Я промолчал.
– Ты правда хороший, Плакса. В тебе есть что-то первозданное. Диковатость какая-то. Ты не похож ни на одного яйценосца. (Аня так величала всех без исключения мужчин.) Они все на принципах, на понтах. Гордые, постоянно кому-то что-то доказывают… А ты – ты такой, как есть, и не стремаешься. У тебя все будет нормально. Но не сейчас и не здесь. Может быть, – подчеркиваю, может быть, – Таня чувствует к тебе то же, что и ты к ней, и ей важно сохранить это волшебство. С ее избранником у нее все будет очень обычно и пошло. И ссориться будут по пустякам, и скандалить. А ты, Волшебный Мальчик, озарил ее жизнь на две недели и уехал обратно в свою волшебную страну. И она таким всегда будет тебя помнить и любить. Я для чего это говорю: не вздумай ее преследовать. Не вздумай! Займи себя чем-нибудь: пиши песни, играй в компьютерные игрушки, смотри телевизор до опупения, работай, учись, бейся башкой об стену. Если будешь бегать за ней и умолять вернуться, себе же сделаешь хуже. Разбередишь всю душу на фиг. Ну иди сюда!
Она стиснула меня в объятиях. Я обнимал мою верную Аню обеими руками и горько плакал о погибшей мечте. Она гладила меня по голове.
– Плачь сколько хочешь, Плакса, – серьезно говорила моя подруга. – Я тебя не прогоню. Только не лей в себя алкоголь и вены не режь…
Внезапная мысль заставила меня вырваться от Ани, схватить ее руку и сорвать с запястья напульсник, который она еще ни разу не снимала при мне.
Так и есть – под ним оказался темный рубец. Тот самый, который уничтожил мой любимый пушистый одуванчик и создал новую Аню – жесткую, угловатую, резкую, стриженную под мальчишку.
– У тебя тоже была такая история? Поэтому ты так изменилась? Ты пила? Пыталась покончить с собой? Из-за этого тебя исключили?
На все мои вопросы Аня только кивала.
– Меня даже в психушку клали на целый месяц, – негромко проговорила она.
Мы снова обнялись. Аня смотрела с искренней жалостью:
– Так неохота с тобой расставаться… Я буду скучать.
– Я тоже, Аня… Завидую я тебе. Как бы сейчас все бросил к едрене фене да поехал с тобой!
На прощание я расцеловал Аню в щеки, соленые от моих же слез.
Не один я рыдал в тот вечер. Дома меня встретили вопли и громкие всхлипы. Их издавал мой в стельку упитый папаша, уткнувшись лицом в крышку кухонного стола и сотрясаясь всем проспиртованным телом.
– Ну чего опять, старый черт? – поинтересовался я.
– Госссподи… – простонал родитель. – Мальчик… Что же это такое? Ведь он же не виноват, что таким родился… А?.. А они его… Побираться…
Все понятно. Он опять вспомнил рассказик Бунина «Дурочка» – про то, как один семинарист отымел девочку-дауна, у них родился невероятно уродливый отпрыск. Потом вместе с мамочкой им пришлось жить милостыней.
Как быть в такой ситуации? Урезонивать – особенно в жесткой форме – стоит того, кто орет и дебоширит, а так… и противно, и жалко.
Через полчаса зазвонил телефон.
– Хорек на проводе, – ядовито проскрипело из трубки. – Где тебя носит, я весь вечер названиваю!
– Где носит, там и носит. Изложи суть дела.
– Суть дела? Собирайся и приходи на мост.
Вот ведь! Даже от этого бычкососа бывает польза.
Мы повстречались с Хорьком на мосту.
– Здорово, Ромыч! – Он хлопнул меня по лопатке.
Эта его привычка уже достала меня.
– Ты, грызун, еще раз до меня дотронешься, челюсть сломаю!
Хорек только осклабился гнилыми зубами:
– Да ладно тебе! Слыхал, чего в городе творится?
– Чего?
– «Доктора» озверели. Решили выцепить по одиночке всех, кто был на нашем концерте, человек восемь вчера уже в больницу отправили. Представляешь: нашему Фоме почки отбили! А Криттер со своими ребятами поломали пару «докторишек».
Я не верил своим ушам:
– Как так? Я думал, они на нас больше не полезут!
Хорек окрысился:
– Наивный ты, Ромка! Они на нас не полезут, только если все дружно в гробы лягут. Короче, тема такая: сегодня в двенадцать ночи будет грандиозная стрела, «доктора» против неформалов. Что скажешь? Нас же теперь вон сколько! Устроим красно-белым Варфоломеевскую ночь и утро стрелецкой казни!
– Ты что, хочешь меня втянуть в это дело?
– Как – «втянуть»? Мы с тобой оба давно уже втянуты. Ведь концерт мы для кого давали? Для всех нормальных людей нашего города, ты же сам говорил! А если мы не раздо€лбим «докторов», то и нормальных людей скоро не останется.
– При чем тут концерт, Хорек? Музыка – это одно, а разборки – другое. В эти игры я не играю.
– Какие игры, Плакса? Чего ты гонишь, я тебя вообще не понимаю! Какие уж игры, когда хороших ребят уродуют?!
– Не ори на меня, придурок! – рявкнул я. – И не дыши мне в лицо! Делайте что хотите, хоть перережьте друг друга, мне без разницы! Я в этом не участвую!
– Да что с тобой? Что, проблемы какие-то?
– Ну допустим… – Отпираться я не стал, ибо все и так было видно по моему лицу.
– Что за проблема-то?
Проблем было много, я упомянул лишь одну:
– Аня уезжает из города.
Он ухмыльнулся:
– Это и вся проблема? Ну пусть уезжает. Другого барабанщика найдем!
– Да не в том дело… Она – мой лучший друг.
– Что? Друг? Ну, Ромка, ты и дал! – захохотал Хорек.
– А что? – не сразу понял я.
– Какая же дружба может быть с бабами? Разве с бабами можно дружить?
В исполнении Хорька слово «бабы» звучало как ни у кого грязно. Это меня взбесило.
– С бабами – нельзя, – резко произнес я. – А с прекрасными дамами – можно!
Он снова зашелся смехом:
– Тоже мне, дамы! Вот ты, Ромыч, только с дамами и дружишь!
– Хорек, ты как маленький! Мы с тобой не в детском саду – какая тебе разница, с кем я общаюсь?
– Такая, что это недостойно мужика! Ты скоро сам станешь дамой!
Лучше, разумеется, стать таким же замечательным, как ты…
– И что? Нам всем не мешало бы стать немножко женщинами!
– Чего?! Плакса, я тебя вообще не понимаю, чего ты буровишь?! – переполошился Хорек. По его мнению, я только что призвал к однополой любви.
– Поставим вопрос так: чего тебе от меня надо, Хорек?
В моем голосе сквозила такая неприязнь, что Хорек сделал паузу и перестроился на другой, проникновенный и слегка подхалимский тон:
– Плакса – или Ромка, как тебе больше нравится – вот я что хочу сказать: между нами, конечно, часто непонятки возникали, ну да это все фигня. Ромка, ты мой друг.
– А меня ты позабыл спросить, хочу ли я быть твоим другом?
– Что значит – хочешь? Ты и есть мой друг.
Требовалось внести некоторую ясность.
– Хорек! Я хоть раз называл тебя своим другом?
