когда еще через несколько тысяч лет вас никого не будет на Земле, я все так же буду наблюдать восход светила над священной рекой».
Его патетические упреки и мрачные пророчества недолго печалили нас. На свою беду, владелец ресторана зарегистрировал его по определенным условиям, которые не мог изменить, пока была в силе его лицензия. Оплата зависела не от количества выпитого, а от его типа. На передних столиках, самых лучших, подавали шотландское виски, французские коньяк и вина и брали по пять египетских фунтов с человека. На других столиках подавали японское виски «Сантори» или американское «Джек Дэниэлс» по четыре фунта, местный бренди или замечательные египетские вина: красное – «Омар Хайям» и белое – «Клеопатра» – по три фунта. Для посетителей попроще подавалось пиво. За два фунта. Сколько бы ты ни выпил. На всех столиках стояли тарелочки с орешками кешью и местными пикулями – турши. Расчет хозяина был основан на том, что нормальный человек не может выпить более ста пятидесяти или, редко, двухсот граммов крепких напитков, или бутылки полусухого вина, или двух больших бутылок египетского пива «Стелла». За это количество он и брал сразу плату при посадке гостей за стол. Официант приносил вам новый стакан, как только ваш пустел.
Господи, как ошибся хозяин «Сахара-сити»! Каждый день в полет уходило два экипажа наших бомбардировщиков. Они возвращались, обедали, ждали проявки пленок и расшифровки записей электронной разведки и шли на разбор полетов. Поужинав, падали в постель – день начался в четыре часа утра и был нелегок. Но на другой день – свободные люди! Ведь лететь только послезавтра! Завтра нас поместят с утра в профилакторий, где мы будем вести себя примерно, пить только чай и соки, писать письма домой и играть только в шашки и шахматы. А сегодня мы отдохнули, пообедали, сыграли до ужина в преферанс (у летчиков-бомбардировщиков невообразимая усидчивость, и «пуля» продолжается часов шесть, как и полет «Ту-16») и поужинали в греческой таверне. Вопрос, как провести наступающий вечер (и ночь), не возникал. «Как белые люди!» То есть в «Сахара-сити», на площадке перед изуродованным ликом вечного Сфинкса. Два экипажа – четырнадцать человек. Заплатив по три фунта, наши соколы прочно оккупировали столики ресторана, где подавался египетский бренди «Opora». Мы окрестили его «Опора и надежда». В Египте, где днем очень жарко, вся социальная жизнь переносится на ночь. Ночные клубы открываются в девять-десять вечера и закрываются, когда над Нилом встает солнце. Вот мы и уходили под утро – скоро приедет автобус, отвезет нас в профилакторий, затем – на предполетную подготовку, и снова в полет. Естественно, что ни один из нас не уходил из ресторана, не выпив одной полной бутылки бренди или трех бутылок вина, или шести бутылок пива. Сфинкс, наверное, был тронут, видя утренние слезы ресторатора. Он возненавидел всех русских вообще и их военно-воздушные силы в особенности…
Зато американские летчики нас уважали. Свидания с ними в небе Средиземного моря всегда проходили одинаково. Ранним утром, еще затемно, мы закупоривались в своем «Ту-16» с арабскими опознавательными знаками, читали «молитву» – памятную карту с двадцатью четырьмя вопросами, на которые каждый из нас по очереди отвечал: «застопорил… проверил… включил… согласовал… выставил». Дойдя до конца «молитвы» и, если нет радиомолчания, выслушав арабское шепотком в микрофон произнесенное напутствие: «Ти ю ситташр арба талята саба таманья – ялла!» («Ту-16» № 4378 – взлет!»), после бесконечного разбега взлетали в самом конце полосы. Самолет отрывался от полосы тяжело, вздымая и закручивая в две спирали песок Сахары – топлива брали под завязку, так как полет был неблизкий. Или до Этны на Сицилии, откуда, найдя и сфотографировав ударную авианосную группировку 6?го флота, назад, в Каир-Вест. Или вдоль всего Красного моря до Аравийского и, убедившись, что ударная группировка 7?го флота все еще находится в Индийском океане, – тоже назад, в Каир-Вест. Или, не обнаружив ударную группировку на месте, лететь за итальянский сапог, найти и сфотографировать ее в районе Неаполя. Но тогда горючего назад, до Каир-Веста, не хватит. А в Мерса-Матрухе не хватит полосы, чтобы сесть в жидком от жары воздухе полуденной Сахары. Нагретый воздух не удержит громаду бомбардировщика на посадочной скорости. Значит, надо скорость на посадке увеличить. Но тогда не хватит полосы, чтобы сесть и затормозить. Магниевые тормозные барабаны на колесах Туполева и в Заполярье раскаляются до розового свечения, а в Мерса-Матрухе того и гляди рванет шасси. Значит, надо через Субботицу и Дубровник лететь в Будапешт и садиться на советскую авиабазу Текель.
Но в любом случае, не обнаружив группировку «вероятного противника», «домой» возвращаться – позор. Да и выйти на авианосную группировку уже в сопровождении его истребителей – не велика заслуга. Ведь это значит, что в настоящих боевых условиях бомбардировщик был бы перехвачен и расстрелян ракетами «Фантомов» еще до выполнения боевой задачи! Вот и приходилось после взлета идти на бреющем полете – около 100 метров над водой, прячась «под лепесток» его радаров, – в предполагаемый район нахождения авианосца, затем, резко подскочив на высоту 2 тысячи метров, засечь группировку своей радарной системой, снизиться до двухсот метров, и до того, как на авианосце поднимут в воздух по тревоге самолеты, имитировать сброс торпед и в доказательство успешной атаки привезти домой подробнейшие фотографии всей группировки.
Но если американцы успеют поднять в воздух свои истребители, то они не только сами поучатся перехватывать атакующий бомбардировщик, но и изо всех сил будут мешать сделать эти самые фотографии. На глиссаде снижения к авианосцу бомбардировщик откроет свои бомболюки, где вместо бомб подвешены три мощные фотокамеры. Одна качается вперед и назад, другая – направо и налево, третья смотрит точно вниз. Так можно сделать перспективные фотографии целого района. Но как только пилоты «Фантомов» увидят, что створки бомболюка распахнулись, они оставят в стороне всю свою вежливость (ни разу американские летчики не подлетали к нам и не уходили от нас, не поприветствовав командира корабля – два пальца резким движением от шлема). Они подставят свои «спины» под объективы фотокамер, загораживая обзор. Это опасный трюк – шестидесятитонный бомбардировщик в 150 метрах над водой, ниже, в десяти метрах под его брюхом, один «Фантом», и чуть ниже, впереди и сзади, чтобы не дать сделать перспективные фотографии – еще два. И вся эта этажерка несется на скорости семисот километров в час к приближающейся громаде авианосца. Но улететь, не сделав фотографий, не входит в наши планы! Командир начинает медленно снижаться, «выдавливая» из?под себя истребители. Нависающее сверху брюхо бомбардировщика и приближающаяся поверхность моря заставляет их уйти в сторону. Перед самым авианосцем «Ту-16» резко задирает нос, подскакивает на 200 метров и проносится над авианосцем, делая снимки. Корпуса машин, выпущенных 10 лет тому назад, испытывают огромную перегрузку. И не всегда выдерживают.
Так случилось с экипажем майора Цебоева. Честолюбивый осетин поклялся, что заработает геройскую звезду на этой войне. Он ее заработал. Она стоит на его могиле во Владикавказе. Его «Ту-16» во время резкого подскока переломился и упал в полукилометре впереди авианосца. На такой скорости удар о воду – все равно что удар о металл. Но американцы проявили максимум сдержанности и такта. Они на волне SOS объявили о катастрофе и попросили ближайший советский военный корабль подойти к месту происшествия. Они обозначили это место буями. Подошедшему тральщику они передали пленку, на которой был заснят момент подлета бомбардировщика и его катастрофа. Съемки ведутся всегда, это SOP – standing operation procedure – обязательная процедура для предъявления протеста о нарушении международного морского права. Корабли боевого охранения с авианосцем внутри называются «ордером». Водное пространство внутри ордера приравнивается к территориальным водам государства, флаг которого поднят на авианосце. Поэтому пролет над ордером ближе чем 4000 метров и ниже чем 2000 метров – нарушение морской международной конвенции от 30 апреля 1982 года. А чтобы сделать действительно подробные фотографии авианосца, надо пройти прямо над ним не выше 200–300 метров. Нарушение? Конечно! А разве полеты Гарри Пауэрса над всей территорией СССР на «Локхид У-2» от Пешавара в Пакистане до Буде в Норвегии – не нарушение?
В тот раз протест заявлен не был. Но только в тот раз. А дальше – все как обычно. Ежедневная работа по добыче информации. Эта добыча может происходить разными средствами. Но главные принципы разведки незыблемы – глобальность, достоверность и непрерывность. Достоверность достигается фотографированием, радиопеленгацией и многократной перепроверкой данных, непрерывность – повторением разведывательного полета и прослушиванием эфира и завтра, и послезавтра, и через год, а глобальность – тем, что этот сценарий каждый день разыгрывается и в Атлантике, и на Тихом, Индийском и Северном Ледовитом океанах. Холодная война холодна только для политиков. Для военных, повседневно участвующих в этой игре, из четырех «поражающих факторов» – метеоусловия, технические неисправности, человеческий фактор и огневое воздействие противника – отсутствует только один. Да и то не всегда. Наш
