– Спокойной ночи, Роберт.
– Спокойной ночи, мистер Лэттимор. Да, мистер Лэттимор, я собирался завтра отвезти «мерседес» в техсервис. Вы не возражаете?
– Конечно, нет, Роберт. Я воспользуюсь другой машиной. Нет проблем.
Пол быстро прошел под холодным дождем мимо кустов рододендронов к большому белому дому. Он запер за собой дверь, бросил плащ на плетеный стул в фойе и, ослабив галстук и воротник, вошел в просторную уютную комнату. Посреди нее стоял круглый обеденный стол, на нем – фарфоровая ваза с живыми лилиями. Рядом с вазой на серебряном подносе лежала дневная почта. В дальнем конце комнаты стоял большой диван, обитый ситцем в цветочек. Напротив него, в глубокой нише в стене, располагался камин, в котором догорал огонь.
Пол снял фрак, взял почту и подошел к креслу возле камина.
– Привет, папа.
Пол удивленно повернулся к дивану.
– Крисси! Что ты делаешь здесь так поздно? – он знал ответ заранее. Она ждала его.
– Завтра суббота и не надо в школу, ты же знаешь, – она говорила излишне драматическим тоном, свойственным четырнадцатилетним девочкам.
– Вот – улыбнулся он, подойдя к дочери, вытянувшейся на диване. Он аккуратно подвинул ее ноги и присел рядом. Пол с любовью смотрел на свою тоненькую девочку, которая уже не была ребенком, но не была еще и женщиной, которая так старалась ухаживать за ним с тех пор, как умерла ее мать. Он почувствовал, как его охватывает волна любви и беспомощности. Как бы он хотел хоть немного уменьшить ее боль!
– Ты хорошо провел время? – спросила она, откладывая журнал, который читала, на кофейный столик рядом с диваном.
– Да. Вполне хорошо, – сказал он, улыбаясь.
– Ты был с Пилар? – от него не ускользнула тонко завуалированная ревность, прозвучавшая в этом вопросе, но Крисси чувствовала, что Пилар, старая подруга ее матери, была всего лишь другом и не представляла угрозы. Пола позабавило, что ее женское чутье так развито всего в четырнадцать лет.
– Нет, это была деловая встреча. У меня не было там свиданий. «Л'Авентур» награждали сегодня призами. Двумя. Еда была отвратительной, но компания приятной.
– Это хорошо, – сказала она.
Он посмотрел в ее лицо, преждевременно посерьезневшее.
– А как ты? У тебя был удачный день?
– Скучный, – сказала она.
– Как Чарли?
– Он такой ребенок! – проворчала она.
– Ну, ему всего лишь десять лет, – Пол улыбнулся. – Что случилось?
– Он просто рева. Не хотел идти спать, когда я велела. Я сказала, чтобы он шел спать, потому что уже почти десять часов, а он ревел, пока Нана не дала ему мороженое. Что за ребенок!
– Ах, дорогая, постарайся не быть к нему такой строгой.
Голос Кристины стал пронзительным.
– Мама всегда говорила ему, что надо ложиться спать в девять тридцать. А было уже позже.
– Крисси, ты так помогаешь мне с тех пор, как мама умерла. Я знаю, как ты стараешься, чтобы все было в таком же порядке, как при маме, но Чарли всего лишь ребенок и он тоже потерял маму. Вот почему он плачет так часто. Он не знает, что делать, когда так грустно. Постарайся быть терпеливой с ним.
– Ладно, – сказала она. – Я постараюсь.
– Вот и умница, – он улыбнулся. – Как теперь насчет того, чтобы пойти немного поспать?
– Ладно, – она поцеловала его в щеку. – Я рада, что у тебя все хорошо, – сказала она из фойе, поднимаясь по широкой лестнице. Даже мешковатый белый халат не мог скрыть хрупкости ее фигуры.
Пол сел в кресло, сбросил тапочки и вытянул ноги. Вскоре он почувствовал, как приятное тепло наполняет его. Покрытые лаком деревянные стенные панели отражали свет огня в камине…
Это была любимая комната Пола в доме. Здесь он почти физически ощущал присутствие Карен.
Как много было в Кристине от Карен! Светлые шелковистые волосы, хрупкое телосложение, тонкие черты лица, глаза василькового цвета…
Разрывающие сердце напоминания о жене, которую он потерял… Кристина также унаследовала от нее и безошибочное чувство такта. Но трехлетняя тяжелая болезнь матери лишила ее самой ценной, доставшейся ей в наследство черты – радостного смеха. Когда-нибудь к Кристине придет нежная красота ее матери, но Пол молил Бога, чтобы одновременно к ней пришла от Карен любовь к жизни, непосредственность, веселость. Воспоминания о голосе Карен вызвали у него слезы. Он молча сидел, глядя на огонь в камине, как вдруг, внезапно и непроизвольно, перед его глазами возникла женщина, которую он отвозил домой, улыбающееся лицо, окруженное кольцами рыжих волос. Он почувствовал одновременно охватившее его глубокое волнение и чувство вины.
Марси вышла из сабвея на Берген-стрит и, быстро миновав магазин автомобильных принадлежностей и фабрику по производству сыра, пересекла Корт-стрит и, обойдя увитые плющом дома Коббл-хилл, подошла к университетской больнице Лонг-Айленда. Она нашла в списке номер комнаты своей матери, потом оглядела холл в поисках питьевой воды. Надеясь унять боль в висках, вследствие вчерашнего скотча и вина, она,
