горькие слезы текли у нее из глаз и скатывались к вискам.
Это последняя ночь Элоизы Арджент. К концу завтрашнего дня она станет Элоизой Уитмор и будет носить это имя, пока смерть не разлучит ее с земным господином и мужем.
На следующее утро Перил стоял в окружении рыцарей и священника посреди обновленного зала, ждал свою невесту, и его не покидало ощущение, что он забыл что-то важное. Он поддернул бархатные рукава, поправил отделанный золотом пояс и с трудом подавил желание пригладить влажные волосы. Черт побери, не имеет значения, как он выглядит, — его монастырская невеста вряд ли обратит на это внимание.
Но все же он продолжал охорашиваться, пока, глянув через плечо, не увидел понимающие улыбки своих друзей. Он быстро отвернулся и устремил взгляд на толпу вилланов и крестьян, собравшихся в зале.
Напрасно эти негодяи ухмыляются — предстоящая церемония его абсолютно не волнует. Он просто хочет, чтобы все поскорее закончилось.
Потом с лестницы башни послышалось женское пение, и вслед за ним появились идущие парами монахини. Они несли зажженные свечи и так благозвучно, с таким воодушевлением пели хвалу Деве Марии, что все в зале, даже те, кто успел изрядно хлебнуть эля, замерли затаив дыхание. И вот появилась она: в бледно-голубом платье, открывавшем большую часть шеи, в легкой шелковой вуали, столь прозрачной, будто ее сплели из паутины, на которую бросили охапку крошечных фиалок.
Пока она вместе с монахинями обходила зал, граф не мог оторвать взгляда от огненных волос, рекой стекающих с плеч на ее спину и вспыхивающих золотом при каждом шаге.
Когда она вышла в центр зала и остановилась перед ним, во рту у него пересохло. Ее глаза и платье были одинаковой небесной голубизны, кожа гладкой и чистой, щеки алели девичьим румянцем. Перил оцепенел, словно его поразил удар молнии.
Она была прекрасна!
Он не мог потом вспомнить, что говорил Бассет и что он сам обязался выполнять как ее муж. Он только смутно помнил ее обещание любить и почитать его, повиноваться ему, что в данный момент выглядело совсем неуместно. Но он всю жизнь будет помнить свою растерянность, когда Бассет попросил у него кольцо для невесты, и он только тогда вспомнил, что забыл именно эту вещь!
Сзади раздалось покашливание, и шагнувший вперед Майкл Даннолт вложил ему в руку золотое кольцо с бледным сапфиром. Униженный, граф сначала отказывался брать его, пока не вмешалась старая экономка мадам Флермор.
— Оно принадлежало вашей матери, сеньор. Это ее обручальное кольцо.
Благодарно кивнув француженке, Перил стал надевать его на каждый палец левой руки Элоизы, потом наконец выбрал средний. Когда она взглянула на него голубыми глазами, он вдруг ощутил, как что-то сдавило ему грудь, перекрыв доступ воздуха в легкие.
Кто она, черт побери?
Он никогда в жизни не видел эту женщину!
Наконец отец Бассет объявил их мужем и женой, благословив на долгую совместную жизнь и множество детей.
Зал взорвался приветственными криками, и граф со страхом осознал, что должен поцеловать ее. Здесь. Сейчас. В присутствии всех этих людей.
Элоиза, стоя к нему лицом на помосте, испытывала схожие чувства. Когда граф, которому она только что обещала свою любовь, уважение и покорность, который завладел ее умом, сердцем и будущим, наклонился поцеловать ее, она не смогла найти ни единой знакомой черты на его лице, хотя видела их ежедневно в течение нескольких недель.
Кто этот человек, ставший ее господином?
И как она собирается делить с ним жизнь и дом?
Но сегодня ночью ей предстояло разделить с ним не жизнь и дом, а постель. Во время празднования она специально выпила несколько кубков превосходного вина и все же была абсолютно трезвой, когда монахини и служанки повели ее в спальню новобрачных.
Комната графа оказалась намного больше и лучше обставлена, чем та, где они жили с Мэри-Клематис. В центре стояла огромная деревянная кровать, рядом с ней два кресла с подушками, дальше — тяжелый стол, заваленный бумагами и свитками пергамента, а также два обитых железом сундука для постельного белья и одежды. На стенах висели три недавно спасенных гобелена, кровать была накрыта покрывалом из тяжелого дамасского шелка. Но больше всего приковывал к себе внимание камин между двумя узкими окнами, перед которым стояли складные металлические ширмы с отверстиями, расположенные так, чтобы тепло шло в комнату.
Монахини велели служанкам заранее проветрить спальню и просушить меховые одеяла, выстирать простыни, а кухонным мальчикам — набрать гиацинтов и нарциссов и расставить корзины с цветами по всей комнате. Когда воздух стал теплым и душистым, а спальню осветили восковые свечи, монахини отослали служанок и, тайком улыбаясь друг другу, повели невесту к брачному ложу, чтобы раздеть ее.
— Итак, Элоиза, — начала сестра Арчибальд, расшнуровывая свадебное платье, — твое воспитание не включало поведение в супружеской постели. Но ты должна помнить, что в человеческом опыте нет ничего такого, к чему не относилось бы золотое правило: поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой.
Сестра Розмари хихикнула, сестра Мэри-Монпелье испустила тяжелый вздох.
Мэри-Клематис стала белее своего апостольника.
— С тобой все будет в порядке, Элли? Я имею в виду, его сиятельство такой огромный… прямо хищный зверь в человеческом облике…
— Если у тебя возникнут затруднения, — сдавленным голосом посоветовала сестра Мэри-Монпелье, — просто закрой глаза и думай о Всевышнем.
— О, замечательно! — восхитилась сестра Розмари. — Принять на себя муки в брачной постели. — Она успокаивающе похлопала Элоизу по руке. — Всевышний постановил, что мужчина и женщина должны быть одним целым. А как они могут стать «целым», если соединение будет вызывать неприязнь?
Наконец сестра Арчибальд слегка пощипала Элоизе щеки, чтобы к ним прилила кровь, и повела ее к ложу.
— Наверняка в этом человеке есть хоть что-нибудь достойное восхищения, моя девочка, иначе наша добрая аббатиса не отдала бы ему такую превосходную невесту. Сосредоточься этой ночью на его хороших качествах, Элоиза.
Когда в дверь постучали, она уже лежала под простыней — нагая, с распущенными волосами, скрывающими ее плечи от любопытных глаз. Сестра Арчибальд разрешила войти. На пороге стоял Перил Уитмор с красным лицом, а за ним разгоряченные вином рыцари, которые давали ему советы и предлагали, если понадобится, свою помощь. Сестры впустили одного графа и вскоре тоже покинули комнату. Последней уходила Мэри-Клематис.
Она со слезами посмотрела на подругу, затем, опустив голову, выскользнула за дверь.
Элоиза никогда еще не чувствовала такой неловкости и одиночества. Ее нагота казалась даже более заметной под мягкой простыней, каждый дюйм ее тела был напряжен. Она ждала неизбежного и знала, что это изменит ее навсегда. Прежней Элоизы уже не будет.
Глава 13
Перил стоял посреди спальни, собираясь с духом. Надо было ему или совсем не пить, или уж напиться в стельку. Теперь он достаточно разогрет, но голова у него совершенно ясная, поэтому он вполне осознает важность того, что должно произойти сегодня ночью, и понимает страх Элоизы, написанный на ее белом, словно простыня, лице. И все же это она, со своими огненными волосами и огромными глазами, и он почти ощущает тот ужас, с каким она дожидается, когда он придет и овладеет ею.
Подойдя ближе, он увидел, что она закрыла глаза и натянула простыню до подбородка.
— Ты под ней совсем голая? — спросил он.
— Да. — Ее ответ прозвучал жалобным писком. Элоиза была готова к чему угодно, только не к его реакции.
— Проклятие! Эти чертовы монахини всегда суют нос не в свое дело. Из-за них я теперь лишился удовольствия тебя раздеть.
Не веря своим ушам, она молча смотрела на него, пока он отыскивал ее подвенечное платье, которое висело на стене. Наконец Перил раздраженно сдернул его с крюка и бросил ей, требуя, чтобы она оделась.
— Но я… я не… Они сказали…
Черт побери, сестра Элоиза никогда бы не пришла в такой ужас, она бы просто приказала ему отвернуться.
— Надень-ка его. Чтобы я мог смотреть на тебя и не чувствовать себя распутным варваром. — Перил отвернулся и скрестил руки на груди.
— Но я… я думала… в-вы… т-ты…
Сестра Элоиза никогда бы не стала заикаться.
— Да. Рано или поздно мы к этому придем. Впереди у нас еще целая ночь, и я сейчас подумал, сест… Элоиза, что даже не знаю, откуда ты и кто твои родители.
Слыша шуршание материи, Перил гадал, не лишился ли он рассудка. Она лежала нагая в его кровати… так почему он не бросился на нее, чтобы насладиться ее телом? Когда он уже начал колебаться, она тихо сказала:
— Я не нашла рубашку.
Нет, он не только был в своем уме, но и абсолютно прав. Элоиза, прикрывая грудь руками, стояла перед ним в одной нижней юбке… пышные волосы струились по ее плечам…
— Думаю, можно обойтись без нее. Просто надень остальное.
Задохнувшись от вожделения, Перил отвернулся и увидел на столе кувшин с вином, два серебряных кубка и облегченно вздохнул. Храни вас Бог, заботливые сестры… Он налил себе полный кубок, залпом осушил его, потом оглянулся на Элоизу и решил предложить ей тоже. Она согласно кивнула. Вино. Конечно же. Она сделала глоток, еще, и напряжение ее оставило.
Он подвинул к камину два больших кресла, приглашающе взмахнул рукой и, проходя мимо зажженных свечей, загасил две из них. Элоиза села, отхлебнула вина, молча глядя перед собой.
— Итак, твоя семья? — спросил Перил,
