как она решилась встретиться с Гладстоном.
Девушка сняла перчатки, отколола шляпку и, положив ее на низенький столик, поправила завитки волос, выбившиеся во время прогулки. В эту мину – ту она была так хороша, что Питер с трудом удержался от того, чтобы восторженно не присвистнуть.
Явился официант с гренками и вином. – Вот что, любезный, принеси-ка нам еще хлеба и масла, попросил Питер.
– Не знала, что ты такой обжора.
– О, когда дело касается хорошей еды, мне нет равных, – хвастливо объявил он. – Особенно я люблю бифштексы по-американски, приготовленные на горячих углях с грибами и луком.
«Ну, надо же», – удивленно подумала Габриэлла. Они столько времени провели вместе, а она, оказывается, совсем не знает его. Не знает, как он .проводит время, и понятия не имеет, где он: живет, есть ли у. него братья: и сестры, каковы его политические убеждения. Тут Габриэлла немного слукавила: на самом деле политические убеждения Питера ее совершенно не интересовали, но все-таки… Она как-никак доверила этому мужчине свою судьбу, свое будущее.
– Расскажи мне о себе, Питер Сент-Джеймс, – предложила она, отпивая из бокала. – Расскажи о своей семье, где ты учился, куда ездил. .
– О любовных похождениях тоже рассказывать? – деловито осведомился он.
– Без этих подробностей, думаю, можно обойтись, – ответила Габриэлла, не собираясь отступать.
Питер поудобнее устроился на стуле, расстегнул сюртук и, вытянув ноги, начал:
– Мой отец, граф Сэндборн, умер, когда мне было семнадцать лет. Я тогда как раз собирался ехать на континент, но поездку пришлось отложить на неопределенное время.
Она нахмурилась.
– Что значит на неопределенное время? Ты хочешь сказать, что кроме Англии так нигде и не был?
– Нигде и никогда. Как только речь заходила о моей учебе, матери тут же становилось плохо, то нервный припадок, то еще что-нибудь. Поэтому у меня были одни гувернеры и учителя. Целые вереницы учителей и никаких соучеников. Если бы ты знала, как изводили меня эти старые стручки с высохшими… хм, ну это тебе не интересно, – быстро добавил Питер, увидев ее округленные глаза. – Когда отец умер, Беатрис – так зовут мою мать – впрочем, ты об этом знаешь, совершенно перестала вставать с постели. Мне же она заявила, что если я уеду, это ее убьет. Я добросовестно ждал, пока мать поправится, а когда этого не случилось, сбежал в Кембридж. Теперь-то я понимаю, что она просто ломала комедию, но тогда принял все за чистую монету. Уехать в университет мне помог дядя, брат отца.
Габриэлла поняла: Питер терпеть не может, когда его контролируют, а этот странный мятеж против общественных правил и норм начался уже очень давно.
– Как несправедливо, – задумчиво проговорила она, чувствуя, как тепло от выпитого вина растекается по телу. – Я хотела жить с матерью, а она отправила меня во Францию. Ты же напротив, хотел уехать, а тебя насильно держали дома.
Питер заглянул в ее ясные глаза и вновь ощутил какую-то сверхъестественную связь с этой девушкой.
Они ненадолго прервались, чтобы попробовать салат, а потом Питер продолжил свой рассказ:
– Наше имение и большая часть земель находится в Сассексе. Еще есть особняк на Парк-Лейн, кое- какие акции, и за всем этим богатством надо присматривать, что я и делаю время от времени. Кроме этого, выступаю в Палате Лордов, охочусь на фазанов, хожу в клуб. Короче говоря, жизнь моя безмятежно приятна и абсолютно предсказуема, но… так было до тех пор, пока я не встретил тебя.
– Меня? – она негодующе фыркнула. – Уж не хочешь ли ты возложить вину за всю ту неразбериху, которая царит у тебя в голове, на меня? Нет уж, дудки! Ничего у тебя не выйдет, Питер Сент-Джеймс, я прекрасно понимаю, к чему ты клонишь.
– Я не имел в виду неразбериху в моей голове, – тихо сказал он, ловя ее взгляд. – Я говорил о – сердце.
Габриэлла застыла. Несколько мгновений она не могла ни моргать, ни дышать. Когда же к ней вновь вернулась способность реально оценивать действительность, девушка поняла, что… боится продолжать начатый разговор.
– Ты, кажется, говорил о своих братьях и сестрах? – выпалила она первую пришедшую в голову фразу.
– У меня нет ни братьев, ни сестер. Не юли, Габриэлла, ты знаешь, что я говорил о своих чувствах к тебе.
– И что же это за чувства? – она потянулась за бокалом и сделала такой глоток, которому позавидовал бы любой запойный пьяница. – Злоба и раздражение, полагаю? Ну, потерпи еще немного. Надеюсь, я не долго буду обременять тебя своим обществом.
Он накрыл ее руку своей.
– Послушай, прошу тебя. Я никогда не встречал женщины, которая хоть немного походила на тебя. Ты умна и воспитанна, но в то же время совершенно несносна, – Питер помолчал. – С тех пор, как мы познакомились, меня не покидает ощущение того, что наша встреча не случайна. И я очень этому рад, потому что одна лишь беседа с тобой – уже приключение. Ты часто смешишь меня, но заставляешь и задуматься. От звука твоего голоса у меня вибрируют кончики пальцев, а от запаха твоих волос кружится голова, – он понизил голос, почти прошептал: – А когда ты идешь, я словно чувствую движения твоего тела на своем.
– П-пожалуйста, ваша светлость! – она встала из-за стола, оттолкнула стул и поспешила к окну.
Габриэлла прижалась лбом к холодному стеклу и уставилась на уличные фонари. Некоторое время оба молчали, потом она сдавленно всхлипнула и сказала:
– Ради Бога, не говорите больше ничего. Это только все усложнит, а моя жизнь и без того
