В Майяре всегда любили трогательные грустные баллады, и певцы непрерывно сочиняли новые — еще более слезоточивые.
Ашар, сняв лютню с плеча, глянул на Карми. Карми кивнула, эту балладу она помнила. И ее одинокий голос, печальный и звонкий, начал выводить незатейливую мелодию. Ашар подпевал ей, помогая в конце строф, когда чувствовалось, что Карми не хватает голоса, или же пел те строфы, где требовался мужской голос, — и тогда уже Карми подпевала ему, сплетая два голоса — густой, гулкий Ашара и свой, чистый и ясный — в причудливый рисунок двухголосья на кэйвеский лад.
И неудивительно, что девичий прозрачный голос, взлетевший к высокому небу, исторг у слушателей потоки искренних слез, хотя Карми показалось, что и без песни плакала дама, которая сидела в повозке.
Господин был доволен. Он дал золотой Ашару, а Карми дал серебряную монетку:
— Купи себе сережки, певунья…
И отряд уехал. Ашар долго смотрел ему вслед:
— Скоро еще одна баллада появится в Горту.
Карми, которая, сидя на обочине, шарила в своей котомке, подняла голову:
— Что ты там разузнал, дед?
— Не разузнал, — ответил Ашар. — Догадываюсь… Хорошо еще, если он с супругой разведется, а то ведь и повесить имеет право.
— Бедняжка, — отозвалась Карми. Не то чтобы ей стало жалко уличенную в измене даму, просто она посочувствовала молодой женщине, всю свою жизнь обреченную прожить в одних и тех же четырех стенах, без развлечений и приятного общества. И чтобы изгнать это снисходительное чувство, она бойко запела о трех женах, на спор обманувших своих мужей.
Ашар эту песню знал, но исполнял нечасто, только среди простонародья и только тогда, когда компания уже изрядно подогрета выпивкой; петь же ее так, среди поля, да когда навстречу люди попадаются, Ашар считал предосудительным. Он зашикал на девушку.
Она засмеялась, наслаждаясь его благочестивым испугом.
— Это непристойно! — заявил Ашар. — Не позорь мои седины, Карми, а то подумают еще, что я с потаскушкой связался.
Карми смеялась. Продолжать, однако, эту песню она не стала, а завела другую, о чудесах, совершенных святым Калви из Лорцо. Ашар подхватил ее, и так они дошли до самого города Лорцо. Чем ближе к городским стенам, тем больше становилось у них попутчиков: во-первых, любопытно людям услышать какую-нибудь новую песню, а во-вторых, всем известно, что пение отпугивает злых духов и так безопаснее. Путники побогаче давали монетки в пол-уттаэри, тем же, кто был бедней, приходилось предлагать что- нибудь из еды, но Ашар от съестных припасов отказывался: не стоило являться в дом лорцоского цехового старшины с полной сумкой — хозяева ведь наверняка обидятся.
В городские ворота Ашара впустили без уплаты пошлины. Ашар ткнул пальцем в девушку:
— Это моя внучка, — и пошел спокойно вперед, ничуть не беспокоясь тем, задержат ее или нет.
— Как звать тебя? — спросил стражник.
— Карми, — ответила она, и стражник махнул ей: проходи. Будь она посмазливей, стражник задержал бы девушку подольше, но ее неприветливое, пасмурное лицо не показалось ему привлекательным.
Карми, придерживая хлопающую по бедру сумку, догнала Ашара, степенно здоровавшегося со знакомыми горожанами.
— Куда мы идем? — спросила она.
— Куда ты идешь — не знаю, — отозвался Ашар, мстя за нелюбовь Карми отвечать на вопросы. — А я иду к оружейнику Горахо.
— Предлагаешь мне поискать кого другого в попутчики? — резко спросила Карми.
— Иди со мной, коли хочешь, — мирно ответил Ашар, — я с тобой больше денег заработаю.
— А я что заработаю? — хмуро спросила Карми.
— Что тебе дадут, все твое, — великодушно пообещал Ашар. — Тебе ведь надо себе платье красивое купить, ожерелий, бус каких-нибудь, серьги, шаль хорошую, а еще лучше две, чтоб из одной тюрбан сделать и голову твою стриженую прикрыть.
— Не твое дело, — процедила Карми. — Меня и эти тряпки устраивают.
— Нам сюда, — объявил Ашар. Он вошел в оружейную лавку и попал в крепкие объятия пожилого оружейника. Бодрые старики похлопывали друг друга по плечам, а Карми терпеливо ожидала у порога.
— А, — вспомнил наконец Ашар, — эта девочка со мной. Пусть о ней позаботятся.
— Родственница? — спросил Горахо.
— Дальняя, — туманно отозвался Ашар. — Иди, иди, Карми.
Девушка ушла со служанкой.
— Внебрачная внучка? — с улыбкой спросил Горахо.
— Что-то вроде, — рассмеялся Ашар. — Случайная попутчица. Девка злая, как лаангри, но песни поет на удивление хорошо. И песни-то какие знает! Меня за пояс заткнет.
— Не верю, — отозвался Горахо. — Из каких она?
— Не говорит, — ответил Ашар. — Думаю, из тех байстрючек, которых воспитывают по-благородному, да потом не по-благородному с ними обходятся. Злая она, — повторил Ашар. — И волосы стриженые. А на вопросы отвечать не хочет.
— Она может вовлечь тебя в историю, — задумчиво сказал Горахо.
— В похищении благородной девицы меня не обвинить, — возразил Ашар. — А остальное мне не страшно.
— А если она воровка?
— Не думаю, — качнул головой Ашар. — Деньги ей, конечно, нужны, но пением она больше заработает. Голос у нее хороший, хоть и слабоват, песен она знает много, ты напрасно не веришь, да только песни это странные.
Глава 7
Лорцоские горожане хорошо относились к Ашару, хорошо отнеслись и к певунье, которую он привел с собой. Горахова невестка подарила Карми шаль, и та, уступив настояниям щедрой женщины, украсила голову цветистым тюрбаном по северогортуской моде. Сорочку Карми все-таки пришлось купить себе новую, а юбку она тщательно выстирала да подлатала так, что она больше не выглядела нищенскими лохмотьями. В уступку лорцоским приличиям Карми купила черную кофту-карэхе с коротенькими рукавами и большим вырезом на груди. Петь ей приходилось много, но и платили ей много. Не так щедро, конечно, как Ашару, но, поставь она себе целью сколотить приданое, при таких темпах у нее скоро бы отбоя не было от женихов из числа небогатых горожан.
— Не думай, что всегда так, — предупреждал ее Ашар. — Лорцо — город богатый, и люди здесь щедры, но учти, что на юге сейчас чума.
— Ну и что? — рассеянно отозвалась Карми.
— А то, что в Лорцо поверие: мор не придет в город, если в городе весело поют да рассказывают смешные истории.
— А если все-таки придет? — хмуро спросила Карми.
— Значит, мало веселились, — ответил Ашар.
— А ты чумы не боишься? — спросила Карми.
— Я старый, мною чума побрезгует. Вот ты чего к югу идешь ?
— Мне на севере сейчас делать нечего, — отозвалась Карми. — Разве что после дела найдутся. Но знаешь, мне горло драть надоело, так и без голоса остаться можно.
— А ты не усердствуй, — посоветовал Ашар. — Много петь надо перед трезвыми, а как понемногу слушатели напьются, так и сами петь начинают, тут уж моя забота, — сказал Ашар. — А ты отдыхать можешь. Да и нечего тебе перед парнями юбкой вертеть, а то не только волосы остригут, но и обреют.
— Пусть сперва свидетелей найдут, — презрительно откликнулась Карми.
От пьяных застолий Карми избавляться научилась, но на женских половинах богатых лорцоских домов пили мало, а песен требовали много. Карми выговаривала для себя минуты отдыха, но женщины обычно просили петь еще и еще, и тогда Карми начинала притворно кашлять. Тут же ее пичкали лекарствами для
