– Отстанет ли от меня хоть когда-нибудь этот .человек? Еще одного разговора с ним я не выдержу. Мы должны спуститься в гостиную все вместе, так мне будет легче.
Герцог стоял перед холодным камином, руками сжимая лацканы сюртука.
– Увидев Розалинду, он сразу же набросился на нее.
– Какого черта ты торчишь здесь, вместо того, чтобы жить дома? Насколько мне известно, замки уже успели поменять.
– У моей дочери неприятности, и я должна быть рядом с ней, – ответила Розалинда, ничуть не тушуясь.
– Ну, разумеется! Мне следовало бы догадаться, что без тебя в этом деле не обошлось.
– Каком деле? В чем ты обвиняешь меня на этот раз? В растлении правительства? Совращении англиканской церкви?
Карлайлз покраснел, вены на шее вздулись.
– Я хочу поговорить с Габриэллой наедине, – раздраженно заявил он.
– Ваша светлость, вы можете говорить совершенно свободно. У меня нет секретов ни от матери, ни от свекрови, – сказала Габриэлла, покосившись на подруг Розалинды, которые так и стояли в дверях.
– Тогда пусть хоть эти уйдут, – буркнул герцог. Ариадна, Женевьева и Клементина нехотя повиновались. Когда женщины ушли, Карлайлз расправил плечи, выпятил грудь и гневно спросил:
– Знаете ли вы, юная леди, что в это самое время вашего мужа поливают грязью по всему Лондону?
– Что? Габриэлла ухватилась за спинку стула. Ноги стали как ватные.
– А то, что Сэндборн стал объектом сплетен и пошлых шуток, выдумки о его похождениях растут, как грибы после дождя. Не далее как вчера я слышал, что якобы какая-то шлюха, завернутая в ковер, была доставлена прямо к нему в номер.
– Это… это ошибка! – выдохнула Габриэлла и метнула на мать обеспокоенный взгляд. – Всем известно, что Питер Сент-Джеймс – честный, порядочный и благородный человек.
– Нет, девочка моя, высший свет думает совсем иначе, вы забываете, что Сэндборн – теперь женатый мужчина, а, стало быть, обязан держать в узде как свои низменные инстинкты, так и своих домочадцев. Если граф не может завести порядок в собственном доме, то на доверие общества нечего и рассчитывать.
Габриэлла похолодела. Их жизнь стала достоянием всего Лондона, и злые языки не преминули этим воспользоваться. Репутация Питера погублена, и виновата в этом она.
До сих пор Габриэлла считала, что только женщина расплачивается за чувственную страсть. Ей и в голову не приходило, что мужчины тоже несут наказание, подчас даже большее, чем их возлюбленные. И ненаписанная книга правил все-таки существует.
– Если у вас с мужем есть какие-то разногласия, девочка, то советую разрешить их. И чем скорее, тем лучше, – заявил герцог.
Габриэлла перевела взгляд с Розалинды на леди Беатрис, и сердце ее защемило от жалости. Мать Питера выглядела такой расстроенной, что девушке захотелось немедленно что-то сделать, как-то поправить создавшееся положение. Она резко развернулась и бросилась вверх по лестнице.
– Габриэлла!
Беатрис нагнала ее только в галерее. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом Беатрис устало спросила:
– Куда ты бежишь?
– Я во всем виновата и хочу помочь своему мужу, – отчеканила девушка. – Я должна ему помочь.
– Как ты собираешься это сделать?
– Пока не знаю, – призналась Габриэлла и опустилась на деревянную скамью у стены.
Леди Беатрис подсела к ней и задумалась.
– Лучший способ борьбы со сплетнями – это не обращать на них внимания и держать голову повыше, – после недолгих размышлений сказала она. – А еще лучше совершить какой-нибудь благородный поступок, так чтобы о нем заговорили и запомнили. Тогда злые языки сразу умолкнут.
Мозг Габриэллы лихорадочно заработал. Вот он ее шанс доказать Питеру, что она ему не только жена и любовница, но и друг.
Значит, мне нужно совершить некий поступок, который докажет всему миру, что Питер – добрый и великодушный человек? Я вас правильно поняла?
Беатрис кивнула.
– О, тогда я знаю, что нужно делать! – ликующе воскликнула Габриэлла.
Оставшись одни, герцог и Розалинда некоторое время хранили молчание. Глядя на бывшего любовника, Розалинда не могла не заметить, что лицо его осунулось, а под глазами залегли темные тени. Почувствовав предательскую жалость, она встряхнулась, припомнила все обиды, нанесенные ей Карлайлзом, и язвительно заметила:
– По-моему, нашу дочь уже поздно воспитывать, а? Как ты считаешь?
– Лучше поздно, чем никогда, – он натужно вздохнул. – Прошлого не вернуть, но я должен хотя бы попытаться изменить настоящее.
Розалинда силилась не смотреть на него, но серые глаза Августа притягивали ее как магнит, сколько раз
