– Разве и ты собираешься покинуть нас? – едва сдерживая волнение, спросил Супрамати, а Нарайяна с грустью и удивлением пристально смотрел на нее.
– Не покинуть вас хотела бы я, а сбросить наконец эту плоть, которую ношу уже столько веков, и вернуться на незримую родину. А кроме того, оставаться здесь, когда не будет моего учителя и благодетеля, было бы крайне тяжело. Это вы ведь понимаете, конечно.
– Разумеется, понимаем, но эта весть о твоем уходе так неожиданна… – прошептал Супрамати.
– Я не убеждена еще в том, что уйду; но Эбрамар указал мне однажды на возможность освобождения, не для того, чтобы следовать за ним, понятно, – чего я еще недостойна, – но чтобы отдохнуть в пространстве. Хотя точно времени он и не назначил, но ведь всегда надеются на то, чего желают, – прибавила Нара, прощаясь.
Наконец настал указанный Эбрамаром день, и с наступлением ночи начались последние приготовления. Маги, магини и все указанные великими иерофантами облачились в белые парадные одеяния, а потом выстроились по обе стороны длинной галереи, которая от врат святилища шла до уединенной площадки в гранитных скалах, в недрах коих был вырыт подземный город. Там же собрались верховные иерофанты. Посреди площадки находилось золотое возвышение, вокруг которого пылали голубоватые огоньки; а с четырех сторон стояли великие астрологи, умевшие говорить на языке светил.
Около двух часов ночи раскат грома потряс стены подземных храмов, раскрылись врата святилища, яркий свет хлынул изнутри, и затем появился Эбрамар, словно окруженный прозрачным шаром. Семь лучей образовали на голове его как бы сверкавший венец; на прекрасном лице его сияло неописуемое выражение восторга и блаженства, а к груди он прижимал магический меч. Ноги его не касались земли, и он точно плыл вдоль галереи, подобно видению, а все присутствовавшие следовали за ним.
Поднявшись на площадку, Эбрамар остановился или, вернее, витал над золотым возвышением, а собравшиеся тем временем запели гимн величавого и строго прекрасного напева.
Далее наступила тишина, да и сама природа также как будто смолкла. В воздухе не чувствовалось ни малейшего движения; стояла роскошная теплая и благоуханная ночь, и лишь едва приметное потрескивание выдавало, что в воздухе происходило нечто необычайное.
Затем четверо астрологов затянули какую-то удивительную песнь на сокровенном языке, понятном светилам, и вдруг на сапфирово-голубом небе зажглась яркая звезда, а из глубины бесконечности сверкнул золотой луч, который все приближался, ширился и залил площадку необыкновенно ярким светом.
В воздухе кишели прозрачные и светлые существа, покровители этой юной земли, духи сфер, наконец, четыре группы духов стихии – слуги могущественного посвященного,- и четыре огненные ленты, сливавшиеся на груди Эбрамара, связывали его с ними.
Магическим мечом великий маг разрубил эти узы со словами:
– Благодарю вас, высшие духи стихий, за вашу верность, покорность и услуги.
С минуту взор Эбрамара блуждал по собравшимся.
– Привет всем вам, учителя, друзья, ученики, примите мою благодарность.
– Иди на отдых, друг и неутомимый труженик, в обители Неизреченного, – произнес верховный иерофант, поднимая руку.
В ту же минуту словно яркая молния пала на Эбрамара громадным пламенем и зажгла лучи его венца. Присутствовавшие, за исключением астрологов и великих иерофантов, пали на колени, и глазам их представилось страшное зрелище.
Земное тело Эбрамара сгорало, а освобожденный лучистый астрал с головокружительной быстротой взвивался по золотистому лучу.
В тот же миг вспыхнуло покрывало одной из магинь, и тело ее упало на землю, а из него выделилась сверкавшая светлая тень, похожая на серебристую бабочку. Это Нара последовала за своим любимым учителем. Минуту спустя видение поблекло, светлые существа растаяли в тумане, и луч угас.
На золотом возвышении осталась лишь горсточка фосфоресцировавшего пепла, и ученики Эбрамара с благоговением собрали его в хрустальную урну, увенчанную крестом.
Тело Нары не сгорело, но оно стало легким, гибким и удивительно прозрачным, придавало ему сходство с восковой, излучавшей свет статуей. Склеп Эбрамара был невелик, но бесподобный художник украсил его сапфирового цвета скульптурой и инкрустацией, а озарял его мягкий, похожий на лунный, свет, неизвестно откуда исходивший.
На конце, в глубокой нише, находился стол из голубого камня вроде престола, на который и поставили урну с пеплом Эбрамара. А тело Нары, издававшее бледный голубоватый свет и чудесный аромат, Супрамати с Нарайяной погребли под престолом с урной.
Лишь высшие посвященные и ученики Эбрамара могли входить в склеп, где находилась урна и тело Нары, для совершения там священнослужения.
В двери не было между тем ни ключа, ни замка, но она отворялась сама собою лишь для достойных; обыкновенный же смертный не мог переступить порог.
Однажды ночью, дней через семь после того как Эбрамар ушел на Звезду магов, на одной из террас дворца Супрамати два человека в белом стояли, прислонясь к перилам.
Один из них, сам хозяин, глубоко задумался, позабыв, по-видимому, обо всем.
Стоявший рядом Нарайяна не обращал на него никакого внимания. Его серьезный и сосредоточенный взор задумчиво блуждал по чудной окружавшей картине природы, лазурно-голубому небу, густо усеянному звездами и походившему на затканную золотом пелену.
После продолжительного молчания он обернулся к Супрамати:
– Ответь, если можешь, на то, что в высшей степени меня интересует. Я знаю, что ты многократно сопровождал учителя в разнообразные миры, но показывал ли он тебе когда-нибудь эту Звезду магов, где он теперь находится? Если да, и это дозволено, расскажи, какая она.
С минуту Супрамати хранил молчание, и на губах его блуждала улыбка, а глаза как бы созерцали какое- то лучезарное видение.
– Правда, я видел это дивное место и охотно поделюсь своими впечатлениями. Мир тот залит светом, неведомым здесь, на земле; необыкновенной красоты местность и растительность невозможно ни описать, ни сравнить с чем бы то ни было нам известным. Там все вибрирует, все представляет гармоничный звук, нежный аромат, гамму никогда не виданных красок, сочетания коих и создают тот неведомый свет, о котором я только что говорил.
И там-то, убаюкиваемые волнами эфира, почивают в состоянии полного покоя и блаженства души магов.
Этот приют покоя и света, где душа погружается в свою «манвантару», породил ошибочное представление о Нирване. Вообразили, видишь ли, что душа тонет в свете всемирном и, утратив свою индивидуальность, сливается с Божеством. В действительности же Нирвана только известный роздых, состояние отдохновения, из которого душа выходит с новыми силами на работу в области бесконечного.
Смертному не дано проследить путь, познать цель, к которой стремится душа великого посвященного; а где оканчивается ход вечного движения, которое работает за пламенной оградой и управляет Космосом, это – тайна Неисповедимого.
Мы же, друг Нарайяна, взобравшиеся лишь на незначительны пригорок знания и добра, мы смотрим на мятущийся у наши ног человеческий муравейник и с грустью следим, как слепая невежественная толпа, мучимая инстинктами плоти и друг друг взаимно ненавидя, терзает или убивает себя ради скоропреходящих благ земных, которых им не достичь. Люди забывают, что они на земле просто временные постояльцы, которых смерть рассеивает, подобно вздымаемому ветром песку, забывают великий закон любви, которая одна только и дает мир. «Любите друг друга», – заповедал Сын Божий.
– Как счастливы мы, какая великая милость дарована нам понимать Божественные законы и стряхнуть с себя все самое тяжелое из слабостей и заблуждений человеческих, – прошептал охваченный молитвенным восторгом Нарайяна, возводя глаза к звездному своду.
Супрамати крепко пожал его руку:
– Пойдем к свету, укажем дорогу нашим братьям, во тьме блуждающим, скованным со «зверем» человеческим, и будем неустанно трудиться, чтобы оказаться достойными священной возложенной на нас миссии – быть законодателями на этой юной земле.
