даже конституцию СССР!), поэтому свои соображения я не могу подкрепить соответствующими ссылками и цитатами. Однако мне хотелось бы отослать суд к книге «Особо опасные государственные преступления», вышедшей где-то в году 65, – там утверждается, что измена родине может быть совершена лишь с прямым умыслом причинения ущерба государственной независимости СССР. Наличие такого умысла у нас следствием не установлено. В данном случае можно говорить только об эвентуальном умысле, каковой состава измены родине, на мой взгляд, не образует.
Я считаю, что каждое государство, ратифицировавшее «Всеобщую Декларацию прав человека» (а СССР ее ратифицировал), обязано реально гарантировать каждому своему гражданину осуществление прав, о которых говорится в этой Декларации. В том числе и ст. ст. 13, 14 и 15. Лишь в ответ на вопиющее попрание моих человеческих прав я решился на бегство за границу. Это был акт отчаяния.
Мы не собирали сведений о военном потенциале СССР, не перерисовывали двух-свайных деревянных мостов (к иным у нас нет доступа), не подкрадывались к государственным секретам… Я полагаю, что нельзя нас судить, исходя из предположения о том, как бы мы вели себя за границей и как пропагандистская служба тех или иных государств оценила бы наш побег. Если же говорить о престиже СССР, то нет никакого сомнения, что ответственность за ущерб таковому несут те, кто, лишив нас возможности выехать за границу легальным путем, спровоцировали покушение на нелегальный выезд, а теперь обвиняют в измене родине, нанося самим фактом такого обвинения наиболее ощутимый удар по престижу СССР. Ибо во всех цивилизованных странах побег за границу расценивается не более как мелкое правонарушение. Нет сомнения в том, что
Военный трибунал признал, что расширительное толкование понятия государственной измены, практиковавшееся в 3-м райхе, давало возможность нацистским судьям выносить смертные приговоры за деяние, являвшееся мелким правонарушением в глазах всего остального человечества; Военный Трибунал признал такое расширительное толкование понятия государственной измены военным преступлением и преступлением против человечества.
Не отрицая факта покушения на побег за границу, я категорически не согласен с квалификацией его как измены родине, считая такую квалификацию результатом противоправного, расширительного толкования понятия измены родине.
Относительно ст. 93 ч. I УК РСФСР (о хищении государственной собственности в особо крупных размерах). Ни у кого из нас не было намерения присвоить самолет. Мы убеждены, что он был бы возвращен государству-владельцу. Поэтому о хищении не может быть и речи. Тут можно было бы говорить о попытке временного отчуждения государственной собственности, а это нечто иное, нежели хищение. Если некто, поспешая на комсомольское собрание, завладеет чужой автомашиной и, добравшись до нужного ему пункта, оставит ее на площади, полагая, что она вскоре будет обнаружена и возвращена владельцу, то это не образует состава хищения. Хотя до недавнего времени за подобное преступление судили как за хищение, однако затем появилась специальная статья (Уголовного кодекса) об ответственности за угон машины. В нашем случае тоже можно говорить только об угоне самолета, преступлении принципиально однородном с угоном автомашины, если взять за критерий отношение субъекта преступления к объекту. Возможно возражение, что пока еще нет статьи об угоне самолета, а вот когда она появится… А как быть с пароходами, паровозами и малогабаритными космическими кораблями? Да, такой статьи пока нет. Но это не значит, что можно применять статью по аналогии, что не так давно запрещено советским законодательством. В частности признано, что имевшая место практика осуждения угонщиков автомашин как похитителей порочна. В нашем случае ситуация аналогична. Да, статьи об угоне самолета нет. А это значит, что обретает жизнь известный принцип древнеримского уложения: «Нет закона, нет и преступления». Я требую, чтобы нас судили за содеянное – покушение на угон самолета, – но не за хищение, о котором мы и не помышляли.
Для иллюстрации моего подхода к данному вопросу я осмелюсь навязать суду такую дилетантски сочиненную притчу, разумеется памятуя, что она не может исчерпать всех аспектов рассматриваемой здесь ситуации – однако некую суть можно посредством ее выявить.
Некоторому человеку сообщили, что он имеет право на получение определенной суммы, сообщили в уверенности, что он не сумеет даже пожелать обрести ее. Однако – жертва мировоззренческих аномалий – однажды он-таки пришел в кассу. Кассир грубо отчитал его и захлопнул окошечко. И так до семи раз. Сей оказался не на высоте христианского смирения и всепрощения («не до семи, но до семижды…»), а, надеясь получить ему причитающееся, попытался ворваться в помещение кассы, взломав дверь при помощи… ну, чего бы, например,… да вот хотя бы канцелярской ручки – собственности данного учреждения. На этой стадии преступления ему и заломили за спину белые рученьки. Ему, убогому, не то, чтобы невдомек, но совершенно было наплевать на то, что бухгалтер соседнего учреждения подсиживает здешнего кассира и может этот сам по себе незначительный скандальчик обернуть себе на потребу. Преступник считает себя виновным лишь в легкомыслии, которое выразилось в серьезном отношении к слухам о его праве на некую сумму, в последующем раздражении, когда открылась фиктивность этого права да в отсутствии должного смирения. Его же обвиняют в пособничестве врагу-бухгалтеру, измене учреждению и хищении канцелярской ручки. На суде он пытается защищаться, но ему это, разумеется, не удается.
Кроме всего вышеизложенного, меня обвиняют в хранении и размножении антисоветских материалов. В хранении и размножении с целью подрыва существующего в стране политического режима. Ну о своем отношении к советской власти и о причинах, по которым я не намерен ее подрывать, я уже говорил. Добавлю только следующее. Я рассматриваю существующий в стране режим как разновидность тиранической светской религии, божеством которой является государство. О возможности секуляризации России говорить пока не приходится. Можно говорить лишь о смене языческих культов в этой принципиально религиозной атмосфере. Всякая же религия характеризуется особой кровожадностью именно на заре своего существования, – потом она стареет и удовлетворяется поджариваньем еретиков лишь по преимуществу в фигуральном смысле.
Способствовать смене уже дряхлеющей религии другой, молодой – не умно.
Горстка мужественно мыслящих оппозиционеров – явление столь же характерное для России, сколь и чуждое ее национальным корням – погоды не делает и не сделает, очевидно. Число же играющих во фронду то несколько возрастает, то резко падает – в зависимости от колебаний политического барометра. Тут по преимуществу юнцы, таким образом компенсирующие того или иного рода ущербность и наконец в браке обретающие подходящий резервуар для излияния томящих их энергий… Или поседевшие в салонных битвах старцы. Последним никак не откажешь в искренней любви ко всяческим свободам, они даже немало и делают для их реализации, но суть их в выработанном десятилетиями умении чуять ту черту, перейдя которую, плюхаешься в дела, «за которые сейчас сажают». Если сегодня смотрят в некотором смысле сквозь пальцы на самоиздат, он – самоиздатчик, если завтра за самоиздат начнут сажать, он переключится на анекдоты, а послезавтра ограничится либеральным кукишем в кармане, почитая и таковой кукиш за великий подвиг, что и не совсем неверно, если иметь в виду времена, когда сажали людей за то, что они «злобно молчат и антисоветски улыбаются». А похоже, что и мыслящая часть общества с ужасом смотрит на реанимационную возню над трупом гения всех времен и народов. Если бы кто-то высказал мне аналогичные взгляды на существующую ситуацию, я очень понял бы его желание покинуть святую Русь. Не знаю, понят ли я вами? Я еврей и хочу жить в Израиле, на земле моих предков, на земле величайшего из народов. Это однако не значит, что Россия для меня не родина – родина, но и Израиль – родина, и избрал я именно его. В иерархическом ряду ценностей в моей системе отсчета родине отведено, вообще говоря, не первое место – первое там занимает свобода, тем более привлекает меня Израиль – он мне Родина и свобода.
