смотрим и в будущее. И потом… не забывайте, генерал, о том, что есть еще и третья сторона — большевики. Вот против них и надо бороться сообща, а не распылять свои силы.
Катанаев вспомнил, как несколько дней назад эту же мысль настойчиво внушал ему английский генерал Нокс, буквально теми же словами говорил о конфликте «двух патриотов России» и о своей готовности поскорее уладить этот конфликт.
— Время покажет, — уклончиво сказал Катанаев. — Будем надеяться, что все уладится…
Оаба встал и предложил выпить за дружбу и процветание двух великих держав. Потом он показывал гостям новогодние подарки: рисовая солома с разноцветными бумажными лентами, висевшими на стене, символизировала богатый урожай, благополучие.
— Япония — страна символов, — говорил Оаба, дружески трогая Катанаева за локоть. — А новогодний праздник я очень люблю. Насколько я знаю, в России к нему тоже по-особому относятся.
— Да, — кивнул Катанаев. — Встречая новый год, всегда ждешь чего-то лучшего, надеешься на перемены…
Оаба улыбнулся.
— Что ж, генерал, будем надеяться, что 1919-й принесет нам немало добрых перемен!
— Будем надеяться.
— А теперь, господа, как это по-русски… выпьем на посошок, — жестом гостеприимного хозяина пригласил всех к столу. Выпили стоя. И начали прощаться. Оаба извинялся за скромное угощенье. Придерживая Катанаева за локоть, говорил, слегка щурясь и продолжая улыбаться.
— Надеюсь, генерал, мы еще встретимся? Мне было приятно с вами познакомиться. Прошу завтра к семи вечера пожаловать на официальный ужин в общественное собрание. Уверяю вас, там будет гораздо веселее. Будет музыка, дамы…
— Благодарю. Что касается дам, — усмехнулся Катанаев, — в моем возрасте этот вопрос далеко не главный…
— О-о! — шутливо погрозил пальцем Оаба. — Я с вами не согласен. Как это у вас? Любви все возрасты покорны! — И пожимая руку на прощанье, не переставая улыбаться, тихонько, доверительно спросил: — Скажите, генерал, вы не станете возражать, если на ужине будет присутствовать атаман Семенов?
Катанаев пожал плечами.
— Очень хорошо, очень!.. — закивал Оаба. — До завтра, генерал!
На следующий день Катанаев нанес визит управляющему Забайкальской области Таскину. Бывший депутат Государственной думы принял генерала несколько настороженно, с холодной любезностью. Чувствовалось по всему, что нынешний «губернатор» Забайкалья не хотел терять своего лица в глазах верховного правителя и в то же время с явной опаской оглядывался на Семенова…
— Так ведь дознание о действиях атамана уже велось — сказал он с некоторым удивлением. И тут же извлек из недр своего обширного стола бумаги с машинописным текстом. — Вот, пожалуйста. Это доклад генерала Иванова-Ринова. Можете ознакомиться.
— Благодарю, я уже знаком с этим докладом. — Знакомы?
— Да. Копию доклада мне показал министр юстиции Старынкевич, — пояснил генерал. Таскин был обескуражен:
— И что же… какое мнение у вас сложилось?
— По-моему, доклад лишен главного: убедительности.
— Ну что ж, — управляющий отодвинул бумаги и внимательно посмотрел на спокойно-медлительного Катанаева. — Ну что ж, — повторил, несколько стушевавшись, не зная, что еще сказать. — Лично с атаманом вы намерены встретиться?
— Непременно. Комиссия вовсе не имеет цели во что бы то ни стало обвинить Семенова. Задача комиссии — беспристрастно во всем разобраться и сделать объективные выводы. Так что избегать встреч с атаманом у меня нет оснований. Напротив. Тем более что оба мы казаки, — улыбнулся Катанаев.
— Можно дать вам один совет?
— Буду вам признателен.
— Постарайтесь встретиться с атаманом как можно скорее.
— Спешка не в моем правиле, но если вы убедите…
— Чем скорее вы встретитесь, тем меньше будет у вас ненужной предубежденности.
— Благодарю за совет. А скажите, — в свою очередь поинтересовался, — разве выборным атаманом Забайкальского казачьего войска является Семенов?
— А кто же, по-вашему?
— По-моему, полковник Зимин. Таскин усмехнулся и посоветовал:
— А вы, Георгий Ефремович, спросите лучше об этом само войско. Оно вам скажет, кто у них атаман — Зимин или Семенов.
Встреча с полковником Зиминым, которого навестил генерал в тот же день, оставила у него двойственное чувство: с одной стороны чувство жалости к старику, а с другой — брезгливости и раздражения, вызванных безволием и смиренностью «выборного» атамана.
— Позвольте, полковник, — едва сдерживал раздражение Катанаев, — разве вам неизвестно, что есть приказ военного министра о выделении казачьей дивизии из состава пятого корпуса и подчинении этой дивизии вам? И что, наконец, вы, полковник Зимин, наделены такими же правами, как и Семенов. Разве вам это неизвестно?
— Известно, конечно. Но Семенов отказался выполнять этот приказ. Не допущу, говорит, двоевластия в Забайкалье…
«Ну что ж, — подумал Катанаев, — судя по всему, Семенов действительно узурпировал тут власть, прибрал к рукам Забайкалье и не желает ни с кем считаться. Интересно, как он сам это объяснит?»
Настало время встретиться с атаманом.
Морозным и ясным полднем генерал Катанаев подъехал к особняку Семенова. Одноэтажный кирпичный дом, стоявший на берегу речки Ингоды, выделялся красными неоштукатуренными стенами. Ограда была обнесена высоким заплотом. Снег вдоль ограды и особенно у ворот утрамбован до каменной твердости. Несколько всадников с любопытством смотрели на подъехавшего генерала.
— Атаман у себя? — спросил Катанаев.
Атаман изволят обедать, — отвечали казаки в несколько голосов, нагловато ухмыляясь. Однако задержать генерала никто не посмел. И Катанаев, пройдя но мощеной и слегка заснеженной дорожке, поднялся на крыльцо, с шатровым резным навесом.
Дверь, ведущая из передней в столовую, была неплотно прикрыта — и оттуда доносился неторопливый хор голосов. Видимо, обед был в самом разгаре. Катанаев разделся. Молчаливо-услужливый пожилой казак принял у него из рук шинель и папаху и проводил в гостиную.
— Доложи-ка, братец, атаману, — сказал генерал, уверенный в том, что Семенов непременно выкажет свою независимость и заставит ждать себя. Заранее к этому готовый, генерал, как только казак удалился, с интересом стал изучать обстановку гостиной. Бросалась в глаза, прежде всего, излишняя роскошь: степы были увешаны восточными гобеленами, изысканность рисунка которых сочеталась с кажущейся простотой и даже примитивизмом; пол застлан огромным персидским ковром; в углах стояли лакированно-черные китайские тумбочки с китайскими же вазами на них; большой диван занимал простенок между окнами; низкий точеный столик — и еще одна ваза на нем скорее заполняли пространство, чем дополняли картину. «Многовато сахару, — подумал генерал. — Когда сахару в меру — сладко, а когда его перебор — приторно…»
Ждать пришлось, однако, недолго. Семенов появился буквально через минуту. Остановился, не доходя до генерала два-три шага, и некоторое время они внимательно смотрели друг на друга. Потом Семенов сделал еще один шаг и первым заговорил:
— Рад приветствовать вас, генерал, в наших краях. Прошу, — указал на кресло подле низкого столика с вазой.
Голос у атамана густой, сильный, и он, казалось, чуть даже его сдерживал. Вместе с атаманом вошел
