Мы с Джеймсом вышли у уже знакомого мне фонтана. С первой моей встречи с этой площадью мало что изменилось. Дети окружили незамерзающий фонтан. Снежинки трусливо облетали цветную воду и падали на детские ручки. Движение на площади, по сравнению с прошлым разом, уже нельзя было назвать оживленным. Привычные здесь толпы людей спешили спрятаться от холода, только дети подбадривали фонтан смехом, потирая замершие руки в варежках.
Мы свернули в одну из многих узких улочек. Чем дальше мы шли, тем меньше людей нам попадалось, а за оставшиеся полпути нам вообще никто не встретился. Мы уткнулись в высокий деревянный забор: вскинув голову вверх, можно было подумать, что он упирается прямо в серое небо. Джеймс подергал пару шершавых досок и наткнулся на открученную снизу, он отодвинул ее и пропустил меня. Я влезла в дырку, и мои сапоги скрылись в снегу. Из-под снега виднелись горелые доски, еле стоявшие стены, рамы и битое стекло.
— Иди за мной, — сказал мистер Логон, с трудом вылезая из дырки в заборе, и направился к другой стороне участка.
Все тут было пропитано старостью: шум голых деревьев, скрип оторванной ступеньки, висевшей на одном гвозде на лестнице, ведущей вверх, в никуда, даже здешний хозяин — ветер ворчал, как старик.
Мы подошли к надгробной плите. «Алиса Грей», — гласил крупный шрифт на камне. Я стряхнула прилипший к буквам снег, и тогда показались другие буквы: «Мать, жена, друг и замечательный человек».
— Я сразу как вернулся в город, поставил надгробие, — объяснил Джеймс, стряхивая последние снежинки с камня.
Я вспомнила лицо мамы: молодое, веселое. Удушье подкралось к горлу, плакать уже не было сил, и я, попросив у мамы прощения, оставила Джеймса одного. Я подошла к обгорелым стенам дома и оглянулась: снег на могиле придавила красная роза, теплые лепестки обволакивал голубой холод. Я отвернулась и шагнула на обломки, торчащие изпод снега. Смотря под ноги, я вышла в центр и подняла голову. Выцветшие, обожженные обои всплыли в памяти бежевой стеной в гостиной на первом этаже. Потекший, пластмассовый детский стульчик вспыхнул воспоминанием: Я, маленькая девочка, теребила ложку в тарелке с кашей. Разбитая керамическая плитка, блеснула вкусным запахом от маминых пирогов. Я мотала головой, и все вспыхивало воспоминаниями, звуками, криками, картинками, запахами. Голова закружилась и я упала.
— Милана, — подбежал Джеймс, — что с тобой?
— Уйдем отсюда, — сказала я, не открывая глаза из-за страха, что все снова начнет кружиться. — Уйдем.
— Уйдем, уйдем, — испуганно проговорил он, поднимая меня с досок.
Я встала на ноги и раскрыла глаза. Смотря вниз, на обломки, покрытые снегом, я вышла за пределы дома и остановилась:
— Идем? — спросила я, трусливо поднимая взгляд на Джеймса, стоявшего все на том же месте.
— Да, — дядя поспешил ко мне.
Джеймс обнял меня за плечи, и мы пошли к нашим следам у дырки в заборе.
Всю дорогу Джеймс молчал, правда, я и сама не хотела об этом разговаривать. Только у дома, когда мистер Логон позвонил в дверь, я нарушила наше молчание:
— Не говори Лисе.
— Да, хорошо, — неловко ответил он.
Джеймс с Лисой жили на людной улочке, по всей территории которой приютились близко друг к другу домики. Они были совершенно разные, но все не выше двух этажей, правда, у некоторых были небольшие одинокие комнатки на третьем этаже. И ни один домик не был квадратным, все они были странно построены. Криво, неуклюже смотрелись домишки, но очень по-домашнему. Даже разнообразие цветов заставляло удивиться, какие разные люди могут жить по соседству.
Домик Логонов был двухэтажный, второй этаж был чуть меньше первого. Бледно-желтые стены, зеленая черепица, фундамент из красного кирпича, крыльцо со ступенями освещали два фонаря, свисающие с козырька под цвет крыши, белая дверь, белые рамы окон и горшки с цветами. В общем, безвкусный дом, но очень милый.
Лиса открыла дверь, и запах выпечки сразу околдовал меня.
— Милана, что с твоими штанами? — спросила она, пропуская нас в дом.
— Упала, — в общем, я не соврала, просто не договорила.
— Иди переоденься и спускайся кушать, — сказала тетя.
Что-то зазвенело, и Лиса скрылась в кухне.
— Пойдем, покажу твою комнату, — предложил Джеймс, вешая наши куртки на напольную вешалку.
Я поднялась за Джеймсом на второй этаж, он открыл крайнюю дверь и пропустил меня в комнату, оставшись в дверях. Я вошла, и мой взгляд сразу приковала большая кровать с белым балдахином.
— Лиса сама все выбирала. Не знаю, с чего она взяла, что ты любишь сиреневый… — смутился Джеймс.
— Мне нравится, — сказала я, рассматривая бледные сиреневые обои.
— Переодевайся и спускайся. — Джеймс закрыл дверь, оставляя меня одну.
Я оглянулась: комната была совсем не обжита, даже пушистый ковер на полу и три книги в шкафу не могли ничего исправить.
Я сняла джинсы, вместе с мокрым пятном они приобрели и дырку. Найдя в своей сумке другие штаны, надела их. Мокрые и рваные джинсы я повесила на спинку стула у деревянного стола и вышла из комнаты.
Сладкий запах и оживленный разговор привели меня в столовую, где за большим столом сидели Лиса и Джеймс. Как только дверь заскрипела, они замолчали и повернулись ко мне. На столе стояло три тарелки, от еды на которых шел пар.
— Я ничего вкуснее не ела, — заметила я за ужином.
— Милана, — обратилась ко мне тетя, взяв дядю Джеймса за руку. — Мы тебя очень любим.
Мы всегда мечтали о такой дочке, как ты, — я не понимала, к чему она ведет. — Мы бы хотели оформить опекунство, — каждая фраза ей давалась нелегко.
— Ты не против? — спросил Джеймс. — У тебя будет фамилия Грей, мы не будем претендовать на место родителей в твоем сердце. Алиса и Джейсон всегда будут твоими родителями, — уговаривал меня Джеймс, сжимая руку жены.
— Ты не против? — теперь спросила Лиса.
Тетя нервно поглаживала Джеймсу руку, они смотрели на меня и ждали. Я давно решила, что хотела ответить, но не могла открыть рта. Мне хотелось этого, сильно хотелось, но я не решалась ответить.
Я упала Лисе на колени.
— Я только об этом и мечтала, — призналась я и подняла голову. По лицу тети текла слеза, скатившись с щеки, она застыла на губах.
— Спасибо, — сказала тетя и улыбнулась еще сильнее, глаза сузились, и по краям показались милые морщинки.
Я встала с колен и обняла стоявшего с распростертыми руками Джеймса. Он обнял меня в ответ и, поцеловав в затылок, прошептал: «Спасибо, дорогая».
После ужины мы с тетей смотрели фотоальбом, из которого она подарила мне фотографию: я, родители, Джеймс и Лиса.
— Девочки, собирайтесь, — прервал нас дядя.
— Куда мы? — спросила я, убирая руки с альбома.
— В суд, — ответила Лиса. — Я уже отнесла все, но они требуют твое присутствие для установления личности. Еще на счет опекунства…
— Я отправил письмо, — сообщил Джеймс.
— А, хорошо. Тогда еще им нужно твое подтверждение.
— Я тогда пойду наверх, приведу себя в порядок, — сказала я и встала с клетчатого дивана.
