– Зеркала остались от моего предшественника, – говорит он, вновь сев на свое место, – я не нарцисс, можешь быть спокойна. Я здесь живу только полгода. Знаешь, что тут было раньше? Балетная школа. – Он залпом выпивает свой бокал и тут же наполняет его снова. – Но зеркала мне нравятся. Заднее отражает мой цветок, – он показывает на темно-зеленое тропическое растение, забравшееся по дорической колонне рядом с кухонной дверью почти до самого потолка, – а большое – Сакре-Кер. Хочешь еще бутерброд? С паштетом?
– Нет, спасибо.
– Слишком жирный?
– Я больше не ем животных. Он удивленно смотрит на меня.
– Это не животное, это печеночный паштет.
– А откуда берется печенка? Отгадай с трех попыток. Я не ем ничего, что приходит с бойни.
– Почему?
– Мне жаль животных. Фабрис жует.
– Убить я тоже никого не могу. Но эта штука такая вкусная. Расскажи о себе. Что ты делаешь в Париже? Ты замужем?
– Знаешь что, – перевожу я разговор, – покажи-ка мне свои картины. Это интереснее, чем рассказывать о себе.
– С огромным удовольствием! – Фабрис проворно вскакивает (его движения мне нравятся) и ведет к нише под его кроватью. – Это все для моей следующей выставки в Риме. – Он дает мне в руки одну картину за другой. – Через три недели вернисаж. Хочешь полететь со мной? Подумай. Как тебе нравятся мои вещи? Это не то, что мазня с площади Тертр. Ты так не считаешь? – Он выжидательно смотрит на меня.
Я молча киваю.
С точки зрения таланта он на несколько ступеней выше, чем уличные художники, в этом нет никакого сомнения. Линии четкие, выразительные, краски хорошо подобраны, это сильные картины, и они впечатляют. Это что касается техники. Но то, что он рисует, я нахожу отвратительным. Это исключительно женщины, и причем самые уродливые, которых я когда-нибудь видела. Тощие, морщинистые лица и тела. Отвисшие до пупка груди. Раскрытые в крике рты со щербатыми зубами. Во всем мире не найдется женщины с такой отталкивающей внешностью.
– Сильно, – говорю я, возвращая последнюю картину. – Но я не дам тебе рисовать себя.
– Почему?
– Потому что я не желаю выглядеть, как эти. Думаешь, мне жить надоело? С такой картиной в квартире я через неделю покончу жизнь самоубийством.
– Не бойся. Тебя я напишу иначе. Как солнечную королеву. У тебя такие обалденные цвета. Белая кожа. Изумительные волосы. Я много лет мечтаю о такой модели. Был бы я женат на тебе, я бы вообще рисовал только тебя. – Он складывает картины на полку, несколько других прислоняет к стене. – Ты красиво оденешься, – продолжает он, стоя спиной ко мне, – розовое тебе идет. Вот, – он протягивает мне пустой подрамник с натянутым белым холстом, – формат для твоего портрета. Если хочешь, начнем прямо сейчас.
– Сейчас? Ведь слишком темно. Тебе не нужен дневной свет?
Фабрис трясет головой, забирает у меня подрамник и закрепляет его на мольберте.
– Мне не нужен. Я всегда пишу ночью. С прожекторами. – Он показывает на потолок. – Я могу работать только тогда, когда темно. Становись туда. Расплети косу. Я хочу, чтобы твои волосы свободно спадали на плечи.
– Я могу куда-нибудь сесть? – протестую я. – От долгого стояния мне становится плохо.
– Ну, конечно!
Он приносит с кухни высокий табурет и помогает мне забраться на него.
– Минутку, – кричит он, прежде чем начать рисовать, – сначала быстренько фото. – Он включает лампы, снимает меня со всех сторон. – Чтобы освежить в памяти, когда ты уйдешь. Сегодня я скорее всего не управлюсь.
Потом он начинает работать. Я с интересом наблюдаю за ним. Он стоит в непринужденной позе перед мольбертом, слегка склонив голову набок. У него тонкие пальцы, красивые, сильные руки. Время от времени по лицу пробегает улыбка, словно он смеется над собой. Это тоже располагает к нему. Лучше, чем считать себя центром Вселенной. Но через два часа я уже не в силах больше сидеть.
– В чем дело? – спрашивает Фабрис, оторвав взгляд от холста.
– У меня все болит. К тому же мне пора домой.
– Хорошо. Иди сюда и полюбуйся моей работой! Ну, солнечная королева, нравится она тебе?
Сгорая от любопытства, подхожу поближе.
– Я использовал только три краски. Твои цвета. Слоновая кость, оранжевый и розовый. Что скажешь?
– Браво! – Я приятно поражена.
Фабрис и в самом деле нарисовал меня солнцем. Лицо в центре (пока только намечено), волосы вокруг, как огненные языки, во всю картину. Действительно очень красиво. В стиле модерн! Возвышающе! Радостно!
– Быть может, место между солнечными лучами я заполню золотом, – задумчиво говорит Фабрис, не отрывая глаз от картины, – но я должен еще подумать. Когда ты можешь снова прийти? Я свободен в среду. Ты тоже? Хорошо. Тогда выпьем еще на прощание по бокалу.
