 8-й Донской бригады генерала Н. М. Кучерова, «если бы корпус подошел к Москве, то безусловно мы ее взяли бы и заняли... Может быть, мы там бы и погибли... А может быть, при переходе пехоты (в большом количестве) на нашу сторону, мы бы имели громадный успех...» Аналогичного мнения придерживался начальник Оперативного отделения Штаба Донской Армии полковник В. А. Добрынин: «...Нужно признать ошибочным поворот корпуса на юг... Пожалуй, больше пользы принес бы рейд на Москву, вызвав бегство центральной власти и помощь населению в вооружении. Судя по легкости выполнения рейда, можно считать вполне вероятным, что коннице удалось бы взять Москву, вопрос же ее удержания находился бы всецело в руках населения и готовности его к борьбе с большевиками. Опасности для конного отряда эта операция никакой не представляла, так как поймать его у советской власти было нечем, и, кроме того, в случае угрозы наша конница легко могла в любом месте выйти на фронт и присоединиться к армии...»
Таким образом, положительное решение вопроса о взятии и удержании Москвы ставилось в прямую зависимость от поддержки населения. Судя по разведсводкам белой контрразведки, равно как и по секретным сводкам ВЧК, немалая часть крестьянства и рабочих готова была оказать поддержку наступавшим на Москву Белым армиям. Мамантовский рейд стал своеобразным индикатором политических настроений Центральной России. Корпус мог стать стержнем антибольшевицкого сопротивления в коренных российских губерниях. В ходе рейда повсеместно восстанавливались органы земского и городского самоуправления. В Ельце, Тамбове, Лебедяни, Воронеже формировались отряды местной самообороны, объявления о призыве в которые публиковались на страницах газеты «Черноземная Мысль», издаваемой при Штабе корпуса. Раздача оружия крестьянам не прошла даром, его использовали год спустя, во время одного из самых мощных и опасных для большевицкой власти Тамбовского восстания 1920—1921 годов.
«Гигантской петлей сдавил корпус Мамантова шею советского фронта», «донская стрела — корпус генерала Мамантова поражает черное сердце большевизма», — писали газеты Юга России. Рейд показал,
