обещал мне, — Мариам сделала ударение, — повесить Христофора, чтобы наказать вас за то, что вы обвиняете меня в воображаемых преступлениях. Сейчас вы увидите, что значит моя просьба!
Анжела отвернулась с презрением. Цыганка же гордо вышла из комнаты. Несколько минут спустя пришел барон и остановился на пороге, красный от гнева.
— Что за обедню собираются служить здесь? Зачем толпится здесь народ, точно на нижнем дворе? — сурово крикнул он.
— Беранже! Эти люди пришли умолять тебя простить твоего старого и верного слугу, — сказала Анжела, с достоинством подходя к мужу. — Это я приказала собраться здесь этим бедным людям. Вот жена, дочь и два сына старого Христофора. Я тоже присоединяюсь к их просьбе, чтобы смягчить твое сердце.
Взяв за руку маленького Амори, она опустилась на колени и обхватила ноги мужа.
— Во имя наших детей, умоляю тебя: прости Христофора.
Беранже заткнул себе уши. Потом крикнул, вне себя от гнева:
— Почему он еще не повешен, раз я приказал это?.. Кто хочет составить ему компанию, пусть является надоедать мне подобными глупостями!
Все присутствующие тоже бросились на колени и со страхом смотрели на барона. Тогда я подошел к нему с крестом в руках.
— Сын мой! — сурово сказал я. — Если ты останешься неумолим и совершишь это отвратительное преступление, Бог тоже будет беспощаден к тебе. Стыдись! У твоих ног твоя жена, твои дети и твои верные слуги, а ты точно каменный.
Барон был вне себя. Побледнев от ярости, он поднял Анжелу и крепко держал ее за руку, чтобы она не могла повторить этой сцены. Затем он обернулся к жене виночерпия, причем его взгляд случайно упал на ее дочь, красивую шестнадцатилетнюю девушку. Барон встречал ее и раньше. Теперь же сверкающий взгляд его точно прирос к ней.
— Я не могу, — сказал он, — простить покушения на мою жизнь. Вам самим должно бы быть стыдно, что вы просите за этого злодея. Встаньте все и уходите отсюда!
Дочь виночерпия бросилась к нему, повторяя сквозь слезы:
— Милости, милости, синьор!
— Я окажу вам милость и честь, моя красавица, — ответил он.
Затем обратившись к одному из слуг, прибавил:
— Привести ее на эту ночь ко мне!
Молодая девушка побледнела от ужаса и откинулась назад.
— Ты слышал мой приказ, Рибонд? Чего же ты стоишь разинув рот, точно глухой? Берегись! А ты, добрая женщина, ступай домой. Твой муж будет завтра повешен. Об этой же скучной истории — ни слова больше! А кто будет говорить о ней, тот разделит участь Христофора.
Анжела встала и, шатаясь, отошла к столу. Оскорбление, нанесенное ей бароном, дерзко выбиравшим себе любовницу в ее присутствии, заставило ее сильно покраснеть.
— Презренный! — вскричала она. — Итак, вот какой твой ответ дочери, вымаливающей жизнь отца!
— Да, сударыня! — ответил Беранже, наклоняя голову. — Разве вы не одобряете моего вкуса?
Анжела схватила со стола тяжелый золотой кубок и бросила его прямо в лицо барона. Тот отступил с окровавленной физиономией.
— Вот мой ответ! Ты можешь убить меня, но я при всех слугах бросаю тебе мое презрение.
— Что ты осмелилась сделать! — прорычал Беранже, обнажая кинжал и бросаясь к жене.
Я вскрикнул от ужаса. Но, движимые одним и тем же чувством, все воины бросились вперед, и лес обнаженных шпаг отделил этого бешеного от мужественной Анжелы.
— Назад, мессир! Мы защитим благородную даму! — вскричали в один голос солдаты.
Один из них, сын Христофора, прибавил:
— Если вы убьете благородную даму, мы все восстанем, как один человек. Ваши виселицы не пугают нас!
При виде разгоряченных лиц и взглядов, пылающих ненавистью и возмущением, барон понял, что он рискует восстанием всех своих вассалов. Поэтому он отступил назад, вложил кинжал в ножны и схватил бич.
— Убирайтесь вон, канальи! Возмущение дорого обошлось бы вам! — крикнул он.
Не смея тронуть воинов, барон обрушился на крестьян. Бич его хлестал направо и налево, по воющей толпе, которая быстро разбежалась. Комната опустела в одну минуту. Я поддерживал Анжелу, лишившуюся чувств. Беранже подошел к нам и наклонился к жене.
— Погоди! Ты еще заплатишь мне за свою смелость, которой все так восхищались! — проворчал он, вытирая свое окровавленное лицо.
На следующее утро, за обедом, барон взял за руку бледную и расстроенную Анжелу.
— Пойдем! — сказал он. — Я хочу тебе что — то показать.
Барон подвел ее к окну, выходившему на внутренний двор. Подняв занавес, он открыл окно и толкнул Анжелу вперед.
Я последовал за ними и тоже наклонился вперед, чтобы лучше видеть.
Ужасное и отвратительное зрелище представилось моим глазам. На виселице качалось пять человек, с искаженными лицами, и, в их числе, сын виночерпия, грозивший барону.
Анжела вскрикнула от ужаса и хотела бежать, но Беранже силой удержал ее. Молодая женщина отбивалась, как безумная и, наконец, упала в конвульсиях.
Барон усадил ее в кресло. Когда же она немного успокоилась, он сказал многозначительным тоном:
— Благодари Бога, что я наказал тебя только казнью другого!
Анжела с ужасом оттолкнула его.
— Боже мой! За какое преступление Господь связал меня с таким чудовищем! — сказала она прерывающимся голосом. — Я бессильна против тебя, но есть Бог, который воздаст за все!
Барон остановился и выпил глоток сахарной воды. Взгляд его скользнул по присутствующим и он улыбнулся, заметив, какое впечатление произвело его чтение. Вдруг его глаза остановились на Ренуаре. Тот, с пылающим лицом, подобно тигру, готовящемуся броситься на добычу, устремил на Беранже взгляд, полный такой дикой ненависти, что барон невольно ощутил какое — то неприятное чувство. Но маркиз ничего не замечал. Откинувшись на спинку стула, он, очевидно, находился в нервном шоке и нетерпеливо вертел в руках свою часовую цепочку.
Как только дядя умолк, он поспешно встал.
— Я думаю, дядя, было бы недурно сделать небольшой перерыв и напиться чаю. Ты отдохнул бы, а наши дорогие гости подкрепились после пережитых волнений.
— Ах! Эта хроника окончательно лишила меня аппетита. Великий Боже! Что это было за ужасное время! А я — то так восхищалась временами рыцарства и жалела, что оно прошло! — вскричала Марион.
— Это маленькое разочарование заставит вас быть справедливее к настоящему и относиться снисходительней к вашим современникам, — смеясь, возразил маркиз и вышел из комнаты, чтобы распорядиться о чае.
Завязался общий оживленный разговор.
Одна только Алиса и Ренуар не принимали в нем никакого участия. Молодая женщина, казалось, находилась под давлением какой — то тяжести. В ее воображении каждая из сцен рассказа восставала с такой жизненностью, что она невольно ставила себя на место несчастной Анжелы де Верделе, и ей казалось, что она чувствует и переживает все горе и все обиды этой женщины, умершей несколько веков тому назад.
Неожиданное, крепкое пожатие руки оторвало Алису от ее дум. Она подняла голову и, с невольным страхом, увидела Ренуара. Тот сел рядом с ней и прошептал многозначительным тоном:
— Ну что, маркиза? Убедились вы теперь в справедливости того, что я вам говорил? О! Я вовсе не сумасшедший, но только помню прошлое и узнаю тех, кто жил здесь под иными формами. Проклятая цыганка и теперь такая отвратительная ехидна, но только на этот раз она не повредит вам. Ее казнь
