– Оставь себе, Шнееман, – Федор улыбался, видимо, Кирюха здорово поднял ему настроение. – Зря, что ли, коменданта обворовали?
– Так ему и надо, да, Федя? – спросила осмелевшая Юкки.
– Во-во...
Охранник спустился первым. Поднял решетку в полу.
– Ребята, учтите: я и сам не знаю, чего там.
– Думаешь, мы знаем?
– Может, все-таки через черный ход?..
– Нас там ждут, Федя.
– Да я прикрою, если че!
Юкки взяла его за локоть:
– Нельзя, Федя. Ты не знаешь, кто они такие. И будет лучше, если не узнаешь.
Она подпрыгнула и громко поцеловала его в щеку.
Кирюха пожал Федору руку. Тот спросил:
– Домой едете? Вдвоем?
– Вдвоем! – довольным голосом сообщила девчонка.
Кирюха ущипнул ее за руку: не болтай лишнего! Сел на пол, спустил ноги в отверстие и спрыгнул вниз.
Низвержение в Фекальстрем прошло удачно. Кирюха приземлился на обе ноги, оказавшись по пояс в скверной воде, что неслась быстрым потоком. От ее запаха выворачивало наизнанку, пришлось дышать ртом.
Включил фонарик. Толстый луч вырвал из темноты круглый кусок влажной стены, сложенной из темного кирпича.
– Ну как там? – крикнула Юкки, просунув голову в дыру.
– Сойдет.
– Я прыгаю. Поймаешь?
– Прыгай, не разобьешься. Здесь не очень высоко.
– Ну, ладно...
Он отошел в сторону. Юкки упала сверху – Кирюху окатило целым фонтаном вонючей воды.
– Эй, ассенизаторы! Я решетку не закрываю пока? – спросил Федор.
– Не закрывай. Если что – мы еще вернемся.
– Эх и вони-и-ища! – брезгливо протянула Юкки. – Куда идем, сладкий?
– Туда, куда вода течет, кисуня. Рано или поздно выйдем к выходу.
Побрел по течению, сжимая фонарик левой рукой, кинжал – правой. Вполне вероятно, думал он, что здание общежития окружили не только на поверхности, но и под землей. Хотя вряд ли. В крайнем случае они могут взять под наблюдение ближайшие канализационные люки.
Но где они? Кирюха время от времени обшаривал потолок лучом – ничего похожего на выход. Под потолком пролегали толстые трубы, кое-где имевшие огромные отверстия-зевы, сквозь которые с громким плеском выливались и пополняли подземную реку фекальные водопады.
Под ногами было омерзительно скользкое, кое-где шершавое дно. Юкки молчала и не разжимала рук, вцепившихся Кирюхе в спину.
Брели, пока не наткнулись на решетку, перегораживавшую тоннель. Металлическая лесенка возле решетки вела к люку.
– Ну, что, попытаем счастья? – спросил Кирюха.
– Мы достаточно далеко ушли?
– Думаю, да.
Кирюха уже лез вверх. Поднял люк – снаружи была кромешная тьма. Включил фонарик, лучом света обшарил помещение.
Это была заброшеная котельная: чугунное забрало топки, пустые ящики, лопаты. На полу – серая пыль, кое-где – куски угля.
– Все чисто. Вылазим.
Вылезли.
– Мне страшно... – шепнула она.
– Мне тоже. Может, завоем на два голоса? – Кирюха сдернул со спины рюкзак. – Их здесь нет и не должно быть. Все спокойно.
– Ты меня успокаиваешь или себя?
– Отставить панику, – отрезал он. – Одеваемся.
– Смыть бы все это дерьмо с себя...
– Ничем не могу помочь, – он скинул вонявшие канализацией штаны, бросил в угол. Вытряхнул из рюкзака обувь, брюки и шорты, вместе с ними – мохнатое полотенце. Наощупь вытер ножки Юкки – тщательно, насухо. Вытерся сам, выбросил полотенце. Натянул брюки, обулся, подхватил с пола фонарик.
– А выход где, Кирюша?
– Кажется, вот он.
Луч упирался в дверной проем, заложенный серыми огрызками кирпичей, между которыми коряво пучился застывший цемент.
– И что? Выходит, зря одевались?
– Фиг тебе, – Кирюха отдал Юкки фонарик. – Свети.
Подошел к кирпичной кладке, надавил на нее ладонями. Поковырял цемент клинком.
– Да здравствует наш русский тяп-ляп... – пробормотал он и пнул неряшливо сложенный кирпичный заслон ногой. При свете фонарика прекрасно было видно, как пошатнулась стенка.
Кирюха разбежался и атаковал препятствие плечом, вложив в толчок массу собственного тела, помноженную на скорость. Заслон обрушился, Кирюха очутился на полу среди обломков кирпича. Юкки кинулась к нему, стуча об пол каблучками туфель:
– Живой?
– Как всегда! – он бодро вскочил на ноги.
Юкки посветила по сторонам.
Помещение с низким потолком было уставлено огромными агрегатами, в которых Кирюха узнал допотопные типографские станки. Кое-где валялись кипы газет, увязанные шпагатом. Под ногами хрустели осколки разбитых ламп.
– Заброшенная типография... – негромко проговорил Кирюха. Он вдруг замер на месте: – Тихо-тихо!
– Что? Думаешь, засада?
Парень крепко сжал в пальцах рукоять кинжала:
– Надеюсь, что нет, – он перешел на шепот. – Замолчи и не дыши. Прислушайся!
Юкки покорно замолкла. Едва настала тишина, фонарик в ее руках задрожал, затем заплясал – чутким ушком она уловила чей-то громкий вздох в нескольких шагах от себя.
– Стой на месте! – шикнул Кирюха. В отличие от подружки, он не стал паниковать, услыхав чужое дыхание – наоборот, почувствовал небывалую легкость: профессионал, засевший в засаде, не стал бы выдавать себя столь глупым образом – ни вздохом, ни кашлем, ни щелчком затвора. Это значит, что здесь, в пустом заброшенном здании прячется кто-то более-менее безопасный: бомж или наркоман, а может, зомби-алкоголик, вроде тех, что попытались убить Кирюху в «янтарном» доме. Словом, ничего страшного. Если кинется в драку – напорется на «Ладонь призрака», да так, что мало не покажется.
Дыхание стало громче. Невидимый обитатель заброшенной типографии приближался, шаги его были тихими – даже не шаги, а еле слышные щелчки.
Кирюха схватил Юкки за трясущуюся лапку и направил луч фонарика в сторону незнакомца. Он увидел невысокую – ростом с десятилетнего ребенка, но очень широкую тушу, что стояла на четырех ногах, занимая собой проход между рядами печатных станков, и громко дышала, раскрыв здоровенную пасть.
– Пес... – удивленно прошептал Кирюха.
