из окружающих не попытался помочь ему или позвать полицию. В каирских ресторанах и кафе люди тоже ждали, пока на цитадели выстрелит пушка – значит, как написано в Коране, стемнело настолько, что не отличить белой нитки от черной.
Так что, загрузив в бомболюк корзины с фруктами для североморских ребятишек и женщин, мы с радостью полетели домой. Дальности полета на прыжок почти от экватора в Заполярье не хватало; промежуточная посадка или, как говорят летчики, аэродром подскока был в Тёкёле, под Будапештом. Экипаж стосковался по дому и, уговорив руководителя полетов в Тёкёле, заправившись топливом и пообедав, через два часа взлетели снова. В Североморске нас встретили со знаменами, как вернувшихся с войны, и, пока самолет заруливал на стоянку, мы смотрели через триплексы на выстроенный в парадном строю полк.
Было начало июня, 9 часов вечера, заполярное солнце стояло высоко над зданиями городка, и я почему?то подумал: как же эскимосам и вообще северянам соблюдать пост, если они примут ислам – ведь летом здесь солнце не заходит три месяца? Но я зря беспокоился – в Североморске, оказывается, мусульман не было, и после митинга мы так отметили наш прилет, что по пути в гостиницу долго не могли понять, почему нельзя купить сигарет в киоске, если сейчас 3 часа. Солнце стояло высоко, заливая безлюдные улицы светом, а до нас после застолья с трудом доходило, что это 3 часа ночи, что все в городе спят, и продавщица киоска – не исключение.
Командующий авиацией Северного флота, генерал-лейтенант Георгий Андреевич Кузнецов, был мой земляк, нальчанин, и хорошо знал моего отца. В бытность его молодым человеком мой отец был Председателем Президиума Верховного Совета Кабардинской Республики, заместителем Председателя Президиума Верховного Совета Российской Федерации, и помог ему с учебой. Командующий на другой день посадил меня в свой транспортный самолет «Ил-14», который летел в Горький, и приказал сделать посадку в Чкаловске, в Москве. Меня направили в ведомственную гостиницу 10?го управления Генштаба около станции метро «Кировская», наискосок от здания Главпочтамта. Гостиницей это заведение, правда, можно было назвать весьма условно. Это был бывший особняк маршала Говорова. За кованым забором с узенькой калиткой стояло на лужайке красивое маленькое здание. Табличка гласила: «Детский сад № 310». Я удивился – поди же, сколько их в Москве! Но в моем паспорте не было отметок об убытии из Египта и о прибытии в Союз, и в другую гостиницу я поехать не мог. А здесь привыкли ко всяким документам, иногда весьма экзотическим, и вопросов не задавали. Говорили, что глубоко в подвале особняка были оборудованы рабочий кабинет и комната отдыха, где иногда во время войны ночевал Сталин, когда оставался в городе. Вот в этом детском садике я и переночевал. А дальше было легко – до Минеральных Вод и в Нальчик. Пока бомбардировщик ремонтировали, я хорошо отдохнул. Жаль только, что не застал дома маму – она лечила печень в Карловых Варах, в Чехословакии.
15 дней пролетели незаметно, и я собрался назад, в Египет. На обратном пути мы опять сели в Тёкёле. Посадить?то нас посадили, да вот выпускать не собирались. Сказали, что есть строгий запрет на вылеты, аэродром будет работать только на прием самолетов. Съездили в Будапешт, попили пива со шпикачками, постояли, глазея на идущих с пляжа девочек, на мосту через Дунай. Вернулись в Тёкёль и добрались до командного пункта. Вылета нет и сегодня не будет. На башне аэродрома всем было не до нас – садился военно-транспортный «Ту-134». Значит, начальство. С ним лучше не встречаться. Мы заторопились в гостиницу. К самолету подали черную «Волгу» с военными номерами Южной группы войск. По трапу сошли всего два человека – военный и гражданский. Генерала я не знал, но в осанке гражданского мне что?то показалось знакомым. Несомненно, я знал этого человека. В голове как будто зазвучал бархатистый голос опытного оратора, чуть невнятный, выговаривающий тщательно подобранные и логически выстроенные фразы. Обозреватель. Что он делает здесь, ведь он знаток военных конфликтов? С НАТО пока никто воевать не собирается. Венгрия – в самом сердце Варшавского договора. Да и предыдущий опыт подсказывал: он никогда не окажется перед началом конфликта на стороне, которая должна подвергнуться нападению. Он был в Пакистане в 1964?м, в Египте в 1967?м; что же он делает здесь и сейчас? Господи, да что я выдумываю? Ну, приехал именитый обозреватель ТАСС, кандидат в члены ЦК, опытнейший международник. Соберет офицеров-пропагандистов Южной группы войск, разъяснит им очередное решение партии и уедет. Какое решение? Ну… мало ли какие решения надо разъяснять политработникам или штабным офицерам!
Весь вечер мы просидели в уютном кафе за кружкой пива, не злоупотребляя – надеялись, что утром могут разрешить вылет. Зря. Всю ночь, следующий день и всю следующую ночь волна за волной беспрерывной чередой с интервалом в 5–7 минут садились звенья штурмовиков, транспортные самолеты десанта, вертолеты. Все они садились, заправлялись и снова взлетали. На Чехословакию. Советский Союз ввел туда войска. Обозреватель приезжал не зря. Пражская весна закончилась грозами. Мы улетели в Египет только на третий день.
Я очень беспокоился за маму – как она выберется из этой заварухи в Чехословакии. Но оказалось – мир не без добрых людей. Главный врач того санатория в Карловых Варах, где она лечилась, собрал всех русских на другой день после вторжения советских войск в Чехословакию и сказал им: «Для меня вы все – больные. Я не делю вас на советских и антисоветских. Я считаю, что в связи с создавшимися обстоятельствами русским больным сейчас ехать по Чехословакии, Венгрии и Польше домой нельзя. Продолжайте лечиться, как будто ваш срок не истек. Пройдет некоторое время – и все прояснится с божьей помощью!» Мама пробыла в санатории почти два срока. Кстати, печень ей подлечили так, что она никогда больше на нее не жаловалась. Вот уж, кому война, а кому…
Потом, через несколько лет, я узнал от одного из своих бывших сослуживцев – майора Стаханцова – интересную подробность. Накануне вторжения молодой офицер радиоразведки США Вильям Бредфорд сообщил о замеченной им необычной активности военной авиации СССР и предположил, что готовится крупная военная операция. За что получил весьма чувствительный щелчок по носу от своего непосредственного начальника. Списанный с летной работы полковник ВВС был недавно назначен в радиоразведку, так как он по контракту должен был еще два года служить в Европе, а другого места не нашлось. «Вы, лейтенант, слишком быстро хотите выдвинуться. А не знаете даже того, что в Советском Союзе 18 августа – это День авиации, и там всегда проводятся воздушные парады и показательные полеты. Отсюда и повышенная активность авиации. Это надо же выдумать такое – крупная военная операция!» Молодой офицер счел за благо промолчать. Как молчали и мы на утренних оперативках в разведуправлении Закавказского военного округа. Наш начальник генерал Святков считал «настоящей» только агентурную разведку и ненавидел радиоразведку. «И вы это называете разведывательными данными? – бушевал он. – Сообщение какого?то идиота из продовольственной службы третьей полевой армии Турции о закупках чеснока? Или о том, что в 12?й пехотной дивизии пост будут соблюдать 10 328 человек? Разведчики мне еще нашлись!» Ну как объяснить этому снобу, что количество чеснока в рационе турецкого солдата определено в граммах, что турки очень любят сладкое и готовы заказать сахара как можно больше, но никогда не врут насчет потребности в чесноке. Это – отличная цифра для определения штатного количества людского состава. А цифра постящихся во время мусульманского поста Рамадан очень важна потому, что Коран разрешает не поститься тем, кто болен или в пути. То есть цифра постящихся – это и есть число боеготового персонала – за вычетом больных и командированных! Повезло нам с начальником…
Для ГРУ это была, впрочем, обычная история. Полоса неудач началась после провала одного из высокопоставленных сыночков с невиданной по масштабу «чистки» советских разведчиков и их агентов за рубежом. В конце 1966 года арестован Уильям Генри Вален (псевдоним Дрон), руководивший шифровальным отделом Комитета начальников штабов США. 15 лет тюрьмы. Январь 1967 года – арестован Герберт Бекенхауп (псевдоним – Клоун) – сотрудник штаба ВВС США в Пентагоне. 30 лет тюрьмы. 15 марта – арестованы Джоржо Ринальди (Викарий) и Армандо Жирардо (Паломник) – сотрудники ГРУ с 1956 года. Выслан из Италии завербовавший их Алексей Соловов. 16 марта во время выемки контейнера с разведданными из тайника арестован «борзой» ГРУ Юрий Павленко. 24 марта задержаны, объявлены персонами нон грата и высланы из стран пребывания атташе по культуре Борис Петрин и представитель «Аэрофлота» Николай Ранов. Арестован агент Викентиос Бутрос (Пилигрим), передававший в ГРУ ценные записи переговоров иностранных дипломатов с их правительствами. Через три дня из Греции выслали Игоря Очкурова и Альберта Захарова. На следующий день «викингу» – полковнику ГРУ Михаилу Бадину пришлось покинуть Австрию, забыв поставить об этом в известность местные власти. А вот в апреле трем сотрудникам ГРУ в Норвегии это не удалось. Вот так закончилась эта весна провалов.
