делать ему? Защищать меня? Вычеркнули бы кого-то другого, ведь чиновники все равно поехали бы. Выбора-то у Раевского не было и он, наверно, жертвовал теми, чьи роли были наименее важны». И потом, это я считал его богом, единственным в моей жизни, для него же я был просто хорошим веселым артистом Женей Крыжановским и не более того. А хороших артистов вокруг было много, и я, скорее всего, принимал желаемое за действительное, считая, что режиссер относится ко мне так же влюбленно, как я к нему.
Правда, потом, когда я собрался уходить из театра и пришел к Раевскому с заявлением, я увидел, что моя судьба ему все-таки не безразлична. Валерий Николаевич даже предложил мне взять творческий отпуск, чтобы поработать там, где я хочу и сколько хочу, но не порывать с родным театром и приходить только для участия в спектаклях, где у меня нет замены. Я согласился, и так оно вначале и было, но потом мне все равно пришлось расстаться с купаловским театром окончательно. Когда я уходил, Раевский не скрывал своего недоумения. Как можно уходить из крепкого, престижного, «сытого» театра в никуда? И зачем?
Чтобы расставить все точки над «i», я через некоторое время напросился к Раевскому в гости. Захватив бутылку коньяка, я пришел к нему домой. Просидели мы в тот вечер очень долго. Для него многое из того, что я рассказал, было откровением. Не знал он, судя по реакции, и о моем отношении к нему. Потом он подробно расспрашивал меня о «Христофоре», ему очень хотелось понять, ради чего я ушел из купаловского театра. Я, как мог, объяснял, но, по-моему, так и не смог убедить его, что поступаю правильно. Когда я собрался идти домой, Раевский вызвался меня проводить, и мы еще о многом говорили по дороге. Так мы дошли чуть ли не до моего дома, потом я проводил Валерия Николаевича до остановки автобуса. Мы на прощание обнялись, как два родных человека, и Раевский сказал мне, что если я когда-нибудь захочу вернуться, он с радостью меня примет. Я поблагодарил его, но надеюсь, что мне никогда не придется воспользоваться этим предложением. Ведь у меня есть «Христофор».
Когда эта глава уже была написана, произошло событие, благодаря которому я вновь получил возможность пообщаться c Валерием Николаевичем. Это произошло в дни празднования 75–летия театра им. Я. Купалы. Событие это в культурной жизни республики очень важное и заметное, поэтому проходило оно, как говорится, «на президентском уровне». На юбилейные торжества съехались гости как из ближнего, так и из дальнего зарубежья. Были приглашены представители московских Малого театра и театра им. Вахтангова, естественно, приглашения получили все минские театры: Русский, ТЮЗ, Кукольный и другие, и, что нам было особенно приятно, не забыли «Христофор». Более того, нам сообщили, что Раевский хочет, чтобы перед выступлением нашего театра мы с Лесным сказали несколько слов своим бывшим коллегам. Готовились к выступлению мы все старательно и вдохновенно — праздник международного уровня должны были транслировать по телевидению, и это очень благоприятно повлияло бы на престиж «Христофора». Мы предполагали показать выступление нашего «няўмяручага» казацкого хора, в тексты песен которого внесли многочисленные коррективы, чтобы ярче и полнее выразить свое отношение к юбилею и к юбилярам. Разумеется, наше с Лесным выступление тоже было тщательнейшим образом отрепетировано. Дня за три до юбилея нам позвонили из театра и поинтересовались, сколько времени нам нужно выделить. Не подозревая ни о чем плохом, мы попросили на все 10 минут. Через день уже сам Раевский связался со мной по телефону и сказал:
— Знаешь, дорогой, вы должны сократить свое выступление до 5 минут. Очень много выступающих, мероприятие растягивается почти на 3 часа, а это долго…
Потом, как бы невзначай, он поинтересовался, что мы собираемся показывать. И хотя о поздравительных «сюрпризах» рассказывать не принято, чтобы потом было смешнее и неожиданнее, я, понимая положение Раевского, ответственного за праздничное «действо», на котором будет присутствовать сам Президент, рассказал обо всех «приколах» нашего выступления, в котором не было даже намека на политику, а была лишь пародия на псевдофольклор. Выслушав меня, Раевский опять стал жаловаться на огромное количество выступающих, на затянутость, казенность и однообразие предстоящих поздравлений.
— Мы постараемся развеселить и оживить публику, — обнадежил его я.
— Возможно, — как-то кисло произнес Раевский. — Ну, до завтра.»
Наутро мы решили, как сократить наше выступление, отрепетировали его в новом виде и стали с нетерпением ждать вечера. Все были в приподнятом настроении, особенно мы с Лесным, так как должны были выйти на сцену, с которой так много было связано в нашей жизни и на которой уже почти 9 лет не стояли. Роковой звонок раздался в полдень. Безразличным тоном Раевский сообщил мне, что программа оказалась настолько перегруженной, что пришлось вычеркнуть из нее очень много выступлений, в том числе, к его великому сожалению, и наше. Но в этом ничего страшного нет, успокоил он меня, потому что на банкет с Президентом мы все равно приглашены, и все нас по-прежнему любят и ценят, а пригласительные билеты ждут нас в кассе театра. Я не подал вида, что расстроился, хотя был уверен, что наше участие в программе только украсило бы ее. С таким же показным, как у Раевского, безразличием я согласился, что ничего страшного не произошло, добавив, что мы все понимаем и на банкет придем обязательно, чтобы встретиться и пообщаться с друзьями, с которыми из-за вечной занятости встречаемся до обидного редко.
Каковы были истинные причины отказа нам в выступлении я, наверно, не узнаю никогда, но думаю, что Валерий Николаевич просто решил перестраховаться, так как мы всегда слыли вольнодумцами, и мало ли что могло подумать начальство. Юра Лесной был в тот вечер в зале купаловского театра и видел, что выступали все, кому не лень: и артисты, и чиновники, и рабочие, и колхозники, и дети, и т. д. и т. п. Короче, там были все, кроме «Христофора». Как и предвидел Раевский, в большинстве своем выступления были скучными и чрезмерно официальными.
Каково наше мнение о праздничном банкете? А никакое — мы там просто не были, потому что, как, наверно, уже давно догадались наиболее умудренные жизнью читатели, билеты в кассе для нас оставлены не были. Кстати, как нам потом рассказывали, на банкете, проходившем в здании бывшей ВПШ, было столько людей, не имевших никакого отношения к театру, зато жаждавших побыть рядом с Президентом, что многим артистам, в том числе заслуженным и народным, попросту не хватило места за столом, и они ушли обиженные, несолоно похлебавши. Уверен, что в их число попали бы в первую очередь и мы с Лесным, поэтому даже рад, что судьба уберегла меня от очередного унижения.
С тех пор с Валерием Николаевичем Раевским мы больше не встречались. Но все равно, я благодарен ему за свои роли в Академическом театре, за ту актерскую свободу и раскрепощенность, благодаря которой я много шутил и баловался и на репетициях, и на сцене, что и стало началом моей эстрадной жизни.
