— А что?
— По-моему, это не самое лучшее, с чего тебе следовало бы начинать свой день.
— Неужели он так и не выкинул весь свой хлам? — всплеснула руками Мэкси. — Он же сам, черт побери, мне обещал…
— Нет, оттуда все вынесли.
— В чем же тогда дело? — вскричала Мэкси и, несмотря на протесты Джулии, открыла дверь.
Открыла — и в ужасе отшатнулась.
Комната была совершенно пуста, не считая одного старого черного кожаного кресла с треснувшим сиденьем, однако лежащий на полу ковер был завален таким толстым, в несколько дюймов, слоем наполовину истлевших листков бумаги, что все помещение казалось в десятки раз более захламленным, чем Бродвей после очередной традиционной торжественной встречи, когда проезжающего по центральной улице героя осыпают серпантином из кусочков телеграфной ленты. Боже, а что это там по углам? Неужели паутина? Да-да, самая настоящая! Выходит, в Нью-Йорке на самом деле водятся пауки? А стены? Теперь, когда из комнаты вынесли все девять столов «дядюшки» Боба, стало видно, как они заляпаны и засижены мухами. Тут и там по стенам тянулись старые ржавые разводы самой причудливой формы от протечек, внизу валялась кусками отвалившаяся штукатурка и прочий мусор. Окна были настолько грязными, что в комнату почти не проникали лучи солнца, а те, что все же умудрялись сделать это, становились жалкими и блеклыми.
— По крайней мере, в «Больших надеждах» у Диккенса мисс Хэвишем ставила мебель, чтобы поддерживать паутину, — очнувшись от первого шока, проговорила Мэкси.
— Когда начали двигать последний, редакторский стол, он не выдержал и развалился, — сообщила Джулия.
— Нет, наверно, на свете такой щетки, такого пылесоса или еще какого-нибудь способа, чтобы хоть немного расчистить эту… Даже не знаю, какое слово подобрать, — в отчаянии произнесла Мэкси.
— Ничего, всегда можно положиться на материальный интерес, — произнесла Джулия так, словно давно все обдумала.
— Интерес? — ужаснувшись, переспросила Мэкси. — Ты что, уж не меня ли хочешь заинтересовать?
— Ну что ты, в таких нарядах, как наши… Я имею в виду Хэнка, парня из твоего дома. Его всегда крайне стимулирует то, что кладут ему на лапу. У тебя есть с собой полсотни баков?
— Наличными?.. Не думаю. А если я дам ему с кредитной карточки?
— Ладно, я тебе одолжу. Вернешь завтра.
— Действуй, Джулия! А сейчас давай выйдем отсюда. А то я больше тут не выдержу.
— Как скажешь. Ты же босс.
— Да? Да! Ну и где, по-твоему, босс может присесть, чтобы обсудить будущее «Бижутерии и бантов» со своими штатными сотрудниками?
— Но у тебя их нет, Макси.
— А ты?
— Я не в счет. Деньги одолжить — это пожалуйста. Но не более того. Я здесь на время и, видит Бог, попасть в штат вовсе не стремлюсь.
— Ну хорошо, а сделать вид, что стремишься, можешь? До конца недели. Зато потом, когда пойдешь искать новое место, в реестре у тебя будет одной работой больше.
— А я вообще не собираюсь указывать «Би-Би» в своем реестре. Но, если тебе так хочется, можешь считать меня редактором-консультантом и поручить мне сбегать купить нам по чашечке кофе, чтоб мы немного подбодрились. Кофеварку можешь не искать, она давно сломана.
— Ближайшее кафе?
— Прямо под тобой.
— Джулия, — начала Мэкси серьезно, облокотившись на стол, — а ты никогда не задумывалась над тем, какие возможности открываются здесь перед тобой? Возьми рок-группы, ведь во всем мире они прямо с ума сходят по всяким там финтифлюшкам в одежде. Сколько золотой тесьмы, разных галунов и прочего им требуется. Тонны! Да любая их тряпка нуждается в отделке. Все опять увешаны медалями. Накладные плечи снова вошли в моду. Вот хоть Клод Монтана. Только подумай о его плечах. Или это увлечение майками? Разве вся панковская мода не сводится, в сущности, к необычности отделки? А возьми вечерние туалеты в нынешнем сезоне… Если там нет блесток, забудь про них. Модели Сони Рнкель — сплошь отделка, и больше ничего. Да мы могли бы посвятить целый номер рукавам с буфами Джоан Коллинз.
— Хм…
— Что это означает?
— А то, что я здесь всего две недели. Пришла сюда потому, что предложение работать помощником редактора в «Мадемуазели» в последнюю минуту лопнуло. Но я прекрасно знаю, кто все еще подписывается на «Би-Би». Это твой рекламодатель мистер Лукас, для которого самое главное — продать свои пять тысяч ярдов бисерной отделки, и мистер Шпилберг, торгующий бахромой. Таких, как они, вряд ли заинтересуют рукава Коллинз. Они, скорей всего, не заметили бы ее даже на обложке в голом виде. По-моему, этот журнал, если он вообще чему-то и посвящен, то бизнесу, а не моде. Те же Шпилберг и Лукас, если их заинтересует мода как таковая, в любой момент могут обратиться к «Женской одежде». Так уж повелось, и ты навряд ли что-нибудь тут изменишь.
— Хорошо, тогда нам надо расширять подписку, чтобы привлечь новых читателей, у которых другие вкусы, чем у Лукаса и Шпилберга.
— Не
— Это уже проблема завтрашнего, а не сегодняшнего дня, — Мэкси постаралась смягчить разногласия. — Пока что расскажи лучше немного о себе. То, что считаешь нужным сама.
— Мне двадцать два. В прошлом году окончила Смитколледж. Матери всегда хотелось, чтобы я получила навыки секретарского дела — на всякий случай, мало ли что в жизни бывает. Все женщины в нашей семье на протяжении трех поколений обладали такими навыками, но вот воспользоваться ими довелось только мне. Не от хорошей жизни, понятно. Через пару недель я перехожу в «Редбук» помощником заместителя редактора по отделу моды.
— Ты родом не из Нью-Йорка? — с любопытством спросила Макси, явно под впечатлением от твердой деловой хватки и самоуверенности своей визави.
— Нет. Из Кливленда. Отец — нейрохирург, мать — преподавательница английской литературы в университете. Она специалист по Вирджинии Вульф и группе Блумсбери. Сестра пишет докторскую по французскому и философии, чтобы иметь возможность учить разным премудростям из Паскаля, Монтеня и Вольтера — неясно, правда, кого именно. Брат — архитектор-планировщик, помощник мэра Кливленда. У родителей я одна такая неудачливая.
— А из-за чего? — изумилась Мэкси, решив, что все дело в окраске волос Джулии: все остальное в ней не могло не впечатлять.
— Я фанатка моды. В семье Джейкобсонов никто не считает моду настолько важным делом, чтобы тратить на нее свою жизнь. Занятие легкомысленное, плохо оплачиваемое и не расширяет умственный кругозор, так они считают.
— Но это же четвертая или пятая по прибыльности отрасль индустрии?
— Они индустрию тоже не жалуют.
— Да… бостонский снобизм.
— Одна часть нашей семьи как раз там и живет. И по сравнению с ними кливлендские Джейкобсоны выглядят как вульгарные продюсеры телевизионных игровых шоу.
— Я, например, даже средней школы не закончила, — произнесла Мэкси.
— Поэтому тебя и послали в «Бижутерию»? Чтоб ты почувствовала на своей шкуре, что бывает с теми, кто не кончал школу?
— Нет, меня никто не посылал. Я сама так решила. И от своего решения не откажусь, — твердо отрезала Мэкси.
— Не понимаю. Ведь у Эмбервиллов столько других изданий, кроме жалкого «Би-би». Я бы на твоем
