последствий, какие произошли. Он думал, что Леонид Львович обрушится на него, Лаврика, так что ему придется пострадать от своего чувства, быть оскорбленным героем и вместе с тем он надеялся, что обиженный муж найдет средство прекратить, столь ненавистный для Лаврика, Лелечкин роман. Так что, все неприятное произошло бы помимо Лаврика, а он сам остался бы невинным, но любящим страдальцем. Разумеется — он не так точно соображал все эти перспективы, а действовал, так сказать, по вдохновению, как Бог на душу положит, но все его бессознательные поступки и слова имели такую связь, или отсутствие связи, что объяснения им никак нельзя было найти другого, как именно вышеуказанный план, который смутно все-таки у него был. И что же? вышло совсем не то. Леонид Львович дружески предложил ему быть союзником для уничтожения того романа, который Лаврику был столь тягостен. Но как же Лаврику вести себя с Еленой Александровной? и кем он перед ней оказался? Влюбленным мальчишкой, который из ревности и досады выдал ее мужу. Было очень трудно найти какую-либо благородную видимость для этого поступка. Вместе с тем, та невинность отношений, которая, делая их роман безопасным, позволяла ему расцветать, теперь показалась ему обидной и оскорбительной. Опять его считают ни за что, даже этот колпак муж, который для того, чтобы прекратить роман с Лаврентьевым, обращается к нему, Лаврику, его- то самого считает совершенно безвредным для своей чести. Лелечка же просто водит его за нос, разыгрывая с ним идеальную любовь и живя со стрелком. Разве так разговаривают обманутые мужья с людьми, с которыми они считаются? Как бы поступил сам Лаврик? ах, жена моя изменяет с другим, и по дружбе рассказала вам это? то, что вы мне сказали об этом, — подло, но благодарю вас. Но у вас, кажется, у самих какой-то роман с женой? да? — «Да». — Вы очень откровенны! — Бац в ухо.
Это бы Лаврик понял. Но вести, как теперь, какую-то скучную канитель, было ему непонятно и тягостно. Кроме того, он не переставал любить Елену Александровну или, по крайней мере, быть в нее влюбленным. И вот в таком-то расстройстве души и сердца он должен был объясняться с Еленой Александровной накануне ее решительного отъезда, причем это объяснение считалось почему-то Леонидом Львовичем очень важным. Он сам себе казался запутанным до противности. Вдруг ему явилась мысль, которая будто устраивала весь этот неустроенный сумбур. «Я скажу все откровенно Елене Александровне, а потом уеду, пускай разбираются, как сами знают».
Елена Александровна лежала на кушетке, что вовсе не было в ее обыкновении, когда пришел к ней Лаврик. Она совсем не была похожа на человека, которому предстоит большое решение. Казалось, ей просто было скучно, как бывает со всеми. Та же обыкновенная скука была слышна в ее словах, которые она, не вставая с места, обратила к Лаврику.
— Вот завтра я и еду…
— Какой-то вы вернетесь к нам? и вернетесь ли вообще?
— Как же иначе? Что вы думаете, Лаврик?
— Вы отлично знаете, что я думаю. Так же как и я знаю, что значит ваш отъезд.
— Откуда вы знаете это, Лаврик? Может быть, вы — пророк, или ясновидящий?
— Вы сами мне все сказали, Елена Александровна; где мне быть пророком? — Да, конечно… я и забыла. Помолчав, Елена Александровна начала:
— Сегодня такое солнце, что мне хотелось бы поехать куда-нибудь дальше, чем в Ригу… по морю.
И она мечтательно умолкла. Тогда Лаврик откашлялся и сказал:
— Елена Александровна!
— Что, мой милый?
— Я должен вам сказать…
— Сегодня не нужно говорить… Сегодня так хорошо и спокойно… Может быть оттого, что я устала… мне бы не хотелось сегодня ничего слушать.
— Елена Александровна! — еще раз повторил Лаврик. И вдруг, быстро подойдя к кушетке, встал на колени и заплакал.
Лелечка несколько взволновалась, хотя какая-то лень еще оставалась в ней.
— Но что с вами, друг мой? Что с вами! вам жалко, что я уезжаю, и вы хотите просить, чтоб я осталась? Вы сами знаете, что это невозможно…
— Нет, я совсем не о том.
— О чем же? Ну вот, я вас слушаю. Зачем же так расстраиваться? Стоит ли?
— Елена Александровна…
— Ну, в чем дело?
— Елена Александровна… я — невероятный негодяй… Я все рассказал вашему мужу…
Елена Александровна несколько раскрыла глаза, будто не понимая, о чем он говорит.
— О чем рассказали мужу?
— Ну, о вас… все, все, что я знал. Я выдал, я предал вас! Елена Александровна, по-видимому, не рассердилась, не растревожилась, не упала в обморок, а наоборот — глаза ее загорелись каким-то интересом.
Спустив ноги с кушетки, она быстро и суховато проговорила:
— Как же можно было быть таким неосторожным? Ну, скажите подробно, — что вы сказали, и что сказал муж?
Лаврик сбивчиво и спутанно рассказал ей все. Когда он кончил, Елена Александровна стала быстро ходить по комнате, ничего не говоря. Лаврик у кушетки ждал, ни жив, ни мертв.
— Где у меня были глаза? Где у меня было сердце, где у меня был вкус, воображение, как я могла быть такой примитивной? ведь это встречается раз в жизни — и эта влюбленность, это предательство, эта преданность и слабость, эта жестокость, эта невинность и развращенность и, наконец, ах, эта красота! Я вела себя, как последняя прачка. Я только сейчас себя узнала… Лаврик, не вините меня за это! Она села на пол рядом с Лавриком, стоявшим на коленях, и обняла его за шею. Лаврик будто не соображал, где он и что с ним делают, а Лелечка, не останавливаясь, говорила ему:
— Ведь вы не можете себе представить, Лаврик, какая это прелесть, какая это сложность и тонкость. Ведь это только в Италии в 16-ом веке бывали такие отравители, как вы. Это решено — вы потихоньку едете завтра со мной в Ригу. Какой это будет праздник! И вы мне там все, все расскажете об Оресте Германовиче.
Лаврик сказал чуть слышно, но довольно твердо:
— Да, и в Риге вы сделаетесь моею совсем.
— Вот, Лаврик, наконец вы сделались мужчиной! Через любовь, через предательство — вы закалились. Да, да! там я буду совсем вашей… Мы поселимся в старой гостинице. Я буду вас целовать, целовать, как теперь.
Лаврик, несколько отстраняясь от поцелуев, спросил деловито:
— А что будет через неделю, когда мы вернемся?
— Через неделю? Чему же быть? Что и теперь, только мы будем счастливы.
— Нет, насчет вашего развода и г. Лаврентьева.
— Какой вы глупый! Не все ли вам равно, за кем я замужем, раз я ваша совсем. Ну, не будьте букой! Смотрите — какое солнце. Дайте — я вас поцелую в последний раз, и идите собираться. Смотрите, чтоб не заметил Орест Германович.
Лелечка опустила глаза, задумавшись.
— Он — прекрасный и большой человек! Может быть, мы плохо поступаем? Я не знаю. Когда я вижу вас, я ничего не знаю, кроме ваших губ, ваших глаз, вашей тончайшей сложной души и вашей любви, небывалой, как солнце! Постельного белья, — ну, там, полотенец, — можете не брать, беру с собой достаточно.
Глава 16
Поездка в Ригу вышла далеко не такой, как предполагали ее наши путешественники. Ехали они не вместе, так как Лаврик поехал только на следующий день, чтобы не возбуждать лишних разговоров и
