слова его звучали как клятва: «Враги революции пытаются задушить Советскую власть, уничтожить сам дух ее в народе, убивают лучших ее сынов… Но время не повернуть вспять. Мы выстоим!»
Слова эти Захар Двойных повторял еще не раз — наступили дни суровых испытаний. Весть о наступлении чехословаков, двигавшихся по железной дороге от Новониколаевска, хотя и не вызвала паники среди членов совдепа, но потребовала от них предельной выдержки и напряжения всех сил: надо было в кратчайший срок провести мобилизацию, сформировать отряды и выйти навстречу противнику. Надо было помнить и о том, что врагов революции и в самом городе немало, они уже подняли головы, зашевелились, почуяв момент для новых провокаций и авантюр, открытых вылазок… «Сегодня мы находимся между двух огней, — говорил Захар Яковлевич на экстренном заседании совдепа. — С одной стороны, движется вооруженная до зубов армада чехословацких интервентов, а с другой — повыползали из всех щелей разного рода недобитки, начиная от кадетско-эсеровских группировок и кончая авантюристами Каракорума, которые в любое время ударят в спину… Положение сложное, товарищи. Но Ленин верит нам, большевикам Сибири, и мы выстоим. Должны выстоять!»
Прибыли, наконец, отряды Степана Огородникова и Василия Плетнева. Погода стояла сухая, жаркая. Предгрозовая. Где-то за Бией, в горах, уже скапливалась свинцово-серая морочь и глухо, отдаленно погромыхивало.
Огородников давненько не видел Двойных и был немало удивлен тому, как он похудел и осунулся за это время — морщины поперек лба еще больше углубились, шея с остро обозначенным кадыком торчала из воротника свободно, лицо потемнело и как бы усохло, глаза… Вот глаза нисколько не изменились, остались прежними. И голос все тот же твердый, энергичный.
Заседание еще не началось, но все уже были в сборе. Двойных кивнул и подал руку вошедшему Огородникову:
— Проходи, проходи, Степан Петрович. Ждали мы тут тебя с бо-ольшой надеждой. Отряд ваш крепкий, боевой, не раз в деле проверен…
— Ну, дел-то пока еще не было настоящих, — попытался отвести похвалу Огородников. Но похвала не хула, и добрые слова председателя совдепа льстили ему, были приятны. — Главное, что настроение в отряде боевое, — добавил он. И, подумав, добавил еще: — Люди сознательные подобрались.
— Вот из этого нам и нужно исходить, — сказал Двойных, прошел к столу, повернулся. Огородников, как бы воспользовавшись этой паузой, пробрался на свободное место, которое держал для него Селиванов, и только сейчас внимательно разглядел собравшихся здесь людей… Поближе к председательскому столу держались Михайлов, Нечаев, Малетин и новый начштаба, бывший балтийский матрос Бачурин, к которому Огородников присматривался особенно внимательно. А еще ближе, у самого стола, сбоку, откинувшись на спинку стула и положив нога на ногу, сидел пожилой скуластый человек, в выцветшей офицерской гимнастерке — этого Огородников видел впервые. Двойных объявил экстренное заседание открытым, заметив при этом, что экстренных заседаний за последние три дня проведено больше десяти — такова обстановка.
— Впрочем, сегодняшнюю обстановку лучше всего обрисует нам член губисполкома товарищ Иванов, кивнул на сидевшего сбоку стола скуластого человека. — Давайте послушаем.
Иванов быстро, как по команде, встал, одернул гимнастерку и заговорил сразу, ни секунды не раздумывая:
— Обстановка, товарищи, складывается тяжелая, чрезвычайно тяжелая. Достаточно вам сказать, что весь путь от Самары до Владивостока занят белогвардейцами. Новониколаевск взят чехословаками. Связь с центром прервана. Барнаульский губисполком принимает срочные меры…
— Где находятся в данный момент чехословаки? Далеко удалось им продвинуться? — спросил Огородников. — Похоже, у них и артиллерия имеется.
— Имеется, — подтвердил Иванов. — А находятся они сейчас на подступах к Бердску. Там новониколаевские красногвардейцы при отходе взорвали мост, чем и приостановили на время продвижение чехов…
— Эх, подтянуть бы туда свежие силы да ударить покрепче!
— В этом и состоит наша задача.
— А где эти силы взять? Да и вряд ли успеем, — усомнился кто-то. — По железке триста верст, не меньше.
— Надо успеть, — сказал Двойных. — Чрезвычайный штаб обороны назначил и утвердил командиров отрядов. Попросим начальника штаба огласить список…
Бачурин достал из кармана сложенный вчетверо листок, но тут же засунул его обратно, даже не развернув, и четко, без запинки назвал фамилии:
— Томилин, Горчан, Огородников, Забелла, Плетнев, Сковронский, Метелев, Чередниченко…
— Командиры есть, а командовать пока некем, — заметил кто-то с усмешкой.
— Вот с этого и начнем, — ответил на реплику Двойных. — Объявлена мобилизация. Членам исполкома и штаба обороны сегодня же надо выехать на места, чтобы ускорить и лучшим образом провести это дело. И вот еще что… — нахмурился он и помедлил. — Распространяются слухи насчет того, что Советская власть уже пала. Надо опровергнуть эту ложь.
— Как это сделать?
— Как? — Двойных опять задумался и с силой потер ладонью лоб, словно пытаясь разгладить морщины. — Прежде всего, напечатать в «Бийской правде» хорошую статью, объяснить без всяких прикрас создавшееся положение и призвать трудящихся города к спокойствию и выдержке. Дальше… — Он внимательно оглядел собравшихся. — Недавно, как вы знаете, исполнилось сто лет со дня рождения вождя и учителя мирового пролетариата товарища Карла Маркса. Предлагаю отметить это событие торжественно и при участии как можно большего количества людей. Этим самым, товарищи, мы еще раз покажем, что учение Маркса бессмертно и что мы, большевики, делу революции никогда не изменим. Прошу всех вас, здесь присутствующих, принять в подготовке и проведении митинга самое активное участие. Обстановка должна быть не только деловой, но и праздничной. Так что и об украшении зала флагами и лозунгами тоже надо подумать. Галактион Дмитриевич, — повернулся к Малетину, — возьмите это дело на себя. Ответственность за обеспечение должного порядка и безопасности проведения этого важного политического мероприятия возлагается на товарища Нечаева. Всё. На этом разрешите заседание закрыть. Товарищей Огородникова, Плетнева и Чередниченко прошу задержаться…
18
Воскресным вечером в конце мая 1918 года в Бийске состоялся митинг, посвященный столетию со дня рождения Маркса. Актовый зал Народного дома был переполнен — людей собралось больше, чем мог вместить зал, и многие, оказавшись без мест, теснились у входа, стояли вдоль стен, украшенных флагами и лозунгами, и даже у самой сцены, в глубине которой на красном полотнище висел портрет Маркса, а чуть пониже, под портретом, крупными буквами по красному фону было начертано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Жарко, тесно, шумно было в зале. Протяжный гул перекатывался по рядам, от стены к стене, точно тугой и сильный ветер нагонял крутые волны, и они, сшибаясь одна с другой, с глухим и яростным шумом оседали и снова накатывались. Степану Огородникову почудилось в многоярусном шуме этих приливов и отливов дыхание балтийского шторма… Он даже ощутил на губах соленый привкус, испытывая знакомое волнение, какое бывало всякий раз перед выходом эсминца «Рьяный» в море…
Кто-то тронул его за плечо. Огородников вскинул голову, повернулся и увидел Селиванова и Линника.
— Зовем тебя, зовем, а ты ноль внимания, — сказал Селиванов.
— Шумно. Ничего не слыхать, — Огородников взглянул на Линника. — А я думал, вы в Улале. Не поехали?
