— Я тебе ничего не говорил, чего ты смотрел; чем своего мерина-то расхваливать, ты бы моего лучше смотрел. Ну, так и быть: на пятишницу, другой раз менять будешь, смотри в оба.
На этой паре мы объездили всех многочисленных родственников, затем лошадей и телегу отец продал, купил лодку, на которой мы сплавились до Козловки; здесь лодку отец продал, и мы на лошадях доехали до Васильсурска, отсюда пароходом до Нижнего и по железной дороге вернулись в Петербург.
На следующий год отец поступил совершенно так же; это была не прихоть, а его опыт подсказывал ему, что в рабочую пору лошадей в деревне не найти, поэтому, чтобы посетить всех родных, надо было иметь своих лошадей, а телега и кибитка покупались потому, что крытый тарантас, а тем паче коляска, были не по карману, да и требовали бы тройку, а не пару.
Начальником училища до 1882 г. был свиты его величества контр-адмирал Алексей Павлович Епанчин, а после него тоже свиты его величества контр-адмирал Дмитрий Сергеевич Арсеньев.
Епанчин почти всю свою службу провел в Морском училище, сперва как преподаватель математики и морских наук, затем долгое время был инспектором классов и с 1876 г. начальником училища. В общем воспитанники его любили, прозвище ему было «папаша», он был доступен и часто прощал проступки, в особенности хорошо учившимся.
С осени 1882 г. начальником училища был назначен, как уже сказано, контр-адмирал свиты его величества Д. С. Арсеньев; ему было предписано истребить в Морском училище дух «превратного толкования», и он решил, что самый простой и верный способ — это истребить всякое толкование.
Достиг он этого следующим образом: чуть ли не со времен Крузенштерна велась и продолжалась при Епанчине своеобразная постановка учебного дела и распределение дня:
Для приготовительных классов распределение времени было то же самое, с той разницей, что строевые учения были от 11 ч. 30 м. до 12 ч. 30 м., третий урок — от 12 ч. 30 м. до 2 ч. 00 м. и четвертый — от 2 ч. 00 м. до 3 ч. 00 м.
Надо иметь в виду, что даже в младший приготовительный класс хотя и допускались юноши от 12 до 15 лет, но большинство было 14 лет.
В общий класс допускались от 15 до 18 лет, но большинство было 17 лет.
Время с 7 до 9 ч. практически было также свободное, номинально оно предназначалось для «приготовления уроков», т. е. надо было сидеть у своей конторки и не разговаривать, а заниматься чем угодно, не мешая другим, хотя бы решением шахматной задачи, чтением любой книги или журнала, но не развернутых во весь лист.
Это обилие свободного времени, не раздробленного на малые промежутки и не занятого чем-нибудь обязательным, способствовало развитию самодеятельности и самообразования, поэтому громадное большинство занималось по своему желанию тем, что каждого в отдельности интересовало: многие изучали историю, особенно военно-морскую, читали описания плаваний и путешествий, литературные произведения, занимались модельным делом или постройкой шлюпок и т. п.
Я лично заинтересовался, может быть под влиянием Александра Михайловича Ляпунова, который тогда был студентом математического факультета Петербургского университета, — математикой, изучая большею частью по французским руководствам университетские курсы, далеко выходившие за пределы училищной программы.[13] Так как математика служит основою специально-морских предметов, то учиться в Морском училище мне было легко, и я все время шел в своем выпуске первым, имея полный балл по всем предметам.
Как сейчас помню, в старшем специальном классе отвечал у доски мой товарищ М. Глотов о построении путей, лежащих между полюсом и дугою большого круга, которые длиннее этой дуги и короче локсодромии. В учебнике «Навигация» Зыбина это было изложено совершенно непонятно и местами неверно. Преподаватель, капитан 2-го ранга Александр Алексеевич Бартенев, подсел ко мне на последнюю парту и тихо говорит мне:
— Я вижу, что он рассказывает чего в учебнике нет; не сам он это придумал, наверное, вы его научили, покажите мне.
Я объяснил. Бартенев пожал мне руку и благодарит:
— Вам у меня учиться нечему; чтобы не скучать, занимайтесь на моих уроках чем хотите, я вас спрашивать не буду, а раз навсегда поставлю вам 12.
Я не буду передавать других эпизодов, а скажу кратко, что общее направление преподавания было при Епанчине: «как можно меньшему учить, как можно большему учиться самим».
В общем все преподаватели были отличные, как например, А. Н. Страннолюбский, Н. Н. Зыбин, Ф. Д. Изыльметьев; мы уважали стариков А. Д. Дмитриева, преподававшего уже более 40 лет, П. К. Гейлера, отпраздновавшего в 1883 г. 50-летие своего преподавания. После юбилея он не оставил работы в Морском училище, а в качестве почетного члена конференции продолжал ее еще 17 лет, причем он не пропустил ни одного заседания.
Арсеньев большую часть своей службы провел при дворе, будучи воспитателем великих князей Сергея Александровича и Павла Александровича. Когда они достигли зрелого возраста, он был назначен начальником Морского училища.
Мы его считали за придворного шаркуна, и первое, на что он обратил внимание, были танцы; он как- то сам пришел на урок танцев и показал, как надо держать даму в вальсе, и несколько раз с избранным им воспитанником, кружась, обошел весь аванзал, где происходил урок.
Епанчин часто заходил в классы на уроки математики, навигации, астрономии, предлагал вопросы, иногда давал пояснения, и мы видели, что он отлично владеет этими предметами, но танцы — адмиральское ли это дело?
Чтобы истребить подозрение о «превратном толковании», Арсеньев поступил, как уже сказано, радикально, решив истребить всякое толкование. Для этого он изменил распределение времени дня так, чтобы не было длинных промежутков, и воспитанники не имели свободы для самостоятельных занятий или самостоятельного чтения.
Этого он достиг, введя разные внеклассные занятия с небольшими промежутками между ними и в день введя четыре урока вместо трех.
Вместе с тем, чтобы показать успех своих мероприятий и по учебной части, он приказал считать все баллы ниже 8 за неудовлетворительные, поэтому преподаватели и начали ставить 8 вместо 6, балл средней успеваемости и повысился почти на две единицы, а так как новый генерал-адмирал, брат царя Александра III, великий князь Алексей Александрович, по выражению Михаила Кази, представлял «семь пудов августейшего мяса», то он в этом арсеньевском фокусе разобраться не мог и выразил ему свою августейшую благодарность за повышение успеваемости.
Начальствовал Арсеньев над Морским училищем 14 лет, до коронации Николая II. В день Ходынки он получил одновременно три награды: производство в вице-адмиралы, звание генерал-адъютанта и орден Белого орла.
После Арсеньева начальником училища Алексей назначил бывшего командира крейсера «Рюрик» А. X. Кригера, цинично сказав: «Самый подходящий: холост, б..… даже щенка никогда не воспитывал, значит, как и требуется, новые порядки заведет».
Я пробыл при Кригере преподавателем Морского училища четыре года и, будучи назначен 1 января 1900 г. заведующим Опытовым бассейном, оставил преподавание в Морском училище, к тому времени переименованном в Морской корпус, и сохранил за собою только преподавание в Морской академии.
Вернусь несколько назад, к обучению в Морском училище. Непосредственными помощниками начальника училища были инспектор классов, ведавший учебной частью, и начальник строевой и хозяйственной части.
Все училище подразделялось на пять рот, во главе которых стояли ротные командиры и их помощники — отделенные начальники по три в первых четырех ротах и по четыре в пятой роте.
