это событие. А она назначена именно на этот уик-энд, а не на следующий. В общем, я не смогу быть все время с тобой, мне нужно немного пообщаться со всей кодлой. У нас все чин чином, ма, ты не думай. Так, пошатаемся кое-где…
— Ты говоришь так, как будто вы намерены, по крайней мере, заняться разбоем и насилием, — произнесла Мэкси, чувствуя, как волосы у нее на затылке начинают приподниматься. — Что ты имеешь в виду, говоря «пошатаемся»?
— А то, — с видом оскорбленного достоинства ответила Анжелика, — что в полдень мы пойдем в цирк, а потом прошвырнемся, то есть, говоря твоим языком, приятно проведем время в обществе юных леди и джентльменов. При этом ничего, кроме прохладительных напитков.
— Никаких возражений, — заверила ее Мэкси, безоговорочно верившая «войску» и всем его мероприятиям.
Анжелика тут же испарилась, издав торжествующий рык, означавший, что она наконец-то свободна от опеки своих мучимых чувством вины предков, которые, по причине своего развода, считают нужным теперь постоянно совать нос в ее личную жизнь. Они что, не знают, рано или поздно в Америке разводятся все?
Мэкси тем временем стала одеваться, готовясь к походу по магазинам для закупки подарков для Рокко. Скорей всего, он еще будет дома, когда их ему доставят. Простуда может тянуться целую неделю. Ах да, весенние каникулы! Анжелика, кажется, о них упоминала? Выглянув из окна ванной комнаты, выходившего на Сентрал-парк, она убедилась, что весна без всякого шума явилась в город, как по мановению волшебной палочки Мэри Поппинс. Простуда и весенние каникулы. Как это она сразу не сообразила? Обычная сенная лихорадка, которой подвержены все Сиприани: вот Рокко, упрямо следующий семейной традиции отрицать любые слабости, и пал ее жертвой, хотя каждый год он твердит, что не может быть, чтобы его поразило такое чепуховое заболевание, поскольку Сиприани для этого слишком мужественные люди. Много лет назад Мэкси спросила его, как он мог заболеть сенной лихорадкой в Венеции. Похоже, вопрос этот не потерял своего значения и сегодня.
Стоя в ванной в своей бледно-сиреневой шелковой комбинации, Мэкси начала хохотать так безудержно, что не смогла натянуть на правую ногу черные колготки с бабочками по бокам. В голову ей только что пришла убийственная по своему благородству мысль. А что, если. ей самой заявиться к Рокко и лично помочь ему избавиться от его напасти? Так сказать, визит сестры милосердия или, скорее, милосердного ангела!
Она знала, где у Анжелики хранится ключ от квартиры Рокко. Так же хорошо она знала и какое лечение требуется, чтобы победить сенную лихорадку — этот подлинный бич семейства Сиприани. Есть вещи, которые не забываются.
По пути к Рокко Мэкси пыталась представить себе, какое у него жилье. Его квартира была совсем рядом, всего в каких-то трех кварталах, на южной стороне Сентрал-парк, но она ни разу не просила Анжелику описать ее. Мэкси вспомнила, как Рокко всегда стремился, чтобы его жилище своим спокойствием и аскетизмом напоминало келью, словно он был японским монахом. Может быть, сейчас он уже освоил соответствующую школу декора, предполагавшую, что в доме лишь в минимальной пропорции должно присутствовать то, что делает его жилым, фанатически потратив все свои деньги на детали обстановки, которые навряд ли заметил бы кто-либо еще. Возможно также, что он заставил комнаты этими чудовищно неудобными стульями, обитыми дерматином, и облицевал стены черно-белой плиткой по моде 30-х годов, что было безобразием уже тогда и не стало лучше от времени, несмотря на весь разрекламированно бесподобный шик в духе Андре Путмана. Не исключено, впрочем, что он населил квартиру всякого рода индустриальным хламом — обрезками стальных труб. и неоновыми трубочками, а сам спит на матраце, брошенном прямо на пол. Правда, все это сейчас уже не модно. Так что вполне вероятно, что он предпочел стиль Кэлвина Клейна из Санта-Фе, этот кошмар, навеянный картинами Джорджии О'Кифф: на каминной полке непременно три выразительных камня, магическое расположение которых никоим образом не должно меняться; совершенный по форме кактус, медленно чахнущий в гордом одиночестве; стены из необожженного кирпича, желательно с шелушащейся штукатуркой. Наконец, он мог жить как добрая половина снобов, известных ей в оформительском мире: абсолютно белые стены и страшно скучная и столь же дорогая мебель в манере Миеса и Брейера, с отдельными обязательными вкраплениями Фрэнка Стелла и Роя Лихтенштейна. Трудно было надеяться, что он обставил квартиру в отвратительном стиле 50-х и на каждом шагу у него можно наткнуться на слоистую фанеру. Скорей всего, как у большей части холостяков, его жилье будет просто донельзя захламленным.
Мэкси тихонько открыла входную дверь ключом Анжелики. Прихожая была довольно большой, и это ей сразу же не понравилось. Надо же, старый чудесный паркет — а натерт до золотистого блеска. И поместить тут же торс Венеры в натуральную величину, копию работы Майоля. Ее мощное присутствие, ее мерцающие в полутьме великолепие нисколько не терялось от источавших волшебную магию двух больших полотен Хелен Франкенталер, висевших друг против друга. В прихожей не было вообще никакой мебели, кроме стоявшего у противоположной стены столика великолепной работы в стиле Регентства — сплошные изгибы, инкрустация и резьба, на многоопытный взгляд Мэкси, казавшегося безусловно подлинным. Что ж, подумала она, прикрывая дверь, имея деньги, можно спокойно приобретать прекрасный антиквариат. Домашний интерьер, выдержанный в традициях художественной галереи, она принципиально не признавала.
Мэкси прислушалась — никаких признаков жизни. Стараясь производить как можно меньше шума, она прошла в гостиную. Да, Рокко выработал в себе, как видно, вкус к роскоши, невзирая на все свое высокомерие, проявляемое по поводу и без повода. Роскоши, выглядевшей божественно неуместно посреди того старого деревенского амбара, в который он сумел превратить роскошную манхэттенскую квартиру на Южной стороне Сентрал-парк. Солнечные лучи проникали в двухярусную комнату и играли на деревянных панелях: внимательный глаз мог бы почерпнуть из этой игры закодированную информацию о замечательной погоде, стоявшей за окном. Глубокие мягкие диваны серого бархата, разделенные парсоновским столиком, покрытым, красным китайским лаком, стояли спинками друг к другу в самом центре длинной комнаты — лицом к каминам-близнецам по обе стороны гостиной. На изящные кресла, выдержанные в стиле Регентства, наброшены узорчатые кашемировые индийские накидки песочных, красных и коралловых расцветок; тут и там на выложенном старым кирпичом полу валяются в беспорядке коврик китайского шелка смазанно- экзотических тонов, прекрасно гармонировавших с мягким солнечным светом.
Мэкси презрительно фыркнула: самым ценным из всего, что она увидела, несомненно была египетская скульптура, подаренная ею Рокко в первое Рождество их совместной жизни, — статуя богини Изиды высотой почти в два фута из красного кварцита, относившаяся к эпохе Птолемеев. Солнечный свет позволял разглядеть все детали ее тела, прикрытого накидкой столь прозрачной, что ей позавидовал бы сам Боб Мэки: прелестные груди, маленький пупок (почти такой же аккуратный, как у самой Мэкси) — не было только головы, как у Венеры Майоля, — у той, правда, не хватало рук. Очевидно, Рокко не настолько любил женщин, чтобы анатомия хотя бы одной из них не имела никаких дефектов.
Ее мысли прервал громкий чих. При этом звуке плотно сжатые губы Мэкси скривились в улыбке предвкушения того, что должно было произойти. Улыбке, сразу же превратившей ее рот в опаснейшее оружие. Той улыбке, которая сводила мужчин с ума, чего даже сама Мэкси, при всем своем тщеславии, явно недооценивала.
Тихонько прокралась она наверх — туда, откуда раздался чих, сопровождавшийся проклятиями и сморканием. Да, лицо у него наверняка будет опухшим и обезображенным, как у самых отталкивающих карикатурных портретов У. Филдса.
Дверь в спальню Рокко оказалась слегка приоткрытой. Внутри полумрак. Должно быть, он задернул занавеси, а сам накрылся всеми стегаными одеялами, какие есть в доме, и ушел на дно. Никого из ее знакомых обыкновенная простуда не повергала в такое уныние, как Рокко Сиприани. Деннис Брэйди лечил простуду весьма просто: вместо текилы пил горячий грог. Что касается Лэдди, графа Киркгордона, тот вообще не считал за болезнь ничего, кроме воспаления легких. Во всем, считал он, виновата погода. Его предки
Мэкси слегка кашлянула, чтобы уведомить Рокко о своем появлении. Раз она явилась, чтобы вылечить его от простуды, не стоило вызывать у него сердечный приступ.
