— Я встретил ее в центре города сегодня утром. Она тоже удивилась, что я не знаю ее. Кто она?
— А говорил, что читал газеты. Три года назад, когда тогдашний начальник ГЭС сбросил с плотины свою жену, в Мраморный приехали Керны. Лев Керн и его дочь Лена. Керн — новый начальник станции. Три года — достаточно малый срок, но я боюсь, что Оно за это время стало сильнее. Ведь смогло же Оно дотянуться до моей матери.
Павел затаил дыхание, но поскольку Наташа умолкла, заговорил сам.
— Что такое Оно? Оно живет на ГЭС? Ты видела Его?
— Его никто не видел, и я не думаю, что это возможно. Я не знаю, что это такое, но постоянно чувствую его даже здесь. Скажи, ты приехал за Ним?
— Да, — ответил Павел, — Точнее, я приехал узнать, что творится в этом городе. Уже здесь я понял, что какое-то отношение ко всему, что здесь происходит, имеет Мраморная ГЭС. Что Оно сделало с твоей семьей? Ведь это Его работа, не так ли?
— Отец сопротивлялся дольше всех, не смотря на то, что больше всех из нас проводил времени на плотине. Это, ведь, была его работа. Я часто слышала, как он кричит по ночам, часто ловила на себе его отсутствующий взгляд, будто он смотрел на меня, но видел что-то другое. Оно так и не смогло дотянуться до меня, хотя очень старалось. С самого моего детства… Но первой под его влияние попала мама.
— Как Оно это делает?
— Я не знаю. Думаю, что Оно пытается подчинить людей себе, но это не всегда получается. И тогда Оно просто сводит их с ума, как мою маму… Это не она отрезала мне ноги, это сделало Оно ее руками. Вы говорите, что читали газеты? Как это было?
— Газонокосилка… — неуверенно начал Павел.
— У нас была газонокосилка, но мама никогда ею не пользовалась, говорила, что это страшный агрегат. Она сделала это топором. Самым обычным топором для колки дров.
У Павла перехватило дыхание… Воображение тут же нарисовало жуткую картину — мать крадучись подбирается к дочери, спящей в саду, заносит громадный топор и опускает его на правую ногу маленькой девочки. Хлещет кровь, много крови… девочка кричит, но дом Кузнецовых находится слишком далеко от города, чтобы кто-то мог услышать этот страшный крик. Девочка пытается уползти, но топор вновь взлетает в воздух, чтобы опуститься вниз еще раз…
— Я никому не рассказывала, — продолжала Лена, — Потому что знала, что мама не виновата. Оно заставило ее… Мама вообще не понимала, что делает. Она до конца жизни была уверена в том, что сделала это нечаянно, и не топором, а газонокосилкой. Впрочем, последние несколько лет она не вспоминала вообще ни о чем. Она даже меня не узнавала! И знаешь что я думаю? Мне кажется, что отрубив мне ноги, мама спасла меня. Пусть я инвалид, но я жива, в отличие от отца.
— Без ног не добраться до ГЭС?
— Примерно так. Отец тоже чувствовал, что со станцией что-то нечисто, но ничего не мог поделать. Я так и не знаю, что с ним произошло, почему он покончил жизнь самоубийством… Но Оно не сумело добраться до него, я это знаю точно.
— Так зачем ты пошла сюда работать? Из-за матери?
— И да, и нет. Я хотела быть к ней поближе. К тому времени мама стала почти нормальной. Она стала воспринимать действительность, узнавать меня… Чем дальше находишься от плотины, тем труднее Ему добраться до твоего разума. Поэтому мама продолжала симулировать болезнь, чтобы остаться здесь. По этой же причине здесь проводила все время и я. Но однажды я увидела в маминых глаза тот самый блеск, который я помню еще из детства. Оно каким-то образом пробралось в ее разум и вновь начало подчинять ее себе. Тогда она вновь перестала быть собой…
— И тогда ты убила ее?
— Да, чтобы спасти.
— И чтобы самой остаться здесь?
— Тогда я не думала об этом. Но я рада, что я здесь. Люди здесь гораздо… нормальнее, что ли, чем там, снаружи. Это Мраморный — одна большая психушка. Весь город, кажется, принадлежит тому существу с плотины. Лишь немногие продолжают сопротивляться. Но самое страшное — люди не понимают, что происходит с ними. Мне кажется, Мраморному приходит конец. Еще лет пять, и Оно поглотит весь город…
— А Лена? Ты, ведь, знакома с ней?
— Да. Первое время после ее приезда в Мраморный, она часто заходила ко мне поговорить. Она тоже чувствовала, что с плотиной что-то неладно… Но со временем перестала расспрашивать меня о моем отце и его работе, поэтому я боюсь, что Оно же прочно обосновалось в ее голове. Я, правда, ни разу не видела в ее глазах того огонька безумия, но… Надеюсь, ты меня понял.
— Понял… — вздохнул Павел, поднимаясь с дивана, — Спасибо, что рассказала мне все. Теперь я, хотя бы, знаю, в каком направлении двигаться.
— Постой! — Наташа схватила его за руку, — Скажи, кто ты? Откуда ты пришел, и что намереваешься делать?
— Я — друг, — сказал он, чувствуя, что говорит полную шаблонщину, пусть и уместную для данного случая, — Я хочу помочь тебе. Тебе, и всему городу. Я разберусь с тем, что живет у плотины.
— Боюсь, тебе не хватит сил…
— Я тоже этого боюсь… — прошептал Павел, вспоминая тяжесть ауры города. Здесь, за городом, она ощущалась не так сильно, но все же присутствовала, незримо витая в комнате.
Лена ждала его внизу, в холле. Она не выглядела ни взволнованной, ни любопытной, но Павел, тем не менее, чувствовал, что она надеется на то, что он сам расскажет ей о своем разговоре с Наташей.
— Ты все еще мой гид? — спросил он.
— Ну, если ты не против, то да… Правда, гиду обычно рассказывают об истиной цели своего путешествия.
— Ты что, никогда голливудских боевиков не смотрела? — усмехнулся Павел, — Когда это гид знал столько же, сколько тот человек, которого он ведет. В этом и заключается интрига! Гид должен, для начала, спасти жизнь главному герою, а уж тогда он расскажет ему о том, что он никакой не человек, а пришелец из иного мира.
— А если гид — красивая девушка?
— Это ничего не меняет! — Павел легонько приобнял ее за талию, выводя из больницы. Здесь, на свежем воздухе, вдали от пронзительных глаз Наташи, ее опасения казались ему беспочвенными. Лена была необыкновенной девушкой, но уж явно не прислужников Игни Этферро. Изрядно взбалмошная, не в меру любопытная, но не Темная, а это главное.
— Ну, так куда мы едем теперь? — спросила она, прижимаясь к нему так, как будто они были знакомы уже лет десять, а не несколько часов.
— На ГЭС. В епархию твоего отца.
— А я все думала, когда же ты догадаешься о том, кто я…
— А я и не догадался. Не забывай, я из столицы, и мне не ведомо, кто главная звезда в этом маленьком городке… Кабы Наташа мне не сказала, я бы до сих пор считал тебя просто немого зазнавшейся девчонкой из местного клуба.
— А что она еще говорила?
— Да так, ничего особенного. Сумасшедшая… Что с нее взять?
Нельзя сказать, чтобы эти слова ободрили Лену — ее взгляд красноречиво говорил о том, что она возмущена его мужским шовинизмом и нежеланием посвятить свою очаровательную спутницу в свои тайны. Но, тем не менее, Лена бодро зашагала к шоссе, напевая под нос какую-то песенку.
— Знаешь что? — спросила она, уже сидя в машине, — А я кушать хочу, как крокодил после недели жизни в пустом бассейне.
— Заедем куда-нибудь?
— Давай, лучше, заедем ко мне. Наш дом все равно по пути на станцию, а отца дома нет. Там и пообедаем…
— Не вопрос.
Когда Лена положила голову ему на плечо, Павел подумал о том, что не к добру это, когда малознакомая девушка приглашает тебя к себе домой, добавляя при этом, что родителей дома нет. Или наоборот к добру? Лучше бы это, конечно, было поздним вечером…
Не то, чтобы дом Кернов поражал воображение — Павел видывал домишки и получше даже в России, не говоря уже об Англии, но все же построен был на совесть. Это был даже, скорее, не дом, а двухэтажный коттедж с обширным садом вокруг. Павел, правда, до сих пор так и не понял русской традиции выращивать в саду не цветы, а какие либо плодоносящие растения, но у Кернов помимо традиционных томатов, смородины и малины росли еще и яблони и даже несколько кустов роз. Одним словом, это действительно был не огород, а самый настоящий сад. Уже по нему, не говоря уже о доме, можно было судить о том, что его хозяева занимают высшую позицию в табеле о рангах этого маленького городка.
— Нравится? — спросила Лена, — Неплохо, да?
— Да… — вынужден был признать Павел, постукивая ногой по мраморной дорожке, ведущей от калитки к дому.
— А это тот самый легендарный белый мрамор. Его еще немного добывают в сотне метров от плотины.
— Я смотрю, начальник Мраморной ГЭС — самый уважаемый и богатый человек в городе?
— Ну, это ты еще дом нашего мэра не видел. Хотя в чем-то он действительно нашему дому проигрывает. Права, честно тебе сознаюсь, не мы его строили, и не по нашему заказу. Этот дом еще Кузнецов построил, в те годы, когда Советский Союз еще был единым и нерушимым, а Мраморная ГЭС еще считалась легендой.
— То есть, здесь когда-то жила Наташа?
— Да. После того, как ее в психушку определили, мэрия конфисковала дом. А затем, когда сюда приехали мы, его отдали нам. В знак благодарности, так сказать, что мы с отцом согласились жить в этой глуши…
Уже не слыша ее, Павел оглядывался по сторонам. Тот самый сад, в котором двадцать лет назад мать отрубили Наташе ноги… Где это было? Вон в том темном уголку у забора? Или вот там, под подсолнухами? И где-то здесь она закопала в землю отрубленные ноги, подчиняясь приказу существа, живущего у плотины. Или рассказ Наташи — все же бред сумасшедшей, и не было никакой мистики — была лишь женщина, тронувшаяся рассудком, когда газонокосилка отхватила ноги ее дочери?
— Проходи! Что встал как столб?!
Когда он вошел, Лена уже носилась по дому со скоростью реактивного лайнера, накрывая на стол и готовя чай.
— Чай? Кофе? — спросила она.
— Кофе…
— Не угадал. Чай!
Павел рассмеялся вместе с ней этой заезженной шутке, и спустя пару минут они уже пили кофе со сгущенным молоком.
— Сейчас перекусим и пойдем на ГЭС, — лопотала, тем временем Лена, — Отсюда недалеко, километра три. Сейчас ее не слышно — напор воды маленький, а по весне, когда тает снег в горах, папе приходится приоткрывать ворота, чтобы плотину не снесло. Вот тогда рокот воды слышен даже здесь.
— Скажи, и не страшно тебе здесь жить? — спросил Павел, блажено откидываясь на спинку стула.
— А чего тут бояться?
